— А ну, пшел отсюда, — на всякий случай попробовал сказать видению Маркус. Голос был хриплым и в конце сорвался, но Вуд, кажется, общий посыл понял. Вздернул брови и, фыркнув, взял в руки пустой стакан. Тот самый! Маркус почувствовал, как волосы встают дыбом. Что, это Вуд его же и траванул? В Хогвартсе он, конечно, безобидной ромашкой не был, но…

— Как же так, — растерянно бормотнул Маркус. — Ты же нормальный парень был. Честный. Ты не способен убить, я знаю! Зачем… вот так? — Вуд вытаращился на него. — Они тебя подослали, да? Чтобы я ничего не заподозрил?

Вуд сделал шаг назад.

— Никто меня не подсылал, — почему-то обиженно произнес он, — я сам пришел. Точнее, не пришел, это ты пришел — то есть, тебя привели, но неважно…

Видение несло какую-то ахинею, и Маркус тряхнул головой.

— Хорош тарахтеть, — он поморщился от пронзившей лоб острой боли. — Объясни нормально: как я тут оказался?

*

Вуд слегка отшатнулся. Вопрос был несложным, но поди объясни его впавшему в бред Флинту… Оливер вздохнул.

— Пить будешь? — проигнорировав вопрос, предложил он. Флинт неопределённо качнул подбородком, что, наверное, можно было расценить как согласие, и Оливер, попросив: — Полежи пока, сейчас принесу, — отправился на кухню, радуясь, что нашел повод смыться с флинтовских глаз.

Флинт был… не то, чтобы опасен, но головной боли доставлял немало. Каждый его приступ сопровождался метанием по постели и криками, толком не несущими никакого смысла. Иногда Флинт более-менее приходил в себя (хотя Оливера не узнавал), но происходило это совсем уж редко. Чаще всего он просто спал или, во всяком случае, изображал сон, иногда подскакивая и принимаясь грозить кому-то. За те несколько дней, что Флинт провел у доме Оливера, тот успел услышать с тысячу отрывков сумасшедших историй, каких-то имен и даже подробности “операций”, как их называл Флинт.

Оливера передернуло. Слушать о кровавых резнях было не слишком приятно, а видеть, как искажается лицо Маркуса — еще меньше, но поделать с этим ничего не мог. Лишь продолжал поить Флинта лекарствами и привязывать на ночь к кровати — мало ли что.

Сиделка из Оливера была никакая, но выбора у него особого не было. То есть, конечно, был, но Оливер его уже сделал, согласившись забрать Флинта. Тот был очень плох — где-то на промежутке времени, пока он мотался по разным злачным местам, пытаясь скрыться от правосудия, а потом полгода сидел в Азкабане, умудрился подхватить какую-то болячку, видимо, частично маггловскую, потому что чары на нее не действовали. И теперь, после решения суда об освобождении его из заключения, нуждался не только в контроле, но и в наблюдении врачей.

Вернувшись в комнату, Оливер заметил, что его подопечный, похоже, снова отключился. Осторожно пристроив стакан на тумбочку у изголовья кровати, он плюхнулся в стоявшее в углу кресло и задумчиво почесал нос, не в первый раз размышляя, что было бы с Флинтом, если бы его сбагрили кому-нибудь другому.

Ни с кем из своих приятелей, оставшихся на свободе, Флинт, как сообщили Оливеру, особой дружбы не водил. Вроде бы был вполне близок с Паркинсон, но та ещё до начала войны вместе с семьёй ушла в глухое подполье, оставаясь при этом темной лошадкой. На сотрудничество с Авроратом не шла и, хотя толком не была замечена ни в каких делах Пожирателей, не считалась надежным человеком. Ко всему прочему, сейчас она была почти на сносях, и подкидывать ей подарочек в виде свихнувшегося бывшего сокурсника было бы не очень умно: мало того, что уход за тем требовал квалифицированных знаний и умений, огромного терпения и крепких нервов, так еще и неизвестно, как сам Маркус отреагировал бы на новое состояние своей прежней подружки. Здравый смысл подсказывал Оливеру, что отношениями между этими двумя были далеки от романтических, но мало ли что.

