Чимин нервно измеряет шагами коридор. Он переживает так, будто рожает его женщина, а не жена лучшего друга. А потом, вдруг, встает посреди коридора и громко спрашивает:
— А где Юнги?
— Ээээ. Он тебе не сказал? — осторожно спрашивает Намджун, потирая затылок.
— О чем? — Чимин щурит глаза.
— Ну, он вернулся обратно. В Нью-Йорк.
Где-то внутри у Чимина что-то обрывается.
========== День 21. ==========
Представьте, что вы — Ким Сокджин, неожиданно, правда? Вы сидите на кухне в гордом одиночестве и ковыряетесь вилкой в уже остывшем чачжанмёне. Ваш лучший друг, Пак Чимин, второй день пропадает на работе до ночи, оправдываясь тем, что у них новые проекты. Конечно, зачем признаваться, что он злится на Юнги и себя, в первую очередь. А ваш второй лучший друг прибывает в легкой эйфории, потому что его жена родила ему двух близнецов. Сначала, правда, Хосок вопил на всю больницу, потому что «ты что, женщина, обалдела рожать сразу двоих? А я тебе говорил, что надо было ходить на узи! Но нет, зачем нам это?». На следующий день Хосок, конечно, успокоился и не отлипал от Мины и своих очаровательных малышей.
Джин глубоко вздыхает и обводит грустным взглядом свою пустую кухню. Намджуна нет в его квартире уже третий день, и Сокджин откровенно по нему скучает. Он даже не думал, что успел привыкнуть к постоянным погромам, проблемам этого большого ребенка, к его постоянному чиханию и влезанию в разговоры с любимой мамой. Та, кажется, начала что-то подозревать об ориентации сына, когда в очередной раз услышала на фоне «твои ножки потрясающе смотрятся в этих брюках», сказанное мужским, хриплым голосом. Джин тогда знатно покраснел, но в ответ лишь шикнул громко и зубами клацнул.
А сейчас Сокджин сидит один и мечтает о том, чтобы Намджун говорил все, что его душе угодно, лишь бы говорил. Джин уже тянется рукой к телефону, в десятый раз за вечер, да, когда слышит трель дверного звонка, которая разносится одинокой мелодией по квартире. Ким кидается в коридор со всех ног, а перед самой дверью тормозит и не решается открыть. Поэтому смотрит в глазок и выдыхает, даже не замечая, что успел задержать дыхание.
— И что ты здесь забыл? — спрашивает Джин, когда, наконец, открывает дверь и смотрит на гостя максимально презрительно.
— Тебя? Свое личное божество? — смеется Намджун и проходит в квартиру, будто это его дом. Хотя… это уже давно так.
— Я, кажется, сказал тебе не приходить.
Джин складывает руки на груди, еле сдерживая счастливую улыбку, которая пытается прорваться сквозь его напускное безразличие.
— Ну, а я, кажется, плевал на твои слова, — парирует Джун и топает на кухню, крича попутно: — надеюсь, у тебя есть еда.
Сокджин поправляет разбросанные чужие ботинки, аккуратно ставя их на коврик, и идет следом, в душе ругая себя за то, что ничего не готовил уже несколько дней. Когда он заходит на кухню, Намджун брезгливо ковыряет одной палочкой в холодной лапше, а потом открывает холодильник, чтобы притворно ужаснуться.
— Признавайся, тебя ограбили?
— Никто меня не грабил.
— Еда сама ушла от тебя? Иначе, где она?
— В магазине. Не знал? Еда, обычно, в магазине. Иногда она еще растет на полях, в лесу, живет в загонах, растет на деревьях…
Джин не успевает договорить, потому что его затыкают чужие губы. Намджун прижимает его к стене, крепко обнимает за талию и кусается, требуя ответа. Сокджин не шевелится, скорее, от шока, чем от нежелания или упрямства. А Намджун прерывается, внимательно всматриваясь в чужие глаза напротив.
— Ты не божество, а осел упрямый, — заключает он, нервно облизывая губы.
— Вау…
— О, в прошлый раз ты тоже так сказал.
— В прошлый раз? — удивленно спрашивает Джин, потому что он что-то не помнит никакого прошлого раза.
— Ну, когда ты напился, а я тебя спать укладывал.
— Мы поцеловались тогда? — в ужасе отшатывается Сокджин, плюхаясь на стул позади себя.
— Расслабься, ты просто пьяным взглядом наблюдал за тем, как я облизывал губы, пока раздевал тебя.
— Ой, бля-я-я.
— Божества не ругаются! — шуточно поражается Намджун, заставляя Джина рассмеяться.
— Господи, ты такой идиот.
— Идиот, который чертовски в тебя влюблен.
