Хосок еще около часа горюет о своих драгоценных бутылках, периодически пускаясь в воспоминания о том, как впервые их увидел, как впервые накопил и купил. Чимин начал даже подумывать, что у Чона есть альбом, где он с этими винами в разных местах, гуляет там, на качелях их катает, с ложечки кормит, шапочки покупает.

— Свою первую я даже назвал красиво так — Пино, ей нравилось.

Чимин хочет уточнить, говорят ли они все еще о бутылках, но по квартире вновь разносится трель звонка, на этот раз очень долгожданная, и Пак срывается в коридор, по пути цепляясь ногой за тумбочку и, практически, вываливаясь в подъезд.

— А ты мне очень рад, — констатирует Юнги, солнечно улыбаясь и спасая Чимина от очередной травмы носа.

— Не поверишь, но я тебя так никогда не ждал! — признается Пак, благодарно повисая в чужих объятиях и даже не пытаясь вырваться.

— Так и будем стоять? Там ведь у тебя трагедия на кухне.

— Там скорее комедиант сидит. Серьезно, Юнги, он говорит о бутылках вина так, будто женат на них, а не на Мине.

— Думаю, она знает, что он любит их сильнее, чем ее, — шутит Мин и проходит в квартиру, все еще таща за собой повисшего на его руках Чимина.

Пак спохватывается, что находится в чужих объятиях уже слишком долго, поэтому резко вырывается, но Юнги ловит его за подбородок своими длинными, мать твою, восхитительными пальцами и внимательно смотрит на чужое лицо. Чимину становится очень неловко и взгляд сразу спрятать хочется. Но он, как назло, блуждает по чужим широким бровям, блестящим голубым волосам, которые кажутся очень мягкими, по аккуратным маняще розовым губам, и воздух вокруг становится, вдруг, очень густым, таким, что каждый вдох дается с трудом.

Юнги внимательно следит за чужой реакцией и ухмыляется собственным мыслям. Начинает приближать свое лицо к чужому, останавливается в нескольких миллиметрах и прижимается губами к ложбинке над чужими губами. Чувствует, как Чимин выдыхает через рот и судорожно вдыхает сквозь зубы. Мин наслаждается реакцией, а потом отстраняется и уходит на кухню, что-то крича Хосоку.

Пак ничего не слышит, у него в ушах гудящая тишина, а на коже горит клеймом чужой нежный поцелуй. Не поцелуй даже, а легкое касание губ. И какого черта он тут стоит и не может даже с места сдвинуться? Ответа не находится, зато колени предательские дрожат и приходится облокотиться на тумбочку, судорожно восстанавливая дыхание.

— О, у тебя открыто, — доносится откуда-то сбоку, очень приглушенно. — Эй! Помоги беременной женщине.

Чимин переводит взгляд на Мину, которая пытается впихнуться в его квартиру, и тут же подскакивает, помогая ей с чемоданом и сумками.

— Погоди-ка, — Пак щурится подозрительно, оглядывает девушку и ее вещи, — я у вас обоих запасной план что ль? Бункер на случай апокалипсиса?

— Ты о чем? — спрашивает Мина, но ответ слушать не планирует и топает на кухню.

Чимин думает, что его несчастную кухню прокляли, или как еще объяснить то, что она притягивает к себе людей.

— Ой, да ты издеваешься! — слышится недовольный голос Хосока. — Я даже уйти от тебя нормально не могу, потому что ты меня везде найдешь!

— Во-первых, это не ты от меня ушел, а я от тебя, — поясняет Мина, усаживаясь мужу на колени и притягивая тарелку с овощами к себе поближе. — Во-вторых, Чимин — мой друг, иди ночуй к другим.

— И с каких это пор он твой?

— С этих самых, милый, ты чей друг?

Три пары любопытных глаз устремляются на Пака, только что вошедшего на кухню. Тот даже ответить не пытается, воет протяжно и уходит в спальню переодеваться. Хватает с тумбочки телефон и кошелек, с кухни забирает Юнги и уходит из квартиры, приказывая мириться, пока его нет.

— Куда пойдем?

— К тебе. Спать, — устало вздыхает Пак и ждет, пока Мин откроет свою машину.

— Ко мне не ходят спать.

— О, а что к тебе ходят делать? Замуж выходить?

— Например, завтракать, — пожимает плечами Юнги и открывает перед Чимином дверь.

