— Дело не только в Комаэде. Монокума не назвал ещё двух человек, — брови Ритцу поехали вверх, и Мио едва не рассмеялась — та действительно этого не заметила. — Он не назвал Нанами, но я бы предпочла обсудить её действия, когда придут остальные. Что я хочу обсудить лично с тобой, — она облизала губы, — он не назвал тебя.

Ритцу чуть наклонила голову. Она выглядела так, будто решала сложный пример по математике, а Мио пыталась объяснить, как применить формулу, но это всё равно не помогало. Затем что-то произошло. Зрачки Тайнаки сузились, она стала серьёзной, и Мио почувствовала, как та вновь прячет все свои эмоции как можно глубже. Прямо как во время Суда.

— Ты думаешь, я способна убить кого-то, — это не был вопрос, и у Мио в любом случае не нашлось ответа.

— Я думаю, так считает Монокума, — твёрдо ответила она, и теперь пришёл черёд Мио ободряюще сжать ладонь подруги. Та не изменилась в лице. — Я просто хочу знать, почему. Нет ничего постыдного, если ты думала об этом… гипотетически. Я тоже размышляла, могу ли я сделать это. Если тебе было больно, если ты была готова пойти на это, ты можешь рассказать мне. Ритцу, — она приблизилась к барабанщице, надеясь, что её слова не звучат, как приговор, — ты ничего не сделала, но я волнуюсь за тебя. Как и ты волновалась за меня. Позволь мне помочь тебе. Пожалуйста?

Тайнака смотрела по сторонам, на её лице почти физически отпечатался мыслительный процесс. Мио не нужны были слова, чтобы знать, что её логика — точнее, логика Комаэды — верная. Куда сложнее было получить от Ритцу признание. Ещё сложнее — не получить его.

— Я думала, что могу это сделать перед его тестом, если бы у нас не осталось другого выхода, — она стала барабанить пальцами по столу. — Я бы точно его завалила, но дело не только во мне. Там могло быть что угодно, понимаешь? Это мог быть тест на жестокость, там была бы кровь и всё такое, я не хотела, чтобы ты проходила через это, — она говорила, отбивая ритм всё быстрее и громче. — Хотя это меня не оправдывает. Я думала, что могу выбраться и привести помощь, но теперь не уверена. Комаэда был… — она одними губами произнесла что-то нецензурное, — не самым хорошим человеком, но всё равно. Должна быть причина, по которой он не привёл помощь. И теперь я не уверена, что это вообще возможно. Если бы был способ выбраться отсюда вместе с тобой, я бы могла это сделать. Ну, иногда приходится выбирать меньшее зло, знаешь. И я думала об этом тогда. Сейчас мне всё равно. Я не против жить здесь и ждать, пока остальные найдут способ выбраться. Ты знаешь, у меня самой не хватит мозгов на это, но ты умная, Шикамару тоже умный, да и Люси. Вместе вы придумаете что-то. Пока у меня есть ты, я не против оставаться в Академии. И я хочу защитить тебя, если кто-то сорвётся. Это буду не я.

Мио сглотнула комок в горле, но это не помогло. Голос Ритцу оставался удивительно спокойным, и поначалу её это удивляло, но затем она поняла, что барабанщица слишком много раз обдумывала подобный исход. Она уже прошла стадию отрицания и страха и приняла возможность взять все эти грехи на себя. И всё это ради неё, Мио? Это было приятно, это было страшно, но больше всего её злило, что Ритцу собиралась сделать всё в одиночку.

Ладонь подруги всё ещё была в её руках, и Мио положила её поверх своего колотящегося сердца. Ритцу замерла.

— Ты слишком храбрая, Ритцу, — она наклонила голову и закрыла глаза. Сердце начинало успокаиваться, ведь рука Тайнаки была такой тёплой. — Пожалуйста, не взваливай всё на себя. Я в порядке, и мне жаль, что я вела себя так. Я не замечала ничего, кроме своих страхов, но теперь, видя твою силу, я чувствую её в себе. Мы обязательно выберемся отсюда, верь мне, только пожалуйста, скажи, что не будешь делать ничего необдуманного. Если даже Монокума пообещает тебе золотые горы, пообещает выпустить меня, не слушай его. Приходи ко мне, мы всегда найдём выход вместе. Пожалуйста, Ритцу.

Она кивнула ещё до того, как Мио закончила свою речь, улыбаясь так, как всегда делала это до Академии: разбив коленку на уроке физкультуры, получив плохую оценку, подшучивая над Мио. Как будто ничто не могло её сломать. Зная, что это не так, Акияма позволила себе поверить.

— Обещаю, Мио!

Басистка услышала звук шагов в коридоре, и прежде чем двери столовой открылись, она наклонилась к подруге. Спустя мгновение, когда в зал вошёл Шикамару, они сидели, смотря в противоположные стороны; Мио самодовольно улыбалась, а Ритцу изо всех сил старалась не краснеть.

Месть за все те годы, когда барабанщица заставляла её прилюдно смущаться.

Она ожидала, что одноклассники будут приходить на общее собрание парами — так, как они исследовали школу — но следом за Шикамару проследовала длинная цепочка из всех оставшихся учеников. Люси шла в ногу со стратегом, оба выглядели серьёзными и сосредоточенными. Чуть позади них, ближе к своей подруге, держался Хорокеу, как обычно злой, к чему Мио уже привыкла. За ним — сама Касуми, поникшая, украдкой вытирающая слёзы. Замыкала процессию, конечно, Нанами, что держалась на почтительном расстоянии от прочих ребят и выглядела так, будто у неё только что умер котёнок. Акияма громко выдохнула: кажется, они пропустили очередную ссору.

Каждый взял себе по стулу, и их компания распределилась по периметру стола. Шикамару сел во главе, и Мио почувствовала себя полководцем на военном совещании. Она давно не задумывалась о том, что титул стратега дан ему не только за острый ум.

— Прежде, чем мы начнём, — он подал голос, едва утихли разговоры и скрип отодвигаемых предметов мебели, — я хочу кое-что сказать. У некоторых из нас есть разногласия, — он внимательно посмотрел на Хоро-Хоро, тот ответил ему тем же, — и если вы ждали момента их уладить, то он настал. От нашего обсуждения сейчас зависит, сможем ли мы наконец-то покинуть Академию или останемся здесь, продолжая ненавидеть друг друга.

Его слова повисли в воздухе, мгновенно сделав обстановку более напряжённой. Несмотря на это, Мио не чувствовала особого волнения — напротив, она внимательно слушала Шикамару и видела, как остальные ждут продолжения.

Стратег прокашлялся.

— Мы редко собираемся все вместе, чтобы обсудить нашу ситуацию. В результате, у многих из вас копятся личные секреты, обиды, волнения. Мы должны разрешить их сейчас. И для этого я предлагаю устроить, подобно Монокуме, Суд, — он поднялся на ноги, пока Мио осознавала смысл сказанного. — Многие из вас становятся серьёзными лишь тогда, когда на кону стоит жизнь убийцы, жизнь невинного человека или ваша собственная. Это понятно, но не стоит забывать, что и в более мирные времена все наши жизни под угрозой из-за этого места. Я хочу, чтобы вы представили, что сейчас ваше благополучие зависит от исхода нашего обсуждения. Я хочу, чтобы вы искали доказательства, но не вины ваших товарищей. Воспринимайте это как наш последний Суд, на котором мы все вместе найдём правду об Академии Надежды, а вместе с ней — выход.

Хоро-Хоро поднялся со стула вслед за ним, умудряясь улыбаться и скалиться одновременно.

— Мужик, ты прав! Мне надоело, что все что-то скрывают и ходят вокруг да около, строят какие-то планы у нас за спинами. Хочешь Суд — я с тобой. И я даже стану первым, кто расскажет правду, потому что я, — он показал пальцем на Чиаки, — умею отвечать за свои слова.

Мио знала, что он перейдёт сразу к обвинениям, но его дальнейший рассказ стал полной неожиданностью.

— Моё настоящее имя — Хорокеу Юсуй, и я бы хотел, чтобы отныне вы звали меня именно так.

— Тогда почему ты назвался Хоро-Хоро? — фыркнула Ритцу. — Мне так больше нравилось!

Сноубордист покраснел и ответил ей убийственным взглядом. А Мио была только рада видеть, как подруга умеет смущать не её одну.

— Ну-ка не перебивай, я вам тут душу изливаю! То прозвище было придумано девочкой, которая жила в моей деревне. Отец запрещал мне общаться с ней, и однажды она пошла за мной в горы, — он посмотрел себе под ноги, — где и погибла от холода. Я очень долго винил себя за это, но я готов принять своё прошлое, — серьёзно объяснил он, и они с Касуми понимающе переглянулись. — И я жду от вас того же, иначе я лично выбью из каждого правду, можете мне поверить!