В холле против входной двери во всю ширину помещения был растянут кумачовый транспарант, на котором полуметровыми белыми буквами было написано: «Добро пожаловать!». Под ним в лакированной деревянной рамке висел текст, написанный плакатным пером чёрной тушью на белой бумаге, гласивший: «С 23-00 до 7-00 играть на виолончели строго запрещено!». На стойке администратора, к которой шурупами были прикручены крашеные серебрянкой буквы «Reception», стояла рамка для фотографий, содержавшая рукописное предупреждение: «Дежурной не подмигивать – закрою унитазы на замок».
Из холла внутрь гостиницы вели две двери. К одной гвоздиками была прибита белая пластиковая табличка с синими буквами: «Мужское отделение», на другой двери такая же табличка, но уже с красной надписью: «Женское отделение». Катастрофа, не раздумывая, открыла «женскую» дверь и очутилась на лестничной клетке, ведшей на второй этаж. На стене была нарисована рука с вытянутым указательным пальцем, указывающим на верх лестницы. Под рукой была надпись: «14 ступенек». На верху лестницы была такая же рука, указывающая на её низ. Под ней было написано: «13 ступенек».
В коридор второго этажа выходило шесть дверей. Перед каждой лежал половичок с какими-то словами. Катастрофе понравился тот, на котором очень аккуратно крестиком было вышито: «Вытирай ноги об меня». На двери, у которой он лежал, висела медная чеканка с цифрами «13» и словами: «Будь как дома». Катастрофа решила, что этот номер ей подойдёт.
Обстановка номера была более чем скромной: узкая кровать с пружинным матрацем, платяной шкаф, дверцы которого не желали закрываться; покрытый клеёнкой стол, на котором стояли стеклянный графин с водой и один стакан, стул. Над кроватью в золочёной рамке висела писанная маслом репродукция «Данаи» Рембрандта. Даная была одета в розовую ночную сорочку. На холсте под её ложем старательно было выведено жёлтыми буквами: «Береги честь смолоду». Под картиной на стене кто-то нацарапал: «Просят – давай!».
Туалет был один на весь этаж. Войдя туда, Катастрофа убедилась, что автор табличек слов на ветер не бросает. К ободку и крышке унитаза было приделано по петле, в нижнюю был вдет новенький амбарный замок. На сливном бачке красовались синие буквы, выведенные под трафарет: «Для слива нажать вниз». К нему скотчем был приклеен листок из блокнота, на котором кто-то написал шариковой ручкой: «На унитаз с ногами не залазить!». Стену над умывальником украшала надпись, сделанная тоже под трафарет: «Вымыл руки с мылом – закрой кран». Катастрофа уже приготовилась увидеть на двери что-то вроде: «Уходя, гасите свет». Но нет – там висело зеркало во весь рост. Как раз напротив унитаза.
Странности придорожного приюта не произвели впечатления на Катастрофу. Она так устала, что готова была лечь спать где угодно, хоть и на голой земле. Вернувшись в номер, она сбросила с себя одежду, забралась под одеяло и мгновенно уснула.
– – –
Довольно долго Катастрофа лежала, соображая, где находится. Почему-то это не удавалось – последние события будто стёрлись из памяти. Вокруг была кромешная тьма. Она понимала, что надо встать, найти какой-нибудь огонь и осмотреться. Но что-то внутри подсказывало: с этим можно повременить. Она продолжала лежать, вглядываясь в темноту.
Вдруг она поняла, нет, не поняла – ощутила причину своего пробуждения.
Музыка... Где-то недалеко раздавались нежные звуки виолончели. Им вторило фортепиано, клавиш которого касались чьи-то ласковые пальцы. Музыка была и, в то же время, её не было. Она звучала, или Катастрофе только казалось, что она звучит…
Катастрофа села на кровати. Она почувствовала: на ней что-то надето. Одежда была непривычной. Сверху она сжимала грудь. Снизу было свободно. На ногах – какая-то лёгкая обувь на высоких каблуках. Непривычным было ощущение тяжести в мочках ушей, на шее и груди.
Катастрофа осторожно встала. Её движения сопровождались шуршанием и позвякиванием. Она сделала шаг, прислушалась к ощущениям – в этом странном одеянии ей было удобно.
Музыка заиграла громче, мелодия стала страстной, призывной. В воздухе появилось лёгкое голубоватое свечение и призрачной дорожкой легло Катастрофе под ноги, как бы маня туда, откуда доносились звуки.
