Я делал немало ошибок, промахов и проступков. Но на всех самых трудных этапах революции, включая и современный, я не был просто «поддерживающим» и «присоединяющимся», а был и остался активным борцом за дело Ленина и Сталина. Изображать меня «паникером» – это глупость и пошлость.
Как и многие большевики, я с большой радостью остался бы в Москве для защиты ее, и как у многих большевиков, все мои помыслы и желания направлены к фронту.
Если бы мне разрешили выехать на фронт в качестве корреспондента или политработника, я смог бы принести пользы не меньше других фронтовых литераторов».
Не дожидаясь ответа на письмо, на следующий день он отправил секретарю ЦК Андрееву короткую телеграмму:
«Прошу разрешить выехать на Западный фронт».
Андреев переправил телеграмму начальнику главного политуправления Красной армии Льву Захаровичу Мехлису, человеку резкому и несентиментальному. Тот ответил немедленно:
«Писатель Фадеев прислал телеграмму с просьбой посодействовать перед ЦК ВКП(б) о направлении его на фронт в качестве корреспондента, как будто ему кто-то мешает. Прошу Вас передать Фадеева на несколько месяцев в распоряжение ГлавПУРККА, а мы заставим его обслуживать армию художественным словом».
Но Щербаков возразил против отправки Фадеева на фронт, считая, что он должен работать в Союзе писателей. Во время войны Сталин не то, чтобы охладел к Александру Александровичу, но во всяком случае другие литераторы выдвинулись на первый план, те, кто был на фронте и писал на военные темы, прежде всего молодой Константин Михайлович Симонов, чья поэзия и драматургия оказались созвучными настроениям солдат и офицеров действующей армии.
19 января 1944 года Фадеев был освобожден от руководства Союзом писателей. Вместо него поставили беспартийного большевика – поэта Николая Семеновича Тихонова, известного своими стихотворными строчками о коммунистах:
Гвозди б делать из этих людей:
Крепче б не было в мире гвоздей.
Николай Тихонов обладал внушительной фигурой, говорил степенно и убедительно, поэтому его неизменно определяли на высокие должности, но обычно представительского характера. Он не обладал энергией и организаторскими способностями Фадеева. Да и вождь все-таки привык к Фадееву, так что опала была недолгой. 13 сентября 1946 года оргбюро ЦК приняло решение о смене руководства Союза советских писателей.
Николая Тихонова освободили от должности председателя правления ССП. Саму должность упразднили. Ввели пост генерального секретаря, назначили на этот пост Фадеева, а его заместителями сделали того же Тихонова, Константина Симонова, драматургов Всеволода Вишневского и Александра Корнейчука, автора пьесы «Фронт», которую редактировал сам Сталин.
Писателя Бориса Горбатова Сталин предложил сделать секретарем партийной группы правления. По воспоминаниям Симонова, Фадеев был крайне недоволен. Он хотел бы руководить и работой партгруппы, а то получилось, что и к нему приставили комиссара. Для него это было непривычно. Он сам привык быть комиссаром.
Когда главой Союза писателей избрали Тихонова, известный питерский писатель Михаил Зощенко заметил:
«Страшная вещь: на Фадеева раньше нападали многие, а теперь все в Москве изменилось: Фадеева Москва все-таки любит, а Тихонова – нет, так как Фадеев – человек, любящий советскую литературу, а Тихонов – человек холодный, равнодушный…»
Доносы на друзей
22 февраля 1947 года постановлением политбюро Фадеев возглавил комитет по Сталинским премиям в области литературы и искусства. Присуждение премий, в котором участвовал сам вождь, превращалось в расширенное совещание по идеологическим вопросам. Сталин неизменно высказывал свое мнение, когда речь шла о книгах. Он придавал литературе особое значение и сам много читал. Другие виды искусств его интересовали значительно меньше. Он принимал окончательное решение, кому какую премию дать, но к мнению Фадеева прислушивался.
