Гермиона совсем редко бывала на свадьбах, и каждая из них оставляла след в ее жизни. Взять хоть самый первый раз: когда женились Билл и Флер, ей, Гарри и Рону пришлось сбегать от Пожирателей смерти. Волшебное торжество в одно мгновение превратилось в страшный сон. А каково было тогда Флер…
Гарри кашлянул и тронул ее за локоть.
— Так что скажешь?
Гермиона непонимающе обернулась.
— Раз нас приглашают — присоединимся?
Гермиона вздернула брови: такое предложение было не в духе Гарри. Приглашать самих себя на чужое торжество, пусть и открытое…
Впрочем, это было бы забавно. Наверное.
Но…
Но слишком странно и… слишком похоже. А потому — опасно. Может быть, самую чуточку, но все же опасно.
Или она преувеличивала?
Она потрясла головой, понимая, что мыслями уплывает в прошлое, и взглянула на Гарри, внимательно наблюдавшего за ее реакцией. Поправила волосы и улыбнулась, чуть вздернув подбородок: пусть не думает, что она струсила!
— А давай!
Незнакомая счастливая невеста снова послала Гермионе ослепительную улыбку, а Гарри усмехнулся и сделал приглашающий жест. Его, кажется, вовсе не беспокоили ни воспоминания, ни опасения, и это, как ни странно, Гермиону нервировало и даже огорчало.
Она еще раз поздравила невесту, уже механически подобрав слова, и вслед за Гарри прошла вглубь зала. Гости разбились по группкам — кто-то танцевал, кто-то дегустировал блюда, а другие просто разговаривали. Все было странно гармоничным, подумала вдруг Гермиона. Большая часть этих людей наверняка не знала друг друга, но им удалось найти общие темы, завести новые знакомства… Все вели себя совершенно обыденно и естественно, и Гермионе казалось, что ни одна живая душа в этом зале сейчас даже думать не способна о каких-либо проблемах, и только она одна копается в своей голове и накручивает себя. Нужно было подчиниться всеобщему спокойствию — заговорить с кем-то, поплыть по течению общей ненавязчивой суеты…
Нужно было взять себя в руки и расслабиться.
Собраться и расслабиться одновременно.
Гермиона фыркнула, понимая, что это в принципе противоположные действия.
Если подумать, у нее вся жизнь такая…
Гарри вопросительно посмотрел на нее, но она только махнула рукой.
— Так… ничего. Просто вспомнилось… кое-что.
Гарри не стал спрашивать, вот только Гермиона не знала, хорошо это или не слишком.
Он как будто забыл. Он…
Наверное, с ее стороны глупо было думать, что сейчас, три года спустя, то происшествие все еще что-то значило для Гарри, но…
Для нее ведь значило. Многое значило. Именно тогда все полетело кувырком.
Нужно было заговорить, спросить…
Но она промолчала.
*
Тогда
После войны мир оказался буквально перевернутым с ног на голову. Менялось все, что только могло меняться. Каждая деталь повседневного существования, которая раньше казалась вечной, каждый обыкновенный и простой ритуал — все подвергалось изменениям. Издавались указы, предлагались программы… менялся образ мышления людей. Или — уже поменялся? Вряд ли к тому времени оставался хоть один человек, сознание которого не оказалось затронуто произошедшими событиями, кто хоть как-то не соприкасался с режимом Волдеморта и ничуть не беспокоился о его последствиях.
А они были внушительными. У Гарри просто голова шла кругом, когда Кингсли рассказывал, что сделано и что еще предстоит сделать для возвращения Англии стабильности. Он, конечно, понимал, что без контроля они не выберутся, не вернутся к спокойствию, но совершенно не представлял, как Министерство собиралось регулировать все. Хорошо, что никому в голову не приходило требовать от них, недавно отвоевавших подростков, участвовать в каких-нибудь серьезных взрослых проектах. Они и так уже сделали все, что могли (и получилось не так уж плохо, в общем-то), — теперь дело было за опытными волшебниками из отделов безопасности, права, за аврорами и невыразимцами. Кто знает, что могло прийти им в голову…
Гермиона как-то пыталась высказать свое мнение по этому поводу, но Гарри с Роном всякий раз уходили от серьезного разговора. Она, может, и была полна энтузиазма, но им хотелось только отдыхать, благо в нынешнем переменчивом безумии такая возможность наконец-то появилась.
Вообще казалось, что единственным, что осталось прежним, была их дружба. Они многое потеряли за последний год, проведенный вдали от общества, от нормальной жизни, но зато стали гораздо ближе, чем были раньше. Иначе просто и быть не могло, думал Гарри. Они могли положиться друг на друга, довериться… Они всегда были одним целым, “золотым трио”, — чем-то единым и постоянным.
Они планировали втроем переехать на Гриммо, в старый блэковский особняк — между прочим, последнее место, которое Гарри с Гермионой могли считать своим домом. У Рона пристанище было всегда, а вот у них — пропало, кануло в прошлое вместе с былым образом жизни. Может, мрачный особняк не являлся идеальным местом обитания, но жить там было безопасно и весьма удобно.
Но когда оказалось, что миссис Уизли не отпускает Рона из Норы, Гарри с Гермионой остались вместе с другом.
Ведь иначе и быть не могло.
Нора тоже мало изменилась за тот безумный год диктаторства Волдеморта. Для Гарри она как была олицетворением семьи и семейного единства, так и осталась, разве что теперь жителей в ней стало меньше.
Место Фреда за обеденным столом вечно пустовало, и Джордж первое время срывался на каждого, кто пытался занять его или даже что-то туда поставить. И это было единственным проявлением его эмоций… в остальном он казался без малого призраком, существом полумертвым и навсегда потерянным. Половинкой от целого, которое перестало быть целым навеки вечные.
Именно это, пожалуй, и было основным, что давало понять: все навсегда изменилось. Порой легко было забыть о прошлом, о войне, страданиях и потерях и представить, что все вокруг такое же, как раньше. Иногда они делали все возможное для этого. Гарри поселился, как и прежде, в комнате Рона, а Гермиона — у Джинни, так что изредка пережитое казалось только сном…
До тех пор, пока не приходила пора проснуться.
Странно, но не воспоминания и чувство вины были тем, что не давало Гарри спокойно спать. Джинни справлялась с этим гораздо лучше. Весь май они провели вместе — просто рядом, не обсуждая будущее, а лишь нуждаясь друг в друге. Рон с Гермионой с головой погрузились во внезапно слишком ярко вспыхнувшие чувства, и Гарри, чтобы не быть третьим лишним, оставался с Джинни.
Он и сам не понял, когда осознал, что уже ничего не чувствует к ней. Может быть, он знал это с тех самых пор, как перешагнул порог Норы третьего мая…
И Джинни, безусловно, не могла не заметить, что он держит дистанцию.
Она не сдавалась. Не давила на больное, не заставляла его чувствовать себя виноватым, ничего подобного. Просто показывала, чего он лишается, отдаляясь от нее. Была рядом, разговаривала с ним, выслушивала, помогала, в чем только могла… и тем самым, наоборот, увеличивала пропасть между ними, исключая даже намек на романтические отношения. Джинни становилась похожей на странную смесь матери и лучшей подруги и… словно перестала быть девушкой, став просто другом — тем, мечтать о котором и целовать которого просто не приходит в голову.
Первое время Гарри не знал, что с этим делать. Иногда казалось, что единственным возможным для него вариантом будущего была именно женитьба на Джинни. Жизнь, проведенная вместе с ней… это же так ожидаемо. И так правильно. И вообще пример для остальных.
Когда он, путаясь в словах, попытался донести эти мысли до Гермионы в надежде если не посоветоваться, то хотя бы выговориться, — дождался лишь пожатия плеч.
— Делай то, что нужно тебе, а не другим, — спокойно сказала она. — Для других ты уже порядочно сделал.
Вообще оказалось, что водить дружбу с девчонкой — крайне полезная вещь. Никогда Гарри еще не проводил столько времени с Гермионой, пытаясь разобраться, как устроено ее понимание мира, и понять, чего этот самый мир ждет от него. С Роном все было по-другому: да, они лучшие друзья, но за все время общения будто бы исчерпали возможные темы для новых разговоров. Квиддич, загадочная женская логика, смешные запреты миссис Уизли, чуть сумасшедшие увлечения мистера Уизли… Не то чтобы Гарри становилось скучно, нет. Просто с Гермионой было гораздо интереснее — и даже полезнее! — разговаривать.
