Вот характерный пример.

29 января 1937 года Фадеева вызвали в Комиссию партийного контроля при ЦК для беседы о судьбе писателя Ивана Катаева. За этим талантливым писателем давно присматривали сотрудники секретно-политического отдела главного управления государственной безопасности НКВД.

Чекистам даже и стараться не надо было. Им активно помогали братья-писатели. В конце августа 1936 года два дня заседала партгруппа правления Союза писателей, разоблачавшая врагов в собственных рядах.

29 августа отдел культурно-просветительской работы ЦК докладывал секретарям ЦК Кагановичу, Андрееву и Ежову:

«В процессе обсуждения был вскрыт ряд важных фактов. Писатель Иван Катаев (член партии с 1919 года) в 1928 году ездил к сосланному в Липецк троцкисту Воронскому за директивами о работе литературной группы «Перевал». Активные связи с осужденными троцкистами Катаев поддерживал систематически, оказывая им денежную помощь… Решением партгруппы постановлено исключить Ивана Катаева из партии».

Литературный критик Александр Константинович Воронений, за встречу с которым исключали из партии, был когда-то видным литератором, редактором журнала «Красная новь». Он много сделал для развития отечественной литературы, но имел несчастье во время внутрипартийных дискуссий поддержать точку зрения Троцкого. В январе 1929 года Воронского арестовали и приговорили к пяти годам заключения в политизоляторе. За него вступился кандидат в члены политбюро Серго Орджоникидзе, и Воронского сослали в Липецк в 1929 году. Потом разрешили вернуться, дали работу. В годы массовых репрессий, когда Орджоникидзе не стало, вновь арестовали и расстреляли.

Фадеев после беседы в Комиссии партийного контроля сформулировал свое отношение к обреченному Катаеву в письменной форме и отослал партийным инквизиторам:

«Знаю Ив. Катаева с 1926 г. Знаю, что во все время нашего знакомства и в разговорах, и на партийных собраниях выступал и голосовал против уклонов, в том числе и против троцкизма. Но принадлежал к литературной группе «Перевал», созданной по инициативе Воронского, создавшего там троцкистское ядро. Несомненно, не понимая того, что группа используется троцкистами, либеральничал.

Я всегда считал его человеком честным, прямодушным, и потому возможность его связи с врагами народа теперь тоже мне кажется маловероятной. Однако по разговору с ним некоторое время спустя после его исключения я понял, что в нем по-прежнему не изжиты интеллигентские пережитки и что человек он недостаточно авангардный, «расплывающийся» в беспартийном окружении, малоспособный вести за собой.

Писатель он даровитый. Творчество его, будучи коммунистическим по мировоззрению, тоже всегда несло интеллигентские пережитки ложно понимаемого «гуманизма».

Как оценить такую характеристику? С одной стороны, Фадеев благородно назвал Катаева честным человеком и даровитым писателем, то есть не толкнул в спину падающего человека, не стал его добивать. А, с другой стороны, не посмел вступиться за коллегу, в невиновности которого внутренне был уверен, а предположил, что не все с ним чисто. Впрочем, а кто в те времена вступался за товарищей и друзей?

Ивана Катаева 18 марта 1937 года арестовали, а 19 августа приговорили к расстрелу. После XX съезда Катаева реабилитировали. Вдова, поэт Мария Кузьминична Терентьева, издала в шестидесятые годы книгу его прозы. Писателя уничтожили, когда он еще только входил в творческую силу.

Дарованное Сталиным положение сделало Фадеева одним из самых заметных людей в стране. Он был окружен почетом, ему разрешалось ездить за границу. За несколько докладов научный совет Института мировой литературы имени М. Горького присудил ему научную степень доктора филологических наук без защиты диссертации.

Но за все следовало платить, и Фадеев подписывал бумаги, которые обрекали на смерть подведомственных ему писателей. Иногда проявлял инициативу и сам натравливал ЦК и госбезопасность на писателей, которых уничтожали.