Катастрофу охватил трепет, стало жарко, сердце гулко застучало в груди, все чувства обострились. Появилось предчувствие чего-то невыразимо прекрасного и очень желанного.
Она поняла, что, не отдавая себе отчёта, уже идёт по светящейся дорожке. Идёт туда, где звучит волшебная музыка, где сейчас, через несколько мгновений, сбудутся её тайные грёзы, случится то неимоверно-сладостное, что лишь изредка приходит в её сны, о чём она не решается даже мечтать наяву, боясь спугнуть этот размытый волнующе-непонятный образ.
Она очутилась в огромной бальной зале, наполненной людьми. Вместо пола там было то самое голубоватое свечение, в котором ноги глубоко утопали, словно в мягком ковре. Потолка не было – над головой ярко сияли звёзды. Вместо стен были зеркала в золоченых резных рамах.
В одном из них Катастрофа увидела себя. Вначале она не поняла, кто это. Потом её сердце забилось с удвоенной силой. Из зеркала на неё смотрела юная принцесса, одетая для королевского бала. Её тёмно-русые, почти чёрные волосы, были переплетены нитями речного жемчуга и убраны в безупречную высокую причёску, открывавшую стройную шею и нежные плечи. Её лицо было восхитительно. Карие глаза под крыльями бровей сияли, словно звёзды в вечернем небе. Сочные страстные губы влажно поблескивали, призывно маня. Лёгкий румянец подчёркивал нежную округлость щёк. В мочки ушей были вдеты тяжёлые золотые с платиной серьги, ярко сверкавшие бриллиантами и сапфирами. Такое же колье, надетое на шею, лежало на груди, почти полностью обнажённой в глубоком вырезе платья. Само же платье было из светло-кремового китайского шёлка, расшитого золотом и украшенного драгоценными камнями. Узкий лиф в полной мере позволял рассмотреть округлость небольших упругих грудей. Длинная широкая юбка подчёркивала стройность талии.
Катастрофа огляделась. Бывшие в зале были одеты изыскано. Единого стиля одежды не было – присутствовали одеяния разных стран и эпох. Некоторые, как и Катастрофа, были в одежде, которую носили при дворе саксонского курфюрста. Были здесь и греческие туники, и пуританские сюртуки. Можно было видеть гостей, сплошь покрытых татуировками, на которых были лишь короткие юбочки из листьев, и тех, кто был одет по последней моде нынешнего столетия.
Лиц было не разобрать – их черты были будто смазаны. Угадывалось лишь восторженное выражение, с которым большинство смотрело в центр зала, где на возвышении сидели музыканты.
Там, в мягком луче призрачного света, на золотом стуле, обитом цветастым шёлком, сидела прекрасная юная фея. Между её колен была виолончель, в руке смычок, под которым и рождалась та дивная музыка. Фея была одета в синее атласное платье, расшитое белыми кружевами. Она играла, не замечая ничего вокруг. Её нежное лицо было запрокинуто к звёздам, глаза закрыты, губы шевелились – она тихонько напевала. Пепельные локоны, выбившиеся из-под изящной белой шляпки, упруго подрагивали в такт музыке. Прозрачные крылышки за её спиной, трепеща, то раскрывались, то складывались, следуя за мелодией.
За спиной феи за чёрным роялем сидел аккомпаниатор. На нём был поношенный концертный фрак, усыпанный перхотью. Грива его нечёсаных полуседых волос разметалась по плечам. Его некрасивое широкое лицо было искажено страданием – как ни старался, он не мог услышать прекрасную музыку, которую играл.
Гостей в зале прибывало. Они появлялись отовсюду, со всех сторон. Большинство приходило парами, которые не разлучались ни на миг. Но были и такие, которые, подобно Катастрофе, пришли одни. Однако их одиночество долго не длилось. Стоило им, отвести глаза от музыкантов, как скоро они встречали восхищённый взгляд того, кому были предназначены. Не медля, они отвечали на призыв, устремляясь к своей половине – мужчины к женщинам, женщины, без стеснения, – к мужчинам. Слова были излишни – обо всём говорила музыка. Ласковые взгляды продолжались нежными прикосновениями, которые переходили в жаркие объятия и пламенные поцелуи. И вот уже то одна, то другая пара, обнявшись, опускались в голубое свечение, чтобы укрывшись в нём от глаз, под аккомпанемент волшебной музыки исполнить сладкую мелодию своих сокровенных желаний.