Самому ему ходить за Флинтом тоже было не так, чтобы в радость, но обеспечивать себя было нужно, а уход за больным такой степени тяжести давал значительные плюсы. С приходом к власти Волдеморта квиддичная команда, в которую Оливер попал после выпуска, разбежалась и так и не смогла восстановиться после воцарения мира. Он все еще мечтал вернуться в большой квиддич, но уже сделал все возможное, а никаких предложений так и не поступало. Чтобы скоротать время… то есть, чтобы иметь заработок и хоть какой-то намек на карьеру, он устроился в Мунго. ТРИТОНов ему хватило, график был хоть и сумасшедший, зато мозг постоянно занят, и нет времени хандрить. А с “этой блестящей возможностью”, как его наставник окрестил случай Флинта, у Оливера еще и появился шанс потренироваться “на дому”, продолжая получать те же крошечные, но все-таки деньги, оставаясь при этом в родных стенах. Была и ещё одна причина — самая важная! — его согласия на эту авантюру, но её Оливер боялся озвучивать не то, чтобы вслух, а даже и мысленно.

— Заткнись! — раздался вдруг громкий окрик, и Оливер вздрогнул отрываясь от своих мыслей: ну вот, снова началось. Он перевёл взгляд на заметавшегося по постели Флинта. Тот смотрел на него мутными глазами в упор.

— Эй… — осторожно позвал Вуд. — М-м… Маркус? — подумав, назвал он его по имени. Тот сначала не реагировал, потом дёрнулся со всей силы, порываясь вскочить (разумеется, у него бы это не вышло — на самом деле, он был так слаб, что едва шевелил руками). Оливер настороженно смотрел на него, не зная, чего ожидать на этот раз.

— Заткнись, Монтегю! — продолжая сверлить его взглядом, прохрипел Флинт. — Ты ничего не знаешь!

Оливер невесело вздохнул — ясно, опять бредит. Дался ему этот Монтегю — ещё ни один флинтовский припадок не обошёлся без его упоминания. Оливер хорошо помнил этого здоровяка-слизера — тот играл загонщиком в команде Флинта, но что эти двое не поделили, конечно, не имел ни малейшего представления и мог лишь гадать, наблюдая, как Флинт орёт и дёргается, размахивая кулаками.

Поначалу это ужасно пугало, но теперь Оливер немного привык (хотя опасаться каждого приступа свихнутого придурка всё равно не перестал — слишком уж жутко смотрелось со стороны). Он быстро и сноровисто выполнял доведённый за это время до автоматизма алгоритм действий — наложить обездвиживающие чары, дать зелье из красной бутылки, потом из прозрачного фиала, потом Успокаивающее, потом Очищающее, потом сонные чары, — а сам, чтобы хоть немного сохранить душевное равновесие, вспоминал Флинта в школьные годы. Все их разногласия и эту глупую детскую вражду. Флинт тогда был насмешливым и жестким, мог напакостить исподтишка, но он был таким живым и настоящим! И именно поэтому Вуда до дикости угнетало видеть его теперь в таком жалком состоянии.

— Только попробуй кому-нибудь рассказать! — пригрозил своему невидимому собеседнику Флинт, и на лице его отразились страх, смешанный с отчаянием. — Слышишь? Только посмей, мудак!

— Маркус, очнись, — Оливер в испуге затряс больного за плечо. — Я никому ничего не скажу, — на всякий случай пообещал он, в надежде, что Флинт, может быть, услышит эти слова и успокоится. Снова травить его этими отупляющими разум зельями ужасно не хотелось — после них тот становился апатичным, глаза его стекленели, и он напоминал инфернала. А так хотелось, чтобы он уже, наконец, пришёл в себя. Хоть ненадолго. Даже обругал бы его, как в старые добрые времена — всё лучше, чем этот пустой бессмысленный взгляд.

— Ну, и что? — продолжал горячо доказывать кому-то Флинт, не реагируя на действия Оливера. — Даже если Вуд, что с того? Какое твоё дело, урод?

Оливер застыл, как громом поражённый, переставая трясти плечо Флинта. Тот сказал “Вуд”, ему не послышалось?

— Нет, Вуди, подожди… я не хотел… — уже затихая, бессвязно забормотал вдруг Флинт. — Ты не простишь… я знаю… Я не хотел…

— ФЛИНТ! — не выдержав, завопил Оливер, снова начиная трясти многострадальное плечо. Так больше невозможно, это уже слишком — если уж в обычный бред Флинта вплелись воспоминания о нём — Оливере! — значит, дела слизера действительно плохи и с каждой секундой становятся всё хуже.