Сталин учил своего любимца:

– Имейте в виду, Фадеев, люди обкатываются, как камешки морской водой. Но вы не умеете обкатывать людей – вот ваша беда. Политик не имеет права быть чересчур впечатлительным. Мало ли какие бывают у людей острые углы, жизнь их обтачивает в интересах общего дела…

Александр Александрович старался.

Фадеев нравился вождю даже чисто по-человечески. Вождь подарил Александру Александровичу должность генерального секретаря, сделал его «писательским Сталиным». Фадееву сходило с рук то, что другим стоило бы жизни.

Он запил в начале войны, вернувшись с фронта, – не выдержал того, что увидел. Запил и исчез, не появлялся в доме на улице Воровского, где находился аппарат Союза писателей. Его подчиненные привыкли к внезапным исчезновениям своего руководителя. Но Фадеев срочно понадобился секретарю ЦК Александру Сергеевичу Щербакову, который отыскал его с помощью чекистов.

Фадеев терпеть не мог Щербакова:

«Я ненавидел Щербакова за то, что он кичился своей бюрократической исполнительностью, своей жестокостью бесчеловечного служаки».

По указанию Щербакова партийные органы провели следствие. Установление истины не составило труда. Фадеева решили наказать. 23 сентября 1941 года политбюро утвердило постановление бюро Комиссии партийного контроля при ЦК:

«По поручению Секретариата ЦК ВКП(б) Комиссия Партийного Контроля рассмотрела дело о секретаре Союза советских писателей и члене ЦК ВКП(б) т. Фадееве А.А. и установила, что т. Фадеев А.А., приехав из командировки с фронта, получив поручение Информбюро, не выполнил его и в течение семи дней пьянствовал, не выходя на работу, скрывая свое местонахождение. При выяснении установлено, что попойка происходила на квартире артистки Булгаковой.

Как оказалось, это не единственный факт, когда т. Фадеев по нескольку дней подряд пьянствовал. Аналогичный факт имел место в конце июля текущего года. Факт о попойках т. Фадеева широко известен в писательской среде.

Бюро КПК при ЦК ВКП(б) постановляет:

считать поведение т. Фадеева А.А. недостойным члена ВКП(б) и особенно члена ЦК ВКП(б), объявить ему выговор и предупредить, что если он и впредь будет продолжать вести себя недостойным образом, то в отношении его будет поставлен вопрос о более серьезном партийном взыскании».

Елена Сергеевна Булгакова, у которой скрывался Фадеев, – это вдова писателя Михаила Булгакова, автора знаменитого романа «Мастер и Маргарита». Фадеев хорошо относился к Булгакову, а еще лучше к его вдове.

Фадеев отделался выговором, хотя в военное время такую эскападу могли бы приравнять к дезертирству. Это была личная милость вождя.

Во время поспешной эвакуации из Москвы в октябре сорок первого Фадеев опять попал в черный список. Его обвинили том, что он фактически бежал из столицы и бросил товарищей-писателей на произвол судьбы. Эвакуированные в Ташкент писатели были недовольны Фадеевым, считая, что он перестал руководить Союзом писателей и плохо заботится о литераторах.

В эти трудные годы и месяцы Фадеев, оказавшийся в Куйбышеве, и в самом деле метался, не зная, чем занять себя. 13 декабря 1941 года Фадеев написал оправдательную записку секретарям ЦК Сталину, Андрееву и Щербакову:

«Среди литераторов, находящихся в настоящее время в Москве, распространяется сплетня, будто Фадеев «самовольно» оставил Москву, чуть ли не бросив писателей на произвол судьбы…

Я выехал под утро 16 октября после того, как отправил всех писателей, которые были мне поручены, и получил указание выехать от Комиссии по эвакуации через тов. Косыгина…

Работа среди писателей (в течение пятнадцати лет) создала мне известное число литературных противников. Как это ни мелко в такое время, но именно они пытаются выдать меня сейчас за «паникера».

Это обстоятельство вынуждает меня сказать несколько слов о себе. Я вступил в партию в период колчаковского подполья, был участником Гражданской войны (от рядового бойца и политрука пулеметной команды до комиссара бригады), участвовал в штурме Кронштадта в 1921 г. и дважды был ранен.