— Это было не для того, чтобы убедить тебя, Шерлок, — говорит Джим. Голос у него такой, будто Шерлок его разочаровал. — Вот, что тебя убедит.

Он делает несколько медленных шагов к Шерлоку, не прекращая говорить.

— Мы гении, ты и я. Не игрушечные гении, все эти «ох, наша крошка Салли — просто гений», а те, про кого говорят «посмотри на этих фриков, они гении», — шипит он. — Гении из разряда «как они его выносят», «все же вечно тебя ненавидят, хотя и в подметки тебе не годятся».

Его мелодичный голос падает на октаву — ледяной, эхом отдающийся в подвале.

— Мы бы подожгли этот мир, ты и я, Шерлок, — Джим останавливается в шаге от него. В глазах у него — странный безумный огонек, и будь Шерлок проклят, если по-прежнему не считает Джима завораживающим. — Ты это знаешь, как и я. Мы сделаем так, что служба национальной безопасности покажется ребенком с пластмассовым мечом в руках. Хочешь стать новым царем России? Ты сможешь. Хочешь построить лабораторию размером с Лондон, чтобы тестировать все, что захочешь, без правил, без ограничений, чтобы никто не заглядывал тебе через плечо, не говорил, что ты не прав? Ты сможешь. А хочешь просто посмотреть, как малыши Питер Норрингтон и Томас Харт из начальной школы истекают кровью за тот день в переулке? Пожалуйста, — он наклоняется к Шерлоку, шепчет ему в ухо, горячее дыхание обжигает Шерлоку кожу. — Я могу дать тебе все, Шерлок.

На мгновенье Шерлок цепенеет, медленно втягивает воздух.

— В этом нет необходимости. У меня есть все, что нужно.

Джим отшатывается, лицо уродливо перекошено.

— Неправда!

— У меня есть Джон.

И как только Шерлок произносит эти слова, он понимает — вот последний гвоздь в крышку гроба; стоит ему произнести это, и Джим никогда не простит его, что бы он ни сделал. Но он все равно говорит.

Ведь Джим не упомянул третий вариант. Либо Шерлок присоединится к нему, либо Джим убьет его, либо же он убьет Джима.

— Да ты не понимаешь, Шерлок! — Джим небрежно стягивает перчатки, по одной, и они падают на пол. Он поднимает обе руки, протягивает их к Шерлоку.

Надпись на левой — «Шерлок Холмс».

Надпись на правой — «Шерлок Холмс».

— Всегда был лишь ты, Шерлок, — шепчет он, пронзительно, жалко, уязвленно и с ненавистью. — Так что либо ты выйдешь отсюда со мной, либо один из нас отсюда не выйдет вообще.

— Да, — соглашается Шерлок. — Ты прав.

Отряд спецназа, присланный Майкрофтом, открывает огонь из тени под потолком, и Джим падает.

Шерлок не уверен, не привиделась ли ему слабый отголосок удовлетворения на губах Джима — хотя, может, он просто сходит с ума.

***

Когда Шерлок выходит, снаружи нет ни мигалок, ни сирен. Майкрофт не связывается с мигалками и сиренами, он работает в тишине. Шерлок кивает ему (и в его исполнении это максимально близко к «спасибо»), а потом направляется к тротуару.

Отойдя подальше от черного автомобиля Майкрофта, он стягивает перчатку с левой руки и изучает ладонь. Отчасти он ждет, что имя Джима вот-вот исчезнет — теперь, когда этот человек умер, — но, разумеется, все работает не так. Ему придется навсегда сохранить это имя на себе как напоминание, что Джим Мориарти убит, потому что он хотел получить слишком много — Шерлока, восторг, загадки, мир. И Шерлок знает, что игра никогда не будет прежней, он сам никогда не будет прежним, и внезапно он до ужаса не уверен в том, как с этим справиться. Отчасти он сомневается, рассказывать ли Джону, что случилось, а отчасти хочет, чтобы Джон все узнал, хочет показать, что Шерлок для него сделал.

Как по заказу хлопает дверь кэба на другой стороне улицы, и из машины выбирается Джон. Майкрофт уже умудрился пересечь дорогу и оказаться рядом с ним, и вот он что-то тихо говорит Джону — так, как умеет только Майкрофт, оказавшись там, где он нужен больше всего, за секунду до того, как это осознают все остальные. Шерлок отводит взгляд и снова натягивает перчатку.

Через несколько минут Джон подходит и нерешительно замирает возле Шерлока. Они молча стоят рядом, пока Джон, наконец, не спрашивает:

— Ты в порядке?

И это даже не совсем вопрос, да и не он заставляет Шерлока остановиться.

Он медлит, облизывает губы.

— Я нормально.

Джон изучает его лицо, потом резко кивает.

— Сегодня ты спас много жизней, ты ведь это понимаешь, да?

— Конечно.

Хотя причина, почему он сделал то, что сделал, не в этом, она и близко не в этом, но Джон всегда пытается сделать Шерлока благороднее, чем он есть на самом деле, и порой так трудно ему в этом отказать.

Джон хлопает его по плечу левой рукой (и все, о чем способен думать Шерлок, — «на ней написано «Шерлок Холмс»») и ясно улыбается.

— Ну что ж. Пойдем домой. Какая еда, китайская?

И вот так все становится изумительно.