Стружка летела во все стороны, и, немного успокоившись после учебных фиаско, он переключился на мысли о еде — пока не услышал странное шуршание и тихий рык…

По спине невольно побежал холодный пот.

Вцепившись в гарпун так сильно, что побелели пальцы, Ханнес начал судорожно оглядываться по сторонам — но никого не увидел.

Показалось?

Рычание повторилось, и Ханнес обмер от страха.

Оно было совсем близко.

Рядом с ним.

Под ним.

Ханнес даже не успел ничего понять, как очутился на земле, потому что бревно, на котором он сидел, поднялось.

У него были короткие кривые ноги, будто сплетенные из множества веток, и такие же, только очень длинные, будто у обезьяны, руки.

На верхнем конце ствола торчали во все стороны более пышные и зеленые ветви, напоминающие своего рода волосы, а еще у него было лицо, будто вылепленное ребенком — длинная расщелина рта, бугристый выступ носа и две черные вмятинки вместо глаз.

Несколько секунд это создание просто стояло неподвижно, глядя на Ханнеса, пока Ханнес глядел на него, больше всего на свете желая проснуться.

А потом бревно снова заревело, будто медведь, но в звуках, которое оно издавало, не было слышно агрессии.

— О, Всевышний… — еле встав на подгибающихся ногах, омега подошел к своему нечаянному творению. — Это… это я? Неужели это я?

Значит, он может не только забирать жизнь, но и давать! И причем, давать чему-то посерьезнее, чем обычная шишка…

Ханнес даже не знал, стоит ли радоваться таким новостям или нет.

Дерево заурчало, будто довольная кошка, когда он приблизился, и положило руку ему на плечо.

Ветви больно царапнули щеку, но парень даже этого не заметил.

— Ты… ты знаешь меня?

Его ноги оторвались от земли, и воздух был насильно выжат из легких — бревно полезло обниматься.

— Пусти, пусти! Убьешь же!

Оно улыбалось.

Это схематичное лицо улыбалось так, что даже стало неловко.

— Я… — Ханнес хрипло откашлялся. — Меня зовут Ханнес, и я, кажется, случайно тебя создал… — он нервно засмеялся. — Не знаю, понимаешь ли ты меня вообще…

Зеленые ветки закачались назад и вперед — кажется, оно кивало.

— О, мой бог…

Ханнесу стало немного дурно.

— Кто я теперь — отец?.. Наверное, я должен… должен дать тебе имя, да…

Одинокий лист спланировал с бревна прямо на макушку Ханнеса, и он, машинально взяв его, призадумался.

— Знаю, знаю! — он помахал этим листком. — Тебя будут звать Дубком. Тебе нравится?

Дубок закивал так энергично, что с него даже свалилась парочка желудей.

- Я… я рад познакомиться с тобой, Дубок, хотя наша встреча была несколько неожиданной, хе-хе… Пойдем со мной?

Кажется, у Ханнеса появилась компания, пусть и весьма странная.

Сам того не желая, он создал себе друга.

И теперь его отшельническая жизнь обещала быть не такой одинокой…

========== Часть 6. Справедливость и добро ==========

Абрахам не мог поверить глазам своим.

После того, как они вместе со членами следственной группы кое-как разорвали вьюнки, что опутали входную дверь не хуже, чем паутина, и вошли в дом, в нос сразу ударил смрад гниющего тела, смешанный с ароматом роз…

Контраст оказался просто убойный — во всех смыслах.

Труп неизвестного мужчины, лежавший у порога, был одет в приличную дорогую одежду, насколько можно было разглядеть из-за цветов, разросшихся по всему его телу, будто диковинный паразит, и уж точно не напоминал представителя семейства “этих Раммелей”, как их называли соседи…

Отец и старший сын — алкоголики и дебоширы, с которыми в деревне предпочитали не иметь никаких дел, младший же член семьи — омега, который когда-то был одним из лучших учеников местной школы, но пошел по кривой дорожке, как и вся его родня, и начал зарабатывать на жизнь торговлей собственным телом. Если отбросить всю словесную шелуху, то картина вырисовывалась примерно такая.

Заполнение протокола давалось мужчине с трудом.

Он поспешил уйти подальше от мертвого тела, на второй этаж.

Обстановочка вокруг ему не нравилась — слишком грязно, слишком пыльно, слишком неуютно. Похоже, хозяева этого дома особо не заботились о быте…

А вот и они!

Зрелище было покруче того, что им пришлось увидеть в коридоре, но…

Разложение еще не успело затронуть внешний облик этих людей настолько, чтобы не было возможно понять — один из них был уже пожилым человеком, а второй — в среднем возрасте, но молодого омеги, вероятно, занимавшегося проституцией, не было и в помине. Ни живого, ни мертвого.

Нигде.

Абрахам специально велел обыскать дом в поисках других жертв, но, кроме этих троих, полицейские не нашли больше никого.

Раздутые синюшные тела, вокруг которых летали мухи, по обыкновению, не вызвали у альфы никаких добрых чувств, но ему нужно было держаться.

Отец часто говорил ему, что он нежен, прямо как омега, и Абрахам не мог с этим поспорить.

И кто только раскидал по всей комнате сухую фасоль, и зачем?

Эти двое, судя по рассказам о них соседей, отнюдь не были примерами для подражания — но все равно, разве они заслужили такую жестокую смерть?

Тряхнув головой, чтобы отогнать неуместные мысли, Абрахам снял очки и потер переносицу.

“Заслужил — не заслужил” — это слишком субъективная материя, а он должен быть беспристрастным.

И все равно, при виде мужчины, которого в двух местах проткнули насквозь деревянные колья, выросшие прямо из пола, ему становилось не по себе.

Пока трупами занимались другие, Абрахам оглянулся вокруг — и только сейчас заметил, что комната, в которой произошло убийство, отличалась от других.

Весь остальной дом был бедно обставлен — здесь же не было вообще ничего. Только грязный матрас и ворох газет на полу.

Подойдя ближе к этой “постели”, Абрахам увидел на стене ближе к полу тоненькие полоски отодранных обоев — будто бы следы ногтей.

А сам матрас был щедро