В январе 1953 года Фадеев читал главы из поэмы Александра Твардовского «За далью даль». В рассуждениях о состоянии литературы он обнаружил политические двусмысленности и выговаривал автору:

«Есть у писателя в современной исторической обстановке более опасный враг, ибо он господствует во всех странах кроме стран нашего блока, а у нас чаще всего выступает троцкизмом, – носитель иллюзорной буржуазной «свободы», «свободы» от диктатуры рабочего класса, «свободы» от коммунистов и их руководства трудящимися, «свободы» от коммунистического мировоззрения, от партии коммунистов, от их деятелей, в том числе и от их редакторов.

Твой удар будет верен, если ты в своем сознании будешь помнить и об этих врагах нашего народа и нашего писателя и не позволишь (даже единой запятой своей) примазаться этим сволочам к твоей справедливой критике».

Это были особые времена. Необходимость и готовность совершать паскудные поступки калечили даже приличных людей. Наблюдательный Корней Чуковский обратил внимание на то, что даже обычные человеческие эмоции и то стали опасны. Люди старались не реагировать, не показывать своего отношения! Вместо лиц – маски.

«У руководителей Союза писателей – очень неподвижные лица, – записывал в дневнике Корней Иванович. – Застывшие. Самое неподвижное-у Тихонова. Он может слушать вас часами и не выражать на лице ничего. Очень неподвижное у Соболева. У Фадеева, у Симонова. Должно быть, это – от привычки председательствовать.

Впрочем, я заметил, что в нынешнюю волевую эпоху вообще лица русских людей менее склонны к мимике, чем в прежние времена. Мое, например, лицо во всяком нынешнем общественном собрании кажется чересчур подвижным, ежеминутно меняющимся, и это отчуждает от меня, делает меня несолидным…»

Писавший детские стихи Корней Чуковский и представить себе не мог, в каком мире существовал Фадеев.

Однажды Александра Александровича вызвал Сталин:

– Слушайте, товарищ Фадеев, вы должны нам помочь. Вы ничего не делаете, чтобы реально помочь государству в борьбе с врагами. Мы вам присвоили громкое звание «генеральный секретарь Союза советских писателей», а вы не знаете, что вас окружают крупные международные шпионы.

– А кто же эти шпионы?

Сталин улыбнулся одной из тех своих улыбок, от которых некоторые люди падали в обморок и которые, как Фадеев знал, не предвещали ничего доброго.

– Почему я должен вам сообщать имена этих шпионов, когда вы обязаны были их знать? Но если вы уж такой слабый человек, товарищ Фадеев, то я вам подскажу, в каком направлении надо искать и в чем вы нам должны помочь. Во-первых, крупный шпион – ваш ближайший друг Павленко. Во-вторых, вы прекрасно знаете, что международным шпионом является Илья Эренбург. И наконец, в-третьих, разве вам не было известно, что Алексей Толстой английский шпион? Почему, я вас спрашиваю, вы об этом молчали? Почему вы нам не дали ни одного сигнала?..

Иногда даже Фадеева охватывал ужас. Комсомольский писатель Марк Борисович Колосов, который много лет был близок к Фадееву, рассказывал:

«Саша пришел. Выпил, но немного. И вдруг, зарыдав, упал на пол (это с ним бывало). Он повторял: «Не могу… больше не могу».

В тот день Фадеев вернулся с заседания политбюро, на котором исключили из партии жену Молотова (ближайшего соратника Сталина!) Полину Семеновну Жемчужину. Затем ее посадили. Неизвестно, какие еще испытания ждали советскую литературу, но все кончилось в марте 1953 года.

5 марта поздно вечером в кабинете главного редактора «Правды» Дмитрия Трофимовича Шепилова собрались известные писатели – Симонов, Фадеев, Корнейчук. Пока они разговаривали, Шепилову позвонили по вертушке. Это было около десяти вечера. Дмитрий Трофимович снял трубку, выслушал, что ему сказали, и поделился новостью с остальными:

– Позвонили, что товарищ Сталин умер.

Поначалу казалось, что никаких перемен не последует и новое руководство продолжит сталинский курс.

19 марта «Правда» поместила статью Фадеева «Гуманизм Сталина». В ней говорилось: «Сталин, как никто другой, определил великое гуманистическое значение художественной литературы как силы воспитания и перевоспитания человека в духе коммунизма, назвав писателей инженерами человеческих душ».

