========== 1. ==========

Вторую ночь ему не спалось. Нет, бессонницей он страдал по жизни — что и неудивительно, с такими-то подчиненными ни на секунду не расслабишься — но сейчас творилось нечто раздражающее и непонятное. Стоило хоть на минуту закрыть глаза и погрузиться в темноту, как по прошествии этой самой минуты Джима возвращался обратно в бодрствующее состояние.

Особых проблем с нервами у него никогда не наблюдалось, но теперь чувствовалось постоянное напряжение — и не то, предвкушающе-боевое, которое сопутствовало каждой операции, а мрачное, даже тоскливое.

Будь Джим в должности ниже, дошел бы, пожалуй, до медотсека — наблюдение за работающим агонизатором его всегда успокаивало. Но сейчас Боунс, находясь вторые сутки на ногах после недавнего боя, явно не оценил бы торчащего посреди кабинета капитана: хорошо, если дело обошлось бы гипошприцом, а не вызовом с мостика Спока.

Да и потом, на что ему жаловаться? Стресс, паника, неспособность взять себя в руки? Такое даже вслух не произнести: слабость демонстрировать нельзя, особенно когда для нее вообще никаких причин нет.

И ладно бы еще перед Боунсом, но перед вулканцем — да ни за какие деньги. Железный капитан Кирк не может мучиться обычной бессонницей!

Лежа на койке и глядя в потолок, Джим моргнул, чувствуя внезапную, неестественную панику, подступающую откуда-то изнутри.

Сердце застучало так, словно собиралось выскочить из груди, и по сознанию начала распространяться незнакомая, безысходная чернота. Джим резко сел, приложив руки к груди. Внезапно возникло ощущение, что все происходит не наяву, а во сне… в чужом.

Кирк чувствовал, как дрожат колени, тем не менее он четко отличал свои ощущения от навязанных, — чужих? — судорожно прикидывая, кто мог бы изобрести пси-оружие и попытаться испытать эту чертову хрень на нем.

Через пару минут размышлений о собственной везучести Кирк решил, что так звезды бы в его случае не сошлись — слишком мало шансов, — и начал перебирать остальные варианты.

Навязанные ощущения, значит, да?.. Где-то Кирк уже об этом слышал, хотя и давно, вроде бы еще в детстве, словно в какой-то древней сказочке… Цепочка ассоциаций через миг привела его к догадке. Не сдержавшись, Джим двинул кулаком подушку.

Соулмейт. Так называлась эта штука. Сказка о единственной настоящей любви, второй половинке души и сердца. В детстве это звучало забавно и даже мило, но, повзрослев, Джим понял, насколько поганый это вариант — делить с кем-то собственные мысли и ощущения.

Эту историю рассказала мать, когда ему было года четыре, не больше. И, вспоминая, насколько горько звучал ее рассказ, Джим вдруг подумал, что, может, они с отцом тоже были суждены друг другу? Ее поведение отлично вписывалось в ее же собственное повествование: замужество, бесконечное доверие мужу, грусть и печаль на протяжении долгих лет после его гибели.

Черт подери, если все так, то он в глубокой заднице.

Может, кого-то идея о соулмейтах и привлекала, но точно не Джима Кирка. Родственные души? Он не знал, верит ли, что такие люди действительно во всем подходят друг другу, зато очень хорошо понимал, что на практике означает подобная связь. Чувства. Беспокойство за другого.

Слабость.

Правда, сейчас он чувствовал вовсе не беспокойство за несчастного, которому выпала честь оказаться его соулмейтом. Связь открылась потому, что тот испытал сильнейший стресс, передавшийся и Джиму. Тревога, отчаяние и желание сделать что-то вкупе с осознанием собственной беспомощности.

Нырять в такую пучину с головой не хотелось, даже затем, чтобы найти наглеца и поскорее избавиться от него. Ощущения казались настолько чужими и отвратительными, что сбитый с толку Джим не сразу смог разобраться в них…

А когда разобрался — почувствовал, как на затылке дыбом встают волосы.

Человек на том конце сходил с ума от волнения о ком-то очень близком. Не о друге или любовнике, нет, это было бы еще не так страшно, но о ребенке.

Дочери.

Боги, кто вокруг него мог быть таким идиотом, чтобы обзавестись ребенком и тем самым собственноручно создать уязвимое место? Конечно, у членов команды были свои слабости, но никто, казалось, не был так привязан к семье, разве что… Разве что Сулу. Но честно — мог ли Джим хоть на одно мгновение допустить, что Хикару являлся его второй половинкой, или как там оно называется? Да ни на секунду.

И поэтому из возможных вариантов оставался только тот самый чертов Маккой. Чертов друг еще со времен академии — насколько это было возможно в их ситуации. Тем не менее шанс казался реальным. Кроме того, у Боунса вроде как тоже ребенок. Правда, вряд ли бы Джим об этом узнал, если бы не куча совместных пьянок.

Итак, медотсек или мостик?..

Поднявшись с кровати, Джим несколько секунд неподвижно всматривался в полутьму. Сама идея соулмейтов была настолько противна, что казалась дикой, и он просто выкинул ее из головы за ненадобностью, а теперь — пожалуйста! Такой сюрприз!

Ему не нужен был человек, способный копаться в его мозгах и улавливать его чувства за версту. В чем смысл? Джим привык не доверять никому — даже от самых преданных коллег, и не помышлявших о бунте, всегда можно ожидать чего угодно. Что уж говорить о «родственной душе»?

Но все же мостик, где в гамма-смену находился Сулу, или медотсек, где вкалывал Маккой?

Приподнявшись на локтях, Кирк дотянулся до стола и взял коммуникатор.

— Спок? — позвал он. — На мостике все в порядке?

Если Сулу чувствовал такой дистресс, он не смог бы нормально управлять полетом. Спок бы наверняка заметил.

— Да, капитан. Ничего необычного, — в голосе Спока не было ни намека на удивление.

Джим сделал глубокий вдох, только сейчас осознав, что задержал дыхание. Озадаченность медленно сменилась яростью.

Одеться, взять фазер, плеть. Турболифт, медотсек. Он мысленно проговаривал каждое действие, сопротивляясь подступающей извне панике. Только Боунс мог проникнуть в его мозг без разрешения, которое никогда бы не получил.

Да какого черта он посмел?!

Кирк ворвался в его кабинет, быстрыми шагами пересек помещение и впечатал Маккоя в стену. Сжимая пальцы на горле, он глухо поинтересовался:

— Какого хрена, Боунс?

Маккой, явно не ожидавший такого поворота, сейчас только хлопал глазами, пыхтел и пытался сделать хоть глоток воздуха. Удивление на его лице еще больше взбесило Джима. А чего он хотел?!

Все же если подумать, Боунс мог просто ничего не заметить. Если он действительно так сильно переживал за дочь, мог и не сообразить, что натворил.

— Какого хрена ты делаешь в моей голове? — уточнил Кирк и, отпустив его, сделал шаг назад.

Маккой провел рукой по горлу, пытаясь восстановить дыхание, и непонимающе взглянул на Джима. Тот постучал двумя пальцами по своему виску и почти выкрикнул:

— Вот это прекрати! Прекрати переживать за свою дочь в моей голове!

Поморгав, Маккой осторожно шагнул в сторону, словно пытаясь выбраться из-под пристального взгляда, и открыл было рот, чтобы заговорить. Помедлил, сделал вдох, но так ничего и не произнес.

Джим вскинул брови. Неужели он даже не попытается защититься? Или же просто понимает, что все оправдания напрасны, и сдается заранее?

«Слабость, слабость», — простучало в мозгу, и на этот раз Джим был уверен, что это его собственные мысли.

— Так, да? Делаешь вид, что не понимаешь, о чем я? — скривился Кирк и снова шагнул к нему, сгребая в охапку одной рукой, другой — распахивая камеру агонизатора. Сильным толчком отправив Боунса внутрь, он захлопнул за ним дверцу и ткнул кнопку включения. Напряжение, как нарочно, стояло максимальное.

Боунс качнулся вперед, наваливаясь на прозрачную стенку, будто пытаясь выбраться, но через несколько мгновений его лицо перекосилось, спина выгнулась, и он забился в судорогах.

Джим молча наблюдал, стиснув челюсти, но привычное удовлетворение никак не приходило.

Хуже того, через несколько секунд его самого настигла боль. Обжигающая, страшная, раскаленным потоком проходящая по всему телу и оседающая где-то глубоко в голове. Остаться стоять прямо стоило бесконечных усилий. Кирк лишь повернув голову к стене.