— Ну так как? Ты все еще не намерен трахаться? — жарко шепчет он, вновь вжимая мальчишку в себя, царапая мягкую кожу на спине и всем телом ощущая исходящие от того жар и нетерпение.

Тот уже явно на грани того, чтобы согласиться на все, что угодно, но каким-то чудовищным усилием самолюбия всего лишь мычит в ответ что-то невнятное, впрочем, уже привычным движением закидывая руки ему на шею и слегка оттягивая волосы на затылке.

Радамель, который сам уже вот-вот готов взорваться, предпочитает счесть это согласием и резко дернув на себя уже послушное тело, поворачивает его к себе спиной, прижимает животом к раковине и нажимает на ложбинку меж лопатками, заставляя прогнуться.

— Не слышу ответа, — бархатным тоном сообщает он, неимоверным усилием воли сдерживаясь от того, чтобы не овладеть этой аккуратной задницей, так пошло выставленной на его полное обозрение.

— Задрал ты уже! — почти кричит Алекс, явно доведенный до предела.

— Не ори, забыл, где находишься? — звенящим шепотом осаживает его Радамель, прижимается плотнее и сам чуть не стонет от ощущения мягких, вожделенных ягодиц, к которым прижимается его член. Он наваливается на дрожащего мальчишку всем телом, торопливо шарит руками по животу, находит твердые соски, больно прищипывает их, катает между пальцами, упиваясь стонами, которые мальчишка не может сдержать, и вновь шепчет жадно:

— Хочешь меня?

Снизу доносится лишь возмущенное фырканье и захлебывающаяся русская речь. Фалькао усмехается: кажется, скоро не только Дани, но и он станет специалистом по русскому мату.

— Маленький, тебе не идет, честное слово! — менторским тоном заявляет он, впрочем, ни на миг не отстраняясь и продолжая гладить его содрогающееся тело. — Так хочешь?

— Чего доебался?! — почти стонет Алекс, уже плюнув на гордость и выгибаясь навстречу, стараясь прижаться плотнее. — Комплекс неполноценности развивается, что ли?! Самооценку хочешь повысить?

— Боже, ты еще в состоянии говорить такие умные вещи? — смеется Радамель, ненасытно вылизывая шею, которую очень хочется закусать просто вхлам, чтобы живого места не осталось. Но нельзя: игры играми, а на каминг-аут перед командой он пока не готов. — И все-таки, малыш, ты меня не переупрямишь. Так хочешь или нет?

Он находит горячий член мальчишки, еще влажный от его слюны и начинает дразнить порхающими движениями пальцев. Алекс вымученно стонет и невольно тянется навстречу им, но тот с упорством садиста сразу отнимает руку, осыпает короткими поцелуями узкую спину, тут же с удовольствием вгрызаясь в нее зубами. Хотя бы здесь можно оставить свои следы, и это прекрасно!

— Скажи, что хочешь меня, маленький, я же вижу, что ты еле держишься! — голос, патокой льющийся в ухо, обволакивает, манит, подавляет волю и лишает сил. Все, больше он не может…

— Хочу тебя, очень, — судорожно шепчет Алекс, — пожалуйста, не могу больше, трахни уже меня, ну…

Радамель лихорадочно облизывается и думает, что, оказывается, переоценил свои силы. От этих умоляющих слов, от такого чистого при всей своей порочности призыва Алекса можно кончить, даже больше вообще не шевелясь.

Он едва не смеется при мысли, что, сам того не зная, мальчишка скрутил его в бараний рог. Его Юное Величество вновь доказало своим подданным, кто тут единственный господин. И его покорный слуга спешит исполнить высочайшую волю.

Алекс еле удерживается от громкого крика, когда тот входит в него почти сразу полностью. Радамель своим затуманенным взглядом тем не менее отлично видит, как побелели тонкие пальцы правой, сжимавшие край раковины, и как задрожала прижатая к губам левая. Он и рад бы действовать более мягко, нежно, ласкать мальчика и двигаться еле-еле, пока тот не освоится, но он помнит, что вокруг небо Германии, которое не намерено давать им поблажки. Они тут уже слишком долго, и скоро это начнет вызывать подозрения.