Фадеев и Симонов доложили в ЦК, что продолжают очищать Союз писателей от евреев, хотя ставшие у руля страны люди спешили откреститься от наиболее одиозных сталинских акций и уже решили реабилитировать и выпустить из тюрьмы «врачей-убийц».

Странно видеть в этом контексте имя Константина Симонова. В нашей памяти он не ассоциируется с гадкими страницами отечественной истории. Но, увы, и он принял участие в последних сталинских мерзостях. Очень молодым он был вознесен Сталиным на вершину славы и власти. За это придется платить. «И сам Константин Симонов, – писал известный писатель Даниил Данин, – будет публично лизать эту бьющую руку. И еще благодарить за то, что она протянута для лизания!»

Но отдадим должное Константину Михайловичу Симонову – в отличие от многих других своих современников он искренне сожалел о некоторых поступках в своей жизни и, что мог, небезуспешно старался исправить.

А тогда Хрущев был раздражен ненужными фадеевскими инициативами. Новые руководители страны, освободившиеся от Сталина, не собирались играть роль его наследников и вообще хотели, чтобы затянувшаяся панихида по вождю быстрее прекратилась. Заодно они пожелали сменить некоторые лица, прочно ассоциировавшиеся с вождем. Среди них значился и Фадеев.

Смерть Сталина стала для Александра Александровича тяжелым ударом, который, возможно, и предопределил его собственный уход из жизни. Во всяком случае при Сталине он был нужен власти, после смерти вождя новые руководители пожелали увидеть во главе Союза писателей кого-то другого. Фадеев олицетворял ушедшую эпоху, он сам был Сталиным в Союзе писателей.

Он был просто влюблен в Сталина, восхищался им. Возможно, в определенном смысле вождь заменил ему отца, о котором Фадеев никогда не вспоминал, обиженный его уходом из семьи. Он так и не понял, как к нему относился Сталин. Тот выделял литературного начальника, благоволил к нему, но подлинное отношение вождя так и осталось для Фадеева загадкой.

– Иосиф Виссарионович, – говорил о нем Александр Александрович, – как известно, был большим артистом и по-разному мог разговаривать – и с подковыркой, а когда нужно, мог и так человека увлечь, так приласкаться, такой натурой показаться, что, кажется, ты ему должен всю душу доверить.

Фадеев рассказывал Долматовскому:

– Когда я в присутствии Самого расчихался ужасно, Сталин даже всерьез спросил: не надо ли врача?

Однажды писательского генсека вызвали наверх, когда он мыл голову.

«Седина Фадеева, – писал Долматовский, – имела одну особенность – она быстро приобретала неровный желтый оттенок. Почему-то Фадеев очень стеснялся этого. Борьба с желтизной его седины велась при помощи обыкновенной хозяйственной синьки».

Он не успел домыть голову и предстал перед Сталиным с волосами синего цвета. Вождь посматривал на Фадеева с ухмылкой, но ничего не сказал. Хрущева поражало то, что Фадеев приходил пьяный на заседания комитета по Сталинским премиям. Сталин говорил членам политбюро:

– Еле держится на ногах, совершенно пьян.

Но все это сходило Фадееву с рук.

Писательница Валерия Герасимова, первая жена Александра Фадеева и двоюродная сестра известного кинорежиссера Сергея Аполлинариевича Герасимова, рано разобралась в происходящем и возненавидела Сталина. Однажды она с удивлением сказала сыну о бывшем муже:

– Знаешь, Саша искренне любит Сталина.

Александр Фадеев до последнего оставался солдатом

партии. Но и у него отношение к Сталину, особенно после начавшихся разоблачений, быстро изменилось. Увидев после долго перерыва Валерию Герасимову, он вполголоса признался ей:

– Дышать стало легче.

24 марта 1953 года отдел художественной литературы и искусства ЦК направил секретарю ЦК Петру Николаевичу Поспелову записку «О неблагополучном положении в Союзе советских писателей и реорганизации правления ССП». Записку подписал заведующий отделом ЦК Владимир Семенович Кружков. До этого он руководил Институтом Маркса-Энгельса-Ленина. Из этого документа следовало, что Фадеев больше не в фаворе: