Тот, собственно, нашелся в туалете, в закрытой кабинке. И открывать не собирался от слова «совсем».

— Юнги, не глупи.

— Отстань.

— Юнги, я пролезу под дверью.

— Толстый слишком.

Чимин бы задохнулся от возмущения, скажи ему это кто-то другой. Но это сказал Юнги, который боготворил Пака и его фигуру. Поэтому Чимин лишь вздохнул и полез на унитаз в соседней кабинке, перевешиваясь через тонкую стеночку. Юнги сидел на бачке, громко вздыхая и испепеляя деревянную дверцу взглядом.

— О чем грустишь, красавица? — спросил Чимин и улыбнулся, когда на него поднялись два испуганных глаза, а сам Мин полетел с бочка на пол.

— Ты обещал лезть под дверью! — взвыл Юнги, потирая ушибленный локоть.

— Так я же слишком толстый.

— Тогда не свешивайся так, а то сломаешь перегородку.

— Упаду лицом в унитаз, вместе посмеемся.

Юнги раздраженно фыркнул и вышел из кабинки, чтобы зайти в соседнюю и снять Пака с унитаза, мягко приобнимая за талию. Чимин благодарно хихикнул, почему-то вспоминая сказку про Рапунцель, где благородный принц спасает девушку из высокой башни. Пак, конечно, не девушка, унитаз — не башня, но вот Юнги в роль принца очень вписался, почему-то. Чимин даже представил его на коне и с красным бархатным плащом. Только картинка быстро переросла в спальню, а фантазия подкинула ролевую игру, поэтому Пак вырвался из чужих рук и облокотился спиной об раковину. Юнги уселся напротив уже на крышку туалета и уставился в пол.

— Решил в прятки поиграть? — усмехнулся Чимин, откровенно залипая на чужие тонкие щиколотки, которые стало видно из-за задравшихся брюк.

— В туалет резко захотелось.

— Спрятать румянец? О, не стоит, он тебе идет.

Чимин откровенно издевался, наблюдая, как Юнги смешно дует губы, мучает пуговицу на манжетах рубашки и безбожно краснеет. Вновь. И у Пака вдруг перехватило дыхание, потому что вот такой Юнги, настоящий и не пытающийся произвести на него впечатление, — необычайно привлекателен. Потому что от такого Юнги по спине бежали мурашки, а где-то в груди разрасталось тепло, которое жглось, пытаясь вырваться наружу.

— Ты красивый, — удивленно признал Пак вслух, мгновенно прикусывая язык.

— Что? — Юнги шокировано поднял глаза.

— Ничего.

— Нет, повтори.

— Я ничего не говорил. И, вообще, что за прикол с подставными парнями? — попытался перевести тему Чимин.

— Э, нет, парень, — Юнги усмехнулся, вновь возвращая себе былую уверенность, — тебе не удастся смутить меня вновь. Повтори.

Чимин отрицательно покачал головой, чувствуя, как румянец Мина предательски переполз на его щеки. Юнги улыбнулся и медленно подошел к младшему, аккуратно поднимая его лицо за подбородок двумя пальцами.

— Скажи это, Чимин, — прошептал Мин, едва касаясь своими губами чужих.

— Отойди!

— Нет, пока не повторишь это, — Юнги медленно обвел языком контур чужих пухлых губ.

— Юнги, прекрати.

— Повтори, и я перестану.

Чимин зажмурился, когда Мин поцеловал его за ухом, но упрямо промолчал. Потому что, во-первых, смутился дико от своих же слов, а, во-вторых, ему нравилось. Да, ему нравилось чувствовать горячие губы Юнги на своей коже. Нравилось чувствовать тепло чужого тела. Нравилось, что руки так по-хозяйски обнимали за талию, притягивая к себе ближе.

— Ты очень красивый. Очень, — выпалил Пак и вылетел из туалета, громко хлопая дверью.

Весь оставшийся вечер Чимин помнил смутно. Точно помнил, что много пил, пытаясь заглушить то дурацкое теплое чувство в груди, а еще много танцевал вместе с Чонгуком и Тэхёном. Последний, правда, больше к Чимину в душу лез, расспрашивая о Юнги и о дурацкой улыбке, которая не желала исчезать с губ друга. Пак лишь отмахивался и отшучивался, не пытаясь признаться даже самому себе.

Юнги начинал ему нравиться.