Сокджин краснеет, отворачивается к столу и предлагает заказать какой-нибудь пиццы. Джун на это корчится, пытается требовать нормальной еды, но в итоге соглашается, потому что Джин смотрит из-под ресниц и улыбается миленько так. Они перемещаются в гостиную, потому что пиццу обещают привезти только через полтора часа, и усаживаются перед телевизором. Вернее, Намджун усаживается, а Джин стоит в проходе и внимательно на него смотрит.
— Ну, что? — не выдерживает Джун.
— А ты всегда таким красивым был?
— Нет, это я только по средам такой неотразимый, — язвит Намджун, а Джин удивленно выгибает бровь.
— Господи, вы только посмотрите, мой фанат научился у меня сарказму. Мне больше незачем жить — ученик превзошел учителя.
Намджун смеется и встает с дивана, чтобы потянуть Джина за руку и усадить себе на колени. Тот шокировано замирает и смотрит куда-то в одну точку, боясь даже шевельнуться.
— Ты… Эээ, — теряется Сокджин, переводя взгляд прямо на Джуна, — у тебя проблема в штанах.
— О, да, все в порядке. Я просто хочу тебя.
— И с каких только пор ты смелый такой?
— С тех самых, как ты признал, что я нравлюсь тебе.
— Но я не говорил такого! — шипит Джин, но его вновь затыкают мимолетным поцелуем.
— Ты слишком много болтаешь для божества. Кстати, Чимин со мной не разговаривает.
— Еще бы! Ты, наверняка, знал, что Юнги собирается улетать.
— Но он позвонил мне уже из самолета!
— Да ну? И это не один из твоих идиотских планов? — щурит глаза Сокджин.
— Эй! Мои планы самые роскошные.
— Ну, для детского сада — да.
Намджун притворно обижается, вздергивает подбородок и отворачивается, тыкая длинным пальцем в щеку.
— Целуй! Иначе буду обижаться весь вечер.
— Вот еще! Размечтался, — усмехается Джин.
Он встает с чужих колен, но его тут же тащат обратно, опрокидывают на спину и нависают сверху.
— Сегодня трахну божество, — улыбается Намджун и целует, пока его не обругали.
Джин дергается, кусается, шипит, а потом сдается и обмякает в чужих руках. Он устал бороться с собственными чувствами. Ему нравится этот мужчина, безумно нравится, и пора прекратить это бессмысленное отрицание. В конце концов, ему уже не двадцать, чтоб ото всех нос воротить и строить из себя одну сплошную независимость. Да и секса у него давно не было, так давно, что Джин возбуждается, стоит Джуну поцеловать его в шею.
Намджун довольно улыбается, когда слышит чужой тягучий стон, и оставляет яркий засос прямо на кадыке. Ведет языком вверх, обводит скулы, прикусывает мочку уха и целует за ней. Джин в ответ дергается и прижимает мужчину к себе, впиваясь пальцами в аппетитные ягодицы.
— Ой, глядите, ему нравится, — шепчет Намджун в самое ухо, тут же облизывая его.
— Заткнись, — рычит Джин в ответ и тянется к чужим губам.
Джун отвечает мгновенно, языком в рот лезет, сплетает с чужим, зубами сталкивается и отрывается, слизывая с пухлых губ слюну. Сокджин мычит одобрительно и тянет вверх чужую футболку, чтобы снять ее и мгновенно спуститься чуть ниже, засасывая сосок. Намджун хрипло выдыхает и опускает голову, безумными глазами всматриваясь в мужчину под собой. Тот лишь улыбается хитро, ресницами хлопает и рукой оттягивает второй сосок, получая протяжный стон. Стонет Намджун потрясающе, Джин даже жалеет, что раньше не позволил этому мужчине себя повалить. Идиот. Столько упускал.
Сокджин от досады кусает сосок больно, и Джун вскрикивает, обиженно прикусывая губу. Джин поднимается вверх, дарит извиняющийся поцелуй и сам стягивает свой свитер. Намджун приподнимается и залипает, изучая длинную шею, тонкие ключицы, широкие плечи, идеальную кожу цвета песчаного пляжа и тонкую дорожку волос, которая теряется под джинсами. Он мягко целует шею, едва касается языком сосков и ведет вниз, мягко оглаживая пупок. Джин прогибается в ответ в спине. Намджун откровенно кайфует от чужой реакции на свои действия, поэтому вырисовывает узоры языком на коже под пупком, параллельно расстегивая джинсы Сокджина. Он помогает, чуть приподнимая зад, и позволяет стянуть ненужную вещь вместе с боксерами. Намджун смотрит на чужой член, который стоит, показывая, как сильно возбужден Ким, и не может удержаться от комментария:
