Как это тело еще может еще чего-то хотеть — после всего, что с ним вытворяли альфы?!

— Черт… черт…

Выхода не было.

Слезы унижения перед самим собой бежали по щекам Ханнеса.

— Н-ненавижу… — прошипел он, трясущимися руками расстегивая брюки. — Ненавижу… б-быть омегой!

Пальцы прошли внутрь с возмутительной легкостью.

Его тошнило от того, насколько бессильными оказались все его принципы перед одной-единственной жалкой течкой.

Лежа на полу с опущенными до колен штанами, Ханнес загонял в себя пальцы так глубоко, как только мог, сильно, грубо, будто наказывая самого себя за слабость, по руке стекали капли смазки, и ему все равно этого было недостаточно!

Хотелось еще и еще, но стоило только закрыть глаза — и перед ним проносились образы, которые не получалось отогнать.

Алекс. Отец. Мистер Шпивель. Бесчисленный хоровод клиентов, имеющих его, будто безвольную и бездушную куклу…

И как после такого можно заниматься этим? Хотеть этого? Даже думать об этом, испытывая что-либо еще, кроме отвращения и желания срочно вымыться?!

Ханнес нуждался в очистительной молитве, как минимум. Ему просто надо было пережить все это, а потом пойти ближайшую церковь, и…

Но все планы нарушили сквозняк, пробегающий по голой коже, и скрип двери.

На пороге стоял человек.

Высокий полный мужчина средних лет, с длинными черными волосами и такой же длинной курчавой бородой, в охотничьей одежде и с ружьем за плечами.

Это была первая живая душа, какую Ханнес видел за долгое время своего отшельничества — и при каких неудачных обстоятельствах произошла эта встреча!

— Я…

Бросив на пол ружье, человек вошел в дом.

— Я п-почувствовал… твой запах…

— Не подходите!

Юноша хотел закричать, но у него получился лишь едва слышный шепот.

Да и кто бы пришел на помощь здесь, в лесу?

— Н-нет…

Но было уже поздно.

В нос ударил терпкий запах вина, и чужие губы накрыли его.

Борода колола и царапала кожу.

Бесцеремонно запустив руки под одежду, этот незнакомый альфа грубо ласкал его, лапал, теребил соски, и самое ужасное было в том, что Ханнесу это нравилось.

Ему хотелось, чтобы ему сделали больно, хотелось почувствовать в себе член, и тело, не подчиняясь разуму, уже выгибалось, реагируя на каждое прикосновение охотника…

— Нет!

Но мужчина его не слышал.

В его темных глазах не было ничего, кроме застилающей сознание похоти.

— П-пустите!

Толкнув охотника в грудь, он попытался отползти, и в ушах тут же зазвенело от сильной оплеухи.

Его нежданный гость и слышать не хотел никаких возражений.

Подхватив парня под бедра, он приставил к его истекающему смазкой входу свой длинный, толстый, багрово-красный член с синюшной головкой, и Ханнес, как маленький мальчик, закрыл лицо ладонями, будто надеясь, что так страшный дядя исчезнет…

Он был готов к боли, но ее не было.

А грузное тело вдруг рухнуло на него, чуть не раздавив, и его всего залило чем-то теплым.

Никогда в жизни Ханнес еще так не боялся открыть глаза.

У охотника не было головы.

Каша из крови, мозгов и пшеницы забрызгала все, просто все, что только могла, и ничто не было способно отмыть этот дом — точно так же, как и его хозяина.

Кое-как выбравшись из-под трупа, омега еле встал на трясущиеся ноги и попытался вытереться, но в этом не было смысла, ведь его руки были грязны точно так же, как и лицо…

А что было дальше, он помнил лишь урывками.

Внезапно обнаружив себя абсолютно голым, сидящим на берегу озерца и трясущимся от холода, он в первые секунды даже не мог вспомнить толком, что случилось.

Кажется, его колотило в истерике. Возможно, вырвало. Ханнес не ручался даже за собственное адекватное восприятие!

