Было душно.

Воздух вокруг лица горел, глаза щипало, а во рту противный привкус смешивался с абсолютной сухостью, мешавшей даже языком шелохнуть. Маркус попробовал пошевелиться, напряг мышцы во всем теле, чтобы почувствовать его (ноги были как будто отдельно), и потянулся. Откуда-то бил ослепительно-белый свет, заливая пространство так, что почти ничего не было видно, и опознать, где он находится, Марку не удалось.

В углу слышался стук секундной стрелки часов, а где-то совсем далеко раздавалось нечто похожее на приглушенные голоса. Маркус сосредоточился и закрыл глаза, вслушиваясь в это невнятное бормотание и пытаясь понять, прятаться нужно или же защищаться, а может вообще замереть и не подавать признаков жизни. Увы, беседовали настолько тихо, что он даже с трудом различал женские голоса и мужские, что уж говорить об отдельных словах.

Осторожно попытавшись перевернуться на бок, Флинт обнаружил сбоку от себя тумбочку, на которой возвышался мутный стеклянный стакан, и поднял руку, пытаясь достать его. Сразу не удалось — плечо прострелило болью, и Марк несколько раз неловко похватал рукой воздух, прежде чем пальцы наконец соприкоснулись с твердым прохладным стеклом. Пошевелив ногами, которые все еще казались чужими, он поднялся повыше, откинувшись спиной на подушку, и внимательно оглядел стакан. Прозрачная жидкость весьма напоминала обыкновенную воду, но это еще не значило, что в нее ничего не подмешали. Кто их знает, этих Пожирателей смерти. Мерзкая компашка злопамятных мстителей. От них можно ждать чего угодно.

С другой стороны, избавиться от кошмарного ощущения во рту хотелось до одури, да и чувствовал себя Маркус настолько паршиво, что смерть от яда уже не казалась совсем ужасной. Главное, чтобы безболезненно. (Хотя, он и так почти не ощущает своего тела, поэтому уже без разницы.) Он уставился на свою руку, обхватывающую вожделенный стакан. Грубая шершавая кожа, мозолистые пальцы с короткими, обкусанными ногтями.

“Значит, свои, — мелькнула странная мысль, — не в чужое тело засунули”, — Флинт ткнул большим пальцем в подушечку среднего. Кожа, определенно, была не совсем деревянной, он все еще чувствовал что-то.

Ладно, была не была.

Зажмурившись, Маркус опрокинул в себя неизвестную жидкость. Немного подержал во рту, борясь с желанием прополоскать и выплюнуть прямо на пол, но всё-таки проглотил. Горло не болело, однако почему-то очень чётко возникло неприятное ощущение от холодной воды, протекающей внутрь. Маркус представил, как эти капли плывут по неизвестным ему органам, возможно, неся с собой смерть…

Яд в кругу его бывшей товарищей по оружию был не самым популярным способом отправить неугодного на тот свет, но довольно простым. Каждый имел хоть какие-то навыки в зельеварении или, на худой конец, в воровстве, да и купить какую-нибудь гадость у нелегального торговца в мрачном Лютном переулке было проще пареной репы. И ведь, главное, не докажешь, кто стоит за очередным трупом.

Хотя, конечно, просто так убивать — это занятие не для Пожирателей. Даже если они убивают не какого-то там маггла, а волшебника или вообще “своего”. Мучить и пытать перед смертью, вызывая отвращение к существованию и страх перед выживанием, сводить с ума, вытаскивая на свет все самые далекие горькие воспоминания и детские кошмары, — вот это да. А у него такого добра в запасе — хоть отбавляй.

Маркус поставил стакан обратно на тумбочку и сполз вниз по своему ложу, отрешённо пытаясь понять, что могло бы серьезно ранить его в, так сказать, эмоциональном плане. Образ матери, по-маггловски вскрывшей себе вены? Отец с бутылкой, замахивающийся на младшую сестру? Толпа силуэтов в черных плащах, окружившая Маркуса-первокурсника и заливающаяся ледяным хохотом?

