Так, в Средние века население Европы состояло в основном из крестьян, проводивших дни за утомительной работой в поле, а вечера коротавших за кружкой эля. Этим людям не нужно было строить карьеру, пытаясь взобраться вверх по социальной лестнице, и они не ждали наград за свое усердие или трезвый образ жизни.

В деревнях соблазны обычно ограничивались алкоголем, сексом и старой доброй ленью. Добродетель же поддерживалась страхом стать объектом социального порицания, а вовсе не стремлением к совершенству. В средневековом католицизме спасение души в значительной мере зависело от соблюдения ритуалов и стандартов поведения социальной группы и отнюдь не требовало героических актов воли.

В XIX веке фермеры начали переселяться в города, теряя зависимость от сельского священника, давления общины и ее мировоззрения. Протестантское реформаторство сделало религию более индивидуальной, а Просвещение ослабило догматический характер веры. Викторианская эпоха стала переходным периодом, когда моральные устои и институциональные твердыни средневековой Европы постепенно исчезали.

Популярная тема дискуссий того времени – возможность проявления духовности за гранью религии. Теоретические изыскания многих мыслителей-викторианцев поставили под сомнение религиозные устои, тем не менее ученые этого периода продолжали считать себя истинно верующими, будучи убежденными в своем общественном долге – поддержании моральных основ.

Сегодня нам легко посмеиваться над лицемерием и притворной стыдливостью – например, викторианцы декорировали ножки стола специальными занавесями, чтобы не возбуждать вожделения при виде открытых ножек. Если вы почитаете их серьезные проповеди о Боге и долге или безумные рассуждения относительно секса, то сможете понять, почему люди того времени находили утешение в философии Оскара Уайльда: «Я могу противостоять всему, кроме соблазна».

Викторианцы были обеспокоены падением нравов, особенно в городах. И при этом они искали спасения не только в божественной благодати, но и во внутренней силе, которая могла защитить даже атеиста.

Именно викторианцы начали использовать понятие «сила воли», поскольку тогда бытовало представление о существовании некоей силы – своеобразного эквивалента силе паровой машины в период промышленной революции. Люди пытались пополнить свои внутренние запасы этой силы, следуя наставлениям англичанина Сэмюэла Смайлза, изложенным им в «Самопомощи» – одной из самых популярных книг XIX века по обеим сторонам Атлантики. «Сила духа – в терпении», сообщал он читателям. «Самоотречением» и «неутомимой настойчивостью» он объяснял успех всякого человека – от Исаака Ньютона до Стонуолла Джексона[3].

Другой гуру Викторианской эпохи, американский проповедник Фрэнк Ченнинг Хэддок, опубликовал международный бестселлер, названный «Сила воли». Он пытался быть наукообразным, описывая эту силу как «энергию, восприимчивую к увеличению количества и допускающую изменение качества», однако не смог представить обоснований этого определения и не выдвинул предположений относительно сущности этой энергии. Это относится и к Зигмунду Фрейду, который полагал, что «Я» зависит от психической активности, предполагающей сублимацию энергии[4].

Последующие исследователи проигнорировали фрейдовскую энергетическую модель личности. Большую часть минувшего столетия педагоги, психологи и другие авторы словно соревновались друг с другом в стремлении доказать, что никакой психической энергии не существует. И только недавно в лаборатории Баумайстера ученые начали систематические исследования источника энергии личности.

Если вы просмотрите анналы фундаментальных исследований или полистаете подборку книг по самопомощи в книжном киоске аэропорта, то обнаружите, что популярная в XIX веке концепция «воспитания характера» давно вышла из моды. Прежнее увлечение силой воли в минувшем веке заметно ослабло – отчасти как реакция на викторианские причуды, отчасти из-за экономических изменений и последствий двух мировых войн. Продолжительное кровопролитие в ходе Первой мировой войны привело к тому, что многие «напористые джентльмены» бессмысленно погибли, выполняя свой «долг». В Америке и большинстве стран Центральной Европы возобладал более расслабленный образ жизни.

Исключением стала Германия, где, к несчастью, «психология воли» была призвана возродить страну после поражения в Первой мировой войне. Эта карта была разыграна нацистами. Съезд национал-социалистов в 1934 году получил документальное отражение в печально известном фильме Лени Рифеншталь под красноречивым названием «Триумф воли». Нацистская идеология массового поклонения социопату-фюреру мало похожа на викторианскую идею личной духовной силы, но люди не замечали различий. Триумф воли ассоциировался с личностью Адольфа Гитлера.

В упадке воли не находили ничего дурного, а после войны на ее ослабление повлияли и другие силы. Благодаря промышленным технологиям товары стали дешевле, у обитателей пригородов начали появляться деньги, а стимуляция покупательского спроса стала выступать в качестве движущей силы экономики, и новая, изощренная индустрия рекламы призывала потребителя не откладывать покупки.

Социологи отметили появление нового поколения, для которого было значимым мнение соседей, а не развитые внутренние моральные убеждения. Суровые нравственные трактаты Викторианской эпохи о самосовершенствовании начали восприниматься как наивно-эгоцентричные. Новыми бестселлерами стали ободряющие сочинения вроде «Как приобрести друзей и влиять на людей» Дейла Карнеги и «Силы позитивного мышления» Нормана Винсента Пила. Карнеги на протяжении восьми страниц учил читателя улыбаться. Правильная улыбка способна расположить к вам людей, а если они вам поверят, то успех в бизнесе обеспечен.

Пил и другие авторы нашли еще более простой метод. «Главным фактором человеческой психологии является представленное желание», – учил Пил. Человек, воображающий успех, уже находится на пути к нему. Наполеон Хилл продал миллионы экземпляров книги «Думай и богатей», рассказывая читателям о том, что просто следует решить, сколько денег им нужно, записать цифру на бумаге, а затем «поверить, что у вас эти деньги уже есть». Книги этих гуру прекрасно продавались на протяжении остатка века, и бодрая философия воплотилась в лозунге: «Верь и достигнешь».

Эта перемена в общественном характере была подмечена психоаналитиком Аланом Уиллисом, который в конце 1950-х годов раскрыл то, что считал «грязным секретом своей профессии»: фрейдистские методы терапии приводили не к тем результатам, которых от них ожидали. В своей работе «В поисках идентичности» Уиллис описал изменение структуры характера, сопоставляя свои наблюдения с данными времен Фрейда. Викторианские буржуа, составлявшие основную группу пациентов Фрейда, испытывали сильнейшие подавленные желания. И психоаналитикам тогда было очень сложно докопаться до этих скрытых желаний сквозь крепкую викторианскую броню общественных и личных моральных представлений о добре и зле. Метод Фрейда состоял в преодолении этой защиты для установления истоков неврозов и прочих расстройств, поскольку считалось, что глубоко осознанная истинная причина проблемы позволит человеку избавиться от нее.

Однако к середине ХХ века «заслоны» человеческого характера изменились. Уиллис и его коллеги обнаружили, что к пониманию причин своих проблем люди стали приходить гораздо быстрее, однако на следующем этапе психотерапия теряла свою эффективность и лечение часто заканчивалась неудачей. В отсутствие присущей викторианцам твердости характера люди просто не могли изменить свою жизнь, даже осознав причины собственных проблем. Характеризуя «упадок Супер-Эго[5]» в западном обществе, Уиллис использовал фрейдистскую терминологию, но в целом он говорил именно об ослаблении воли – и это было еще до того, как беби-бумеры, созревшие к середине 1960‐х, провозгласили контркультурную мантру: «Делай что хочешь».