— Прости, маленький, прости, — истошно шепчет он в пылающее ухо, судорожно гладит руки, плечи, грудь, прижимает к себе, как можно крепче, не на шутку опасаясь раздавить хрупкого мальчика своим весом, но все равно двигается так резко, что Алекс чуть ли не врезается головой в зеркало.

Обжигающая бесстыдством мысль приходит внезапно и завладевает им полностью.

— Подними голову, — горячечно выдавливает он и, не дожидаясь согласия, сам прихватывает взлохмаченные волосы и тянет вверх. — А теперь открой глаза и посмотри… Ну!

Алекс медленно выполняет его просьбу, поднимает отяжелевшие веки, смотрит на самую пошлую и в то же время возбуждающую картину, что он видел в своей жизни, и невольно облизывает так похабно распухшие губы. А потом он чувствует, как его член вновь грубо сжимают жесткие пальцы, и на этом его силы заканчиваются…

А в следующий миг — не только его.

— Так что — будем говорить правду? — все еще сбитым голосом интересуется Алекс, торопливо поправляя рубашку перед все тем же зеркалом, и фыркает: — Спасибо, хоть не порвал.

— Правда — это, конечно, всегда хорошо, — Радамель, стоя за его спиной, пытается пригладить волосы, — но, может, пощадим наших друзей и скажем, что я, гад и сволочь, просто был сильно зол на тебя и зверски отругал на чем свет стоит за плохой матч?

Алекс теряет дар речи от несправедливости обвинений и только вне себя от возмущения пялится в зеркало на отражение.

— Я же говорю: я гад и сволочь, — примирительно тянет Радамель, решив, что прическа уже сгодится, и поворачивая мальчишку к себе лицом. — Заодно все начнут тебе сочувствовать, разве плохо?

Тот хмыкает, отведя глаза, снимает соринку с воротника рубашки Фалькао, и окинув его придирчивым взглядом, кивает:

— Ладно, пошли уже… Изверг!

Радамель смотрит в его вмиг ставшие шальными глаза и вдруг понимает, что отныне они заодно — если понадобится, даже против всего остального мира.

Спасибо тебе, небо Германии.

Как только распахивается дверь, салон, до того жужжавший подобно улью, затихает и десятки пар глаз буравят их с внимательностью следователя на допросе. Краем глаза глядя на Алекса, он поражается, как тот вмиг вживается в свою роль, принимая злой и несправедливо оскорбленный вид. Он никогда не замечал за ним таких талантов, но вот, пожалуйста, Алекс гордо дефилирует к своему месту, с размаху опускается и всем видом дает понять, что обижен в лучших чувствах.

Сидящий рядом Диоп, поколебавшись пару секунд, все-таки не выдерживает и громко спрашивает:

— И чего вы там делали?

Радамель, уже усевшийся на свое место, кажется, замирает вместе со всеми слушателями в ожидании ответа.

Алекс выдерживает эффектную паузу и якобы тихо, на ухо собеседнику, но на самом деле, чтобы слышало как можно больше партнеров по команде, со злым смехом цедит:

— Трахались, мать его!

Диоп и ближние соседи весело смеются, оценив удачную шутку.

И от мысли, что это лучшая шутка в его жизни, Фалькао улыбается тоже.

========== Голос тишины ==========

Комментарий к Голос тишины

Gregorian - Sound of Silence

http://zaycev.net/pages/251/25190.shtml

На данный момент это моя последняя работа по этому пейрингу.

Огромное спасибо всем, кто был рядом все это время, помогал и поддерживал своими словами, отзывами и просто разговорами))

Я вас очень люблю!

Осеннее Монако встречает своего нового обитателя ненавязчивым, уютным теплом и добродушным солнцем. От Сочи с его весельем и атмосферой отдыха отличается, казалось бы, не сильно. Но именно что казалось: на самом деле, стоит только ступить на французскую землю, как с небывалой силой накатывает вязкая хандра и недовольство всем и сразу. Собой в первую очередь. Во вторую и в третью тоже.