Но призраки из детства давно ушли в туман прошлого, и можно было притвориться, что все это происходило не с ним. А он… он — совсем другой. Капитан квиддичной команды, успешный и целеустремленный студент, который после выпуска смог пробиться почти в самый ближний круг, получить Метку и начать активную деятельность против магглов и грязнокровок. Тогда пришла уже их очередь и вскрывать вены, и напиваться в попытке забыть, и зажимать уши, и закрывать глаза, оставаясь не в силах спрятаться от жаждущего крови и развлечений Пожирателя.

Он не был важной шишкой, нет, далеко от этого — выполнял мелкие грязные задания и рисковал шкурой ради этого. Но чувство причастности к чему-то большому, важному, работающему как один слаженный механизм, — это чувство затмевало рассудок и позволяло тешить самолюбие. Точнее, так было только в самом начале, слишком быстро Флинт осознал, какой был дурак. И слишком поздно. А когда Темный Лорд сдох… в смысле, пал… “слаженный механизм” развалился на крошечные детальки, плохо работающие шестеренки.

У каждого бывшего Пожирателя был выбор. Кому-то удалось сбежать, но большая часть оказалась под надзором и постепенно перекочевывала в подвалы домов обычных волшебников, которые жаждали отомстить и ловили всех мало-мальски причастных к “темным” делам, а оттуда — в допросные Аврората и Азкабан.

Маркус был птицей невысокого полета, но его все равно сцапали и отправили к дементорам. Он ещё мог в любой момент сдать пару человек, о которых в Министерстве, возможно, не знали, — и тогда… выйти на свободу?

Флинт резко перевернулся на бок, игнорируя боль в плече.

Какая там свобода. Его найдут, обязательно найдут. Если он сможет — если останется в живых после того, что ему уготовил этот день… Его найдут и вернут должок.

Натянув одеяло на голову, Маркус свернулся в клубок, пытаясь стать меньше. Прижал колени к груди, сгорбился и задержал дыхание. Спину сверлил чей-то взгляд, которого он раньше не чувствовал, но оборачиваться и встречаться с неизвестным глазами Маркус не собирался. Раз пришли по его душу — значит, скоро за него возьмутся, и тут уж смотри-не смотри, один хрен.

В помещении стояла мертвая тишина, только все так же тикали часы. На Флинта по-прежнему кто-то пялился, и он, крепко зажмурившись, постарался уйти поглубже в себя, чтобы тело ничего не чувствовало. Интересно, что ему уготовили бывшие товарищи?

Особенно на него точил зуб Монтегю — Маркус знал, что порядком бесил его еще в школьные годы, — и он был в состоянии уничтожить Флинта не только физически. Шантажист из Греха был преотвратный, но от компромата Марк так и не сумел избавиться, да и память Монтегю не подчистил. В общем-то сам виноват, что так попал — никто не заставлял его почти в открытую пялиться на… короче, пялиться, куда не надо. И колдографии, не предназначенные для чужих глаз, хранить в тумбочке. Сам себя, дебил, подставил — уверовал в свою неуязвимость. А Монтегю, уёбок, просёк и потом до самого выпуска держал его на крючке. Если бы все узнали — конец его репутации. Угораздило же так вляпаться! И с Монтегю, и… вообще.

“Не надо было поступать на Слизерин”, — подумалось вдруг, и Маркус затряс головой. Куда еще, кроме Слизерина. На Гриффиндор? Бред. Наверное, у него не все в порядке с головой. Может, отрава уже начинает действовать? Скоро и галлюцинации начнутся?

Сзади кашлянули, Маркус от неожиданности дернулся. Сердце заколотилось под горлом. Кто-то не слишком вежливо ткнул пальцем в спину, еще раз кашлянул и стащил с уха одеяло. Марк резко перевернулся с закрытыми глазами, садясь и выбрасывая руку перед собой.

— Эй! — позвал человек странно знакомым голосом. — Осторожнее.

Маркус мотнул головой. Надо же. Убийца-неженка, да еще и вежливый. С такими он еще не был знаком. Сжав кулак и сделав глубокий вдох, Маркус открыл глаз — пока только один — и подавил желание издать изумленный возглас, когда обнаружил перед собой часть лица Оливера Вуда. Один в один, как на той его злосчастной секретной колдографии. Точно — глюки…

Флинт открыл второй глаз, поморгал и ущипнул себя, надеясь, что видение исчезнет, — но Вуд все также стоял перед ним, хлопая глазами, как будто был удивлен тем фактом, что Маркус все еще живой и способен двигаться.