Чимин усмехается, вновь прокручивая эту мысль у себя в голове, и встает с коврика. Тело затекло от неудобной позы, а живот возмущенно урчал, требуя впервые за день поесть. С утра было не до еды, да и тошнило ужасно. А в течение дня просто не было времени, потому что начальник — козел. Чимин разувается и проходит на кухню, щелкая светильником над обеденным столом. Он не любит яркий свет, предпочитая обходиться торшерами и ночниками, или вообще находиться в темноте. Зато Юнги вечно включает все светящиеся приборы, которые только может найти в доме, потому что однажды вписался в дверной косяк так сильно, что пришлось зашивать лоб. Маленький шрам до сих пор украшает лицо мужчины. Чимину этот шрам нравится, но Юнги он в этом не признается.

Телефон весело трезвонит из кармана, и Пак выплывает из мыслей, принимая входящий вызов.

— Раз вчера ночью я не застал вас в своей квартире, то можно сделать вывод, что вы помирились.

— Ну, мы заключили договор, — смеется в ответ Хосок.

— Я не удивлен.

— Нет, серьезно. Эта женщина составила два договора на три листа и заставила меня все это подписать! Чимин, там был подпункт, который запрещал мне заходить в мой погреб с винами! Она меня, видите ли, к бутылкам ревнует, — жалуется Чон.

— Знаешь, я бы тебя тоже к ним ревновал. Ты о них говоришь с такой нежностью, с какой о Мине никогда не говорил.

— Потому что алкоголь мозги не ебет!

— Ага, зато голову — знатно так, — усмехается Чимин и лезет в шкафчик за обезболивающим.

— Как прошел вчерашний вечер?

— Ну, Намджун облажался, Джин разозлился, Юнги задолбал, а я сбежал.

— Я будто прочитал краткое описание всех дорам, — шутит Хосок. — Ты сбежал от Юнги с вечеринки?

— Сложно назвать вечеринкой распитие алкоголя с собственным начальством, но было забавно. Нет, я сбежал от Юнги.

— Оу, ну, это не в первый раз.

— Нет, ты не понимаешь. Я сказал, что он очень красивый и сбежал.

— Ты мог его этим обидеть, ты же понимаешь?

— Комплиментом? — искренне недоумевает Чимин.

— Тем, что сбежал. Знаешь, у каждого человека терпению приходит конец. Юнги, конечно, упертый и добиваться тебя может долго. Только вот не надоест ли ему игра в одни ворота.

— Я его не просил! И, вообще, мне-то какое дело до его обид! — возмущается Чимин и понимает, что своим повышенным голосом выдает себя с потрохами. — Давай не будем.

— Подожди, у меня вторая линия, — просит Хосок и переключается, оставляя Пака в тишине.

Чимин лезет в холодильник, надеясь найти там хоть какую-нибудь еду. Но с пустых полок ему машет одинокий пакет молока и два куриных яйца. Пак удивляется, потому что таким холодильник в последний раз видел еще до появления в своей жизни Юнги.

— Чимин, — доносится из телефона знакомый голос, и Пак напрягается, потому что Хосок явно напуган.

— Кто звонил? Что случилось?

— Звонил Юнги, а случилась Мина.

— Что?

— Она рожает, Чимин!!! — орет Хосок, а на заднем фоне Чимин слышит, как Мина просит его заткнуться и немедленно отвезти ее в больницу.

— Давай, друг, не паникуй, я соберу наших, и мы тоже скоро приедем.

— Чимин, — говорит, вдруг, Мина, — давай ты приедешь за мной, потому что я не смогу вести во время схваток, а мой муж в панике бегает по дому. О, треснулся головой об дверь. О, он в обмороке. Ой, смешной какой. Бля, схватка. Чимин, давай быстрее!

Вызов сбрасывается, а Пак срывается с кухни, по пути кидая сообщения друзьям. Доезжает до дома Хосока на максимальной скорости и благодарит всех богов, что его никто не остановил. Мина уже стоит возле дома, придерживая своего нерадивого мужа за талию.

— Его нааазад, — тянет она, корчась от внезапной боли. — Знала бы, что рожать так больно, заставила бы Хосока самого это делать. А то, ишь, ребенка он захотел. Мудак.

Чимин смеется с Мины, которая остается собой даже во время схваток, быстро затаскивает друга на заднее сидение и помогает его жене. В больницу старается ехать аккуратнее, но Мина постоянно кричит и обещает оторвать яйца, поэтому Чимин врубает максимальную и уже через пятнадцать минут передает матерящуюся девушку в родильное отделение, а Хосока уводят зашивать рану на лбу. Кажется, они с Юнги дальние родственники. Вскоре подтягиваются Тэхен с Чонгуком, Джин и Намджун. Сокджин косится на последнего и упрямо вздергивает нос, стоит тому лишь заговорить с ним. Зато начинает ехидно улыбаться, как только Джун переводит свое внимание на кого-то другого.