Поп-культура «Я-поколения» 1970-х продолжала прославлять самопотакание собственному Эго. А социологи, окрепнув к концу века числом и влиянием, выступили с новыми аргументами против силы воли. Большинство из них видели причины поведенческих отклонений вне самой личности: бедность, разрывы родственных связей, угнетение и другие издержки окружения, социальных и экономических систем.

Искать факторы вовне всегда удобнее. Это особенно присуще академическим исследователям, которые из соображений политкорректности не желают «осуждать жертву» и признавать, что причины проблем человека заложены в нем самом. Ведь социальные проблемы представляются более разрешимыми, чем личностные, по крайней мере с позиции социологов, постоянно предлагающих новые политические стратегии и программы для их решения.

Сама гипотеза, согласно которой человек может осознанно контролировать себя, вызывала немалые подозрения у психологов разного толка. Фрейдисты утверждали, что в основе поведения взрослого человека лежат бессознательные силы и процессы. Скиннер[6] вообще не придавал особого значения сознанию и другим психическим процессам, если они не проявлялись в реальном поведении. В книге «По ту сторону свободы и достоинства» он утверждал: для понимания человеческой природы мы должны отказаться от старомодных ценностей, вынесенных в заглавие книги.

Многие специфические аспекты теории Скиннера впоследствии были опровергнуты. Тем не менее другие психологи, утверждавшие, что сознательное начало находится под контролем бессознательного, по существу лили воду на ту же мельницу.

Воля стала представляться столь незначительным фактором, что в современных теориях личности она не упоминается вовсе[7]. А отдельные специалисты по изучению головного мозга отрицают ее существование в принципе. Даже в стане философов отказались от использования этого понятия. Обсуждая классический философский вопрос свободы воли, они предпочитают рассуждать о свободе действия, основываясь на своих сомнениях в существовании воли как предмета обсуждения. Некоторые презрительно упоминают о «так называемой воле». Недавно ретивые теоретики-юристы предложили реформировать правовые основы, чтобы отказаться от устаревших ссылок на свободу воли и ответственность граждан.

Баумайстер тоже разделял об-щий скепсис в отношении понятия «сила воли», когда в 1970-е годы начал свою карьеру социального психолога в Принстоне. Его коллеги в то время были больше увлечены самооценкой, чем самоконтролем, и Баумайстер стал одним из первопроходцев в этих исследованиях. Он показал, что люди, уверенные в своих способностях и своей самоценности, более счастливы и успешны.

Почему бы не помочь всем остальным найти способы укрепления уверенности в себе? Это показалось разумной целью и для исследователей, и для широких масс, ринувшихся покупать поп-версии самоуважения и расширения возможностей в бестселлерах с названиями типа «Я ОК – ты ОК» или «Пробуждение внутреннего гиганта».

Однако и в лабораториях, и за их пределами полученные результаты вызывали разочарование. По данным международных исследований, исключительно высоко оценивающие себя студенты-математики из США демонстрировали способности существенно более низкие, чем не столь самоуверенные корейцы, японцы и прочие студенты с менее высокой самооценкой.

В то же время, в 1980-е годы, ряд исследователей стали проявлять интерес к так называемой саморегуляции (под этим термином психологи подразумевают самоконтроль). Воскрешение самоконтроля произошло отнюдь не благодаря изысканиям теоретиков, которые по-прежнему считали его викторианским мифом. Психологи, проводившие полевые исследования, стали часто встречаться с проявлениями чего-то весьма похожего на самоконтроль.

В психологии блестящие теории порой мало что значат. Людям нравится думать, что новые открытия происходят благодаря неожиданному озарению ученого, однако такое представление далеко от практики. Озарение – не самая сложная составляющая. У каждого из нас есть собственное понимание причин своих поступков, и именно поэтому психологов коробит, когда об их открытиях говорят: «Ну, об этом еще моя бабушка прекрасно знала». Прогресс обычно зиждется не на теориях, а на тех, кто найдет умный способ проверить теорию практикой, как это сделал Уолтер Мишел. Он и его коллеги не теоретизировали по поводу саморегуляции (в действительности они приступили к обсуждению результатов своих исследований в терминах самоконтроля и воли лишь много лет спустя).

Команда ученых исследовала поведение детей. Их интересовало, каким образом ребенок учится сопротивляться позыву к немедленному получению удовольствия, и нашли необычный способ наблюдать этот процесс у четырехлетних. Детей по очереди приводили в комнату и показывали им мармелад. Потом их оставляли в одиночестве, но перед этим объясняли условия. Этот мармелад можно было съесть сразу же, но если ребенок сдерживался до возвращения экспериментатора в комнату, он получал в награду еще одну штуку.

Дети вели себя по-разному: одни съедали лакомство сразу же; другие боролись с искушением, но в конце концов уступали соблазну; третьи сумели продержаться целых 15 минут и получали обещанную награду. Те, кому это удавалось, противились искушению, пытаясь каким-то образом развлечь себя, что само по себе было интересным научным фактом для того периода, когда проводился эксперимент, т. е. для 1960-х годов.

Много позже благодаря счастливому стечению обстоятельств Мишелу удалось совершить еще одно открытие. Его собственные дочери ходили в ту же школу в кампусе Стэнфордского университета, где проводились эксперименты с детьми и мармеладом. Мишел уже закончил эти эксперименты и сосредоточился на других вопросах, но дочери еще долгое время рассказывали ему о своих одноклассниках. Мишел обратил внимание: у тех детей, кто не смог сдержаться и дождаться второго кубика мармелада, возникали проблемы и в школе, и за ее пределами.

Для проверки объективности этой тенденции Мишел и его коллеги проследили истории сотен участников эксперимента, уже ставших взрослыми. Они установили, что те, кто проявил силу воли в четырехлетнем возрасте, позже показали лучшие результаты в классах и на экзаменах. Дети, которые продержались в течение 15 минут, получали на вступительных экзаменах в колледж в среднем на 210 пунктов больше в сравнении с теми, кто сдался в течение первой минуты. Дети с сильной волей пользовались авторитетом среди своих одноклассников и были на хорошем счету у учителей. Когда эти дети выросли, их зарплаты впоследствии оказались выше. У них наблюдался низкий индекс массы тела, что означало меньшую склонность к полноте в среднем возрасте. И они легко противостояли наркотикам.

Это был удивительный результат, поскольку очень редко удается статистически обоснованно выдвигать гипотезы по поводу трансформации в зрелом возрасте, опираясь исключительно на данные, полученные от испытуемых в раннем детстве. И выявленное различие стало одним из смертельных ударов по фрейдистскому психоаналитическому подходу в психологии, который подчеркивал значение раннего детского эксперимента как основы формирования взрослой личности.

При подготовке обзора этой литературы в 1990-х годах Мартин Селигман пришел к выводу: имеется очень мало убедительных доказательств того, что эпизоды раннего детства могут особым образом отразиться на становлении взрослой личности, за исключением серьезных психологических травм и случаев голодания. Причем замеченные им немногочисленные значимые корреляции между детскими и взрослыми особенностями (например, приветливый или мрачный нрав) объяснялись скорее генетической предрас-положенностью.