— Обязательно позавтракаем, но только после того, как поспим.

— У меня одна кровать в номере.

— Мне уже не впервой с тобой спать.

— Это точно, — ухмыляется Мин, и Пак понимает, что он думает совсем не о том.

— Даже не думай! Я с тобой больше никогда не пересплю! Даже пьяным.

— Ой, что ты говоришь. А еще четыре дня назад лез мне под кофту.

— Тебе показалось. Не принимай свои фантазии за действительность.

— А ты думаешь, откуда у меня укус? Я пытался вытащить тебя из-под своей толстовки, а ты в меня за это зубами вцепился. Маленький проказник, — усмехается Юнги, а Чимин краснеет и замолкает.

Молчит, пока они едут до отеля, пока поднимаются в номер, пока Юнги садится в кресло вместе с ноутбуком и погружается в работу. Чимин на это лишь хмыкает и все еще молча раздевается, оставаясь в одних лишь боксерах. Пак чувствует, как чужой внимательный взгляд скользит по его телу, краснеет и лезет под одеяло, накрываясь с головой. У Мина в номере прохладно и пахнет мятой, поэтому Чимин закрывает глаза и вслушивается в ритмичный звук клавиш.

— Что пишешь? — полусонно спрашивает Пак.

— А я подумал, что ты в молчанку решил поиграть. Новую песню.

— Ты же больше не выступаешь.

— А она не для меня.

— А для кого?

— Спи, Чимин. А то я накажу тебя ложкой для меда.

Тело Пака мгновенно реагирует на такую угрозу, и волна мурашек прокатывает по спине, заставляя обнять колени и прижать к животу.

— Расслабься, — слышится голос совсем рядом, и Чимин чувствует, как матрас рядом с ним проминается, — я накажу тебя, но позже. Ты сам еще попросишь.

Пак хочет возмутиться и разворачивается, чтобы высказать все в лицо. Но не успевает. Чужие губы с силой прижимаются к его. Юнги чуть прикусывает, требуя раскрыть рот. Чимин резко обмякает, когда тонкие чужие руки притягивают к себе, крепко удерживая за поясницу, и послушно раскрывает рот, сплетая свой язык с языком Мина. Внизу живота все скручивается в больной узел, из-за которого хочется скулить. Юнги кладет руку на затылок, углубляет поцелуй, позволяя Чимину захлебнуться в эмоциях, а потом резко отпускает и отворачивается на другой бок. Пак пытается сфокусировать взгляд, но с треском проваливается, поэтому просто закрывает глаза и хрипло дышит. Он готов клясться, что Юнги сейчас ухмыляется. Но поцелуй забирает все силы, и Чимин даже двинуться не может. Он чувствует лишь, как его прижимают к себе за талию, и проваливается в сон, ощущая на груди чужое горячее дыхание.

Дыхание своего мужа.

========== День 18. ==========

Просто представьте, что вы… Да никто вы. Потому что от таких стонов остаться человеком не сможет никто. И, поверьте, если вы все же Мин Юнги, то вы — не исключение. Вы знаете, как стонет Чимин, когда он пьян. Этот звук обескураживает, пробирает до костей, им хочется наслаждаться и слушать вечно. Но вы не знаете, как реагировать и вообще жить, когда слышите стоны трезвого Чимина, который осознает, что происходит, и все равно отдается со всей страстью, на которую только способен.

Юнги просто целует его и длинными, тонкими пальцами вплетается в его ребра, будто изящные ветви оплетают точеную скульптуру. Мин хочет запретить стоны Чимина законом, потому что они могут убить, это гиперзвуковое оружие глобального удара. Такое сводит с ума и лишает последних крупиц разума. А Юнги от Пака кроет уже давно.

Он медленно ведет языком по крепкой смуглой шее, цепляя и останавливаясь на каждой венке, чтобы прочувствовать, как пульс искрой разносится по каждой клеточке этого потрясающего тела. Юнги опускается чуть ниже, прикусывает ключицу, тут же мажет по красному пятнышку языком, и Чимин прогибается. Мин чувствует, как чужие мышцы под пальцами напрягаются, чувствует, как Пак пахом вжимается куда-то ему в бедро, и чувствует, что его муж возбужден. До предела.

Юнги хочется выть от счастья, потому что его хотят. Потому что Чимин сминает простынь руками, чуть приподнимает голову и томно шепчет ему на ухо: