Открыв утром глаза, Скорпиус не сразу вспомнил события, произошедшие накануне. Лишь минут через пять, когда он уже собрался выбраться из постели, его лавиной накрыло осознание.

Вчера все пошло наперекосяк.

Не так, как должно было.

То есть… ну, ладно, произойти это рано или поздно должно было. Раз уж они оба слегка извращенцы и помешаны на чём-то ненормальном. Но главное было не это.

“Так продолжаться не может”.

“Ты мне очень нравишься”.

К Скорпиусу мгновенно вернулся весь тот приток нежности и странного ощущения, что он может позволить себе потерять контроль, и…

Вчера всё пошло наперекосяк. Так, как не должно было. Не должно.

Застонав, Малфой сполз вниз по подушке. Всё было просто ужасно. Отвратительно. Бесконтрольно.

С этим пора завязывать, срочно. Джеймс — он просто не представляет, как для Скорпиуса важно держаться подальше от… от всего этого. От диких, бешеных эмоций. От лёгкого покалывания в груди и разливающейся по ней теплоты. От тугого узла, скручивающемуся в животе. От неправильных мыслей и неправильных желаний. И, самое главное, от желания снова чувствовать эту свободу.

А значит — значит, ему нужно держаться подальше от самого источника всей этой головной боли.

Он накрылся одеялом и свернулся в клубок, закусив губу.

Интересно, когда до Джеймса дойдёт? Когда он поймёт, что Скорпиус собирается держаться от него подальше? Он устало вздохнул, и так прекрасно зная ответ: Джеймсу и в голову не придёт, что что-то не так. Он…

Он просто не понимает.

Глупый, наивный Джейми. Не понимает, что это неправильно. В глазах родителей, чёрт, да в глазах всего общества, в котором Скорпиус надеялся занять подобающее положение, как некогда и его предки, — не-пра-виль-но.

Не понимает, что это опасно. Потому что все могут узнать, а тогда… Он поёжился. Нет, он не был трусом, но не мог не согласиться, что отец вовсе не порадуется, если узнает, что он связался с членом семьи Поттер.

А Джеймсу невдомёк, что это просто непозволительно. Потому что ему, Скорпиусу, не нужен рядом с собой эмоционально нестабильный и сводящий с ума влюбленный. Мерлин, да потому что Скорпиус Малфой никому не позволит обдирать свои защитные маски, заполнять мысли и проникать в душу, так, что уже и не достанешь. У него нет чувств, нет и не должно быть. Ему нужна трезвая голова и сердце, которое не только не разбито — которое и разбить невозможно.

А Поттер не понимает всего этого. Значит, нужно дать понять это как можно яснее, пока он сам не… пока не стало поздно.

Скорпиус сжал челюсть.

И ничего, что уже поздно. Пустяки, переживёт.

Это пройдёт. Это точно пройдёт.

Это пройдёт?..

*

Джеймс задумчиво почесал нос и невидящим взглядом уставился на первый из пятидесяти вопросов теста по Трансфигурации. Но мысли его, однако, бродили далеко и к учёбе никакого отношения не имели.

Скорпиус его избегал. Именно избегал, по-настоящему.

Он, конечно, не валял дурака целыми днями, но Джеймсу в голову не могло прийти ни одного нормального объяснения тому, что Малфой постоянно занят и “не может”. Постоянно. Значит, наверное, избегал?

И Джеймс совершенно не мог понять — почему. Ведь на последней их встрече всё было абсолютно нормально, если не сказать больше. Не мог же он настолько вывести Малфоя из себя попытками перевести их недо-отношения в нормальное русло, чтобы тот принялся сторониться его? Причём, вот таким, весьма жалким образом?

Сначала Джеймс не переживал. Ну, подумаешь, пришлось Скорпиусу засидеться за какой-нибудь Нумерологией или Чарами. У них на носу экзамены, в конце концов, заниматься тоже нужно. (И ничего, что отметки ниже “Превосходно” Малфой редко получал). К тому же, Малфой — староста, а это тоже накладывает на него определённые обязательства и отнимает кучу времени.

Но дальше становилось всё хуже.

За неделю тот ни разу не пришёл после ужина, игнорируя все его приглашения. А Джеймс ведь каждый раз ждал. Сидел, надеялся, сверля дверь глазами. Ждал и придумывал Малфою очередное оправдание, почему тот снова не появился. И Скорпиус ни разу не кивнул Джеймсу больше в коридоре. Конечно, он и раньше это не особо часто делал, но хоть какой-то зрительный контакт они устанавливали и в общественных местах. А затем Малфой за завтраком в Большом зале отогнал прочь от себя его сипуху, которую Джеймс, совсем изведясь и ничего не понимая, рискнул послать вместо школьной совы — ту он иногда отправлял раньше, почему-то опасаясь посылать письма с собственным питомцем.

К пятнице Поттер уже был на взводе, отчаявшись что-нибудь уразуметь. Что случилось? Что с Малфоем? Почему он так? Будто выбросил Джеймса из своей жизни и руки брезгливо отряхнул. Или он решил посмеяться над ним?

“Конечно, нет, болван, — пытался изо всех сил успокоить себя Джеймс. — Может, у него и отвратное чувство юмора, но так шутить он бы не стал.”

Наверное.

К своему ужасу Джеймс вдруг осознал, что хоть и пытается разгадать Скорпиуса, но, по сути, почти не знает его настоящего — совсем. Не говоря уж о том, что даже и не понимает, который он — настоящий? Тот ледышка, что невозмутимо и совершенно безэмоционально ругался с ним посреди Большого зала, или тот, который… который был так уязвим, так восхитительно дрожал в его объятиях и, кажется, терял голову от обыкновенных поцелуев? Кто из них — Скорпиус Малфой? Или они оба? Или — ни один из них? Джеймс понял, что совсем запутался, и что ещё немного — и он сойдёт с ума.

Чёртов Скорпиус Малфой!

Он словно врос в его сердце, впитался в кожу, поселился в душе. Непонятный, странный, но… не чужой? Наверное, да, раз теперь Джеймс умирал от тоски и метался раненой птицей, не зная, что придумать и как разгадать загадочное поведение своего случайного партнёра, который неожиданно стал ему ближе всех на свете. Он заставлял Джеймса вести себя как девчонка — по сотне раз придумывать, что можно было бы сказать при нормальной встрече; он заставлял всё время осторожно тянуть носом воздух, потому что казалось, что знакомый запах светлых льняных волос и тонкой кожи на шее преследует его постоянно. Он заставлял часами сидеть, таращась в одну точку, раз за разом вспоминая, воспроизводя в памяти до мельчайших подробностей их общее… “безумие”? Джеймс не очень понимал, как это называть. Да, наверное, безумие. У них просто снесло крышу. Причем, у обоих. И пусть Малфой только попробует это отрицать!

Что-то подсказывало Джеймсу, что тот и не отрицал, и именно поэтому, в том числе, сторонился его.

Нужно его, наконец, поймать, решил Джеймс. Поймать и поговорить начистоту.

“А может, и не только поговорить”, — подсказало всеведущее подсознание, и Джеймс выругался, привлекая внимание однокурсников.

Боггарт, он же на Трансфигурации. И у него ещё и тест перед носом.

Джеймс поморгал и попытался сосредоточиться на задании.

Чёртов Малфой даже сейчас не мог оставить его в покое.

*

Поттер уныло болтался по Хогвартсу, отрешённо думая, стоит ли идти в библиотеку — над ним висело несданное эссе по Истории Магии, а тратить на него субботу точно не хотелось, — или можно было и дальше притворяться, что он совершенно свободен от дел.

Он уже собирался послать всё к Салазару и отправиться в гриффиндорскую башню и свернул за угол, как вдруг обнаружил у себя прямо перед носом Скорпиуса.

— Ой!

— Ауч, — одновременно произнесли они, и Джеймс уставился в глаза Малфоя, не сумев отвести взгляд.

Тот на несколько секунд застыл, смотря на него, как на призрак, затем моргнул и отшатнулся.

— Поттер? — будто бы удивился он и вымученно улыбнулся, словно совершенному незнакомцу. — Кхм… привет. То есть, пока, — исправился, отводя взгляд, и шагнул в сторону, пытаясь обогнуть его и явно намереваясь унести ноги.

Что-то внутри поднялось дикой злобной волной — что, опять?! — и Джеймс, схватив его за руку, резко дёрнул и развернул. Скорпиус поджал губы и потёр плечо, а затем уставился на него нечитаемым, но явно мрачным и даже почти угрожающим взглядом. И немного виноватым. Или Джеймсу показалось? Не к добру всё это.