Его мысли метались, как звери в клетке, но одно парень знал точно — он здесь больше не останется.

Да, он планировал по-другому, но… тот альфа наверняка тоже собирался просто сходить на охоту!

Он не чувствовал ни капли сожаления, когда его дом скрылся за огромным земляным навалом.

Широкую же могилу Ханнес устроил своему сегодняшнему гостю…

Перед тем, как уйти, он развел костер, чтобы согреться.

Ветки летели в огонь без малейшего промедления, и какая была разница, что раньше они принадлежали Дубку…

Все равно после того, как действие магии закончилось, он снова стал обычным поваленным деревом.

И опять у Ханнеса не осталось ничего, что было бы ему хоть как-то дорого.

И вместе с тем — ничего, что могло бы помешать ему исполнить свой долг…

На рассвете он ушел, и лишь ветер еще долго разносил по лесу запах пепла.

========== Часть 8. Око за око ==========

Мутная луна едва пробивалась сквозь черные тучи.

Ветер бил Абрахаму в лицо, чуть не сбивая с ног, залепляя очки снегом, а его модное пальто и дорогие кожаные перчатки отнюдь не были рассчитаны на такую суровую погоду…

Будь проклята эта метель!

Вокруг не было ни души — ни случайного прохожего, ни машины, ни извозчика. Еще бы, кто в здравом уме захочет выйти на улицу в такой мороз?

Фонари еле-еле разгоняли тьму, и мужчина уже начал бояться, что не найдет дорогу до гостиницы, как вдруг увидел недалеко белоснежное здание со шпилем на крыше.

Церковь?

К религии Абрахам, как дитя просвещенной эпохи, относился с изрядной долей скепсиса, но конкретно сейчас он бы и черту в ноги поклонился за возможность спрятаться ненадолго от этого холода.

Под навесом крыльца стало намного легче, хотя лицо все еще щипало.

Сняв очки, он протер их платком, оглянулся вокруг, пытаясь вспомнить путь к гостинице, и тут тяжелые двери скрипнули.

— Господи, вы, наверное, совсем замерзли! — воскликнул парень, стоящий на пороге. — Войдите внутрь, вам надо согреться…

И как было не согласиться принять такую любезность?

Конечно, в столь поздний час церковь была пуста.

Между рядами деревянных скамей лежала потрепанная красная дорожка, на которой после каждого шага Абрахама оставались капли растаявшего снега.

— Подождите минуту, — сказал парень, впустивший его и, куда-то скрывшись, скоро вернулся с чашкой, от которой поднимался пар.

— Спасибо большое!

Настроение следователя заметно улучшилось.

Наслаждаясь вкусом чая, он исподтишка подглядывал за юношей, который, сев на лавку в первом ряду, продолжил — явно продолжил, ведь книжка лежала на сиденье уже раскрытой — чтение псалмов.

Это был омега, и выглядел он, на вкус Абрахама, вполне себе ничего — с забавным хохолком светлых волос на голове, чуть вздернутым носом и пухлыми губами, в простой черной рясе, подчеркивающей стройность фигуры, и довершал картину небольшой серебряный крестик на груди — красиво, но не вычурно…

Однако, стоило мужчине только принюхаться, как волоски у него на загривке встали дыбом.

Что-то было не так — конкретно вот в этом благочестивом омеге, читающем священные тексты в пустующей церкви.

Абрахам готов был поклясться, что где-то раньше чувствовал его естественный запах, но, как будто назло, вспомнить у него не получалось!

— Что-то не так? — с легким испугом в голосе спросил юноша, заметив его пристальный взгляд.

Еле выдавив непринужденную улыбку, он ответил первое, что пришло в голову:

— Просто вы… эээ, вы слишком молоды для священника…

— Я не священник, — теребя цепочку от креста, парень улыбнулся уголками губ. — Меня недавно назначили помощником уважаемого падре, но, надеюсь, однажды и я приму сан…

При этих словах его лицо как будто просветлело, и Абрахам, даже будучи закоренелым атеистом, почувствовал, как внутри что-то кольнуло.