Это позволяло Александру Александровичу чувствовать себя уверенно в разговорах с другими руководителями партии. Он позволил себе открыто возражать новому секретарю ЦК по идеологическим вопросам Михаилу Андреевичу Суслову. На заседании комитета по Сталинским премиям Суслов высказался против кандидатуры выдвинутого на премию татарского поэта. Фадеев взвился:
– Товарищ Суслов, а вы читали его стихотворения? Читать нужно, товарищ Суслов, а уже потом высказывать свое мнение.
Суслов проглотил невероятно резкую по тем временам реплику Александра Александровича. Только Фадееву такие слова могли сойти с рук.
Послевоенные годы оказались тяжелыми для литературы и искусства. Константин Симонов рассказывал, как Сталин собрал у себя руководство Союза писателей. И стал говорить о «неоправданном преклонении перед заграничной культурой».
– Эта традиция идет от Петра. У Петра были хорошие мысли, но вскоре налезло слишком много немцев, это был период преклонения перед немцами. Сначала немцы, потом французы, было преклонение перед иностранцами-засранцами, – Сталин позволил себе неприлично пошутить. – У военных тоже было такое преклонение. Теперь стало меньше…
По всей стране развернулась борьба с «низкопоклонством перед Западом». Все, что шло из западных стран, даже в точных науках, называлось реакционным. Ученым приходилось вычеркивать ссылки на иностранных авторов. Таким примитивным образом утверждался приоритет отечественной науки.
Советских писателей старательно отгораживали от иностранных коллег, от мировой литературы. Фадеев писал члену политбюро Вячеславу Михайловичу Молотову, ведавшему международными делами:
«1-й Европейский отдел МИД СССР направил нам полученные из посольства СССР в Бельгии материалы о созыве 11–15 сентября в Бельгии международного конгресса поэтов.
Конгресс организуется бельгийским «Домом поэтов» и комиссариатом туризма Министерства коммуникации Бельгии. Приглашения посланы представителям всех стран, входящих в ЮНЕСКО, а также представителям СССР.
Советское посольство в Бельгии, как сообщил нам и.о. заведующего 1-м Европейским отделом МИД тов. Сергеев, «считает выгодным для дела пропаганды советской поэзии в Бельгии и других странах» принятие этого приглашения…
Секретариат Союза советских писателей СССР со своей стороны не считает целесообразным участием советских поэтов поддерживать эту эстетскую, совершенно невлиятельную организацию и просит разрешения отклонить участие в этом конгрессе…»
Вот ведь как ставил вопрос Фадеев. Даже осторожные дипломаты считали полезным приезд советских поэтов. Но глава Союза писателей твердо проводил партийную линию – никаких контактов с вредоносным Западом.
В 1948 году Фадеев отправил Сталину и секретарю ЦК Георгию Максимилиановичу Маленкову самый настоящий донос на две прекрасные и веселые книги:
«Секретариат Союза Советских Писателей считает грубой политической ошибкой издательства «Советский писатель» выпуск в свет книги Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок»…
Секретариат считает недопустимым издание этой книги, потому что она является клеветой на советское общество… Авторы позволяют себе вкладывать в уста всяких проходимцев и обывателей пошлые замечания в духе издевки и зубоскальства по отношению к историческому материализму, к учителям марксизма, известным советским деятелям, советским учреждениям…»
В те годы в Союзе писателей, как и в других идеологических учреждениях, развернулась борьба с «сионистами» и «космополитами», которая оказалась выгодным делом. После подметных писем и открыто антисемитских выступлений освобождались места и должности. Карьеры стали делаться почти так же быстро, как и в 1937 году, когда расстреливали вышестоящих, открывая дорогу нижестоящим. Еще оставалось некоторое количество евреев на достаточно заметных местах; они вносили вклад в науку, медицину, искусство. В первую очередь с ними боролись как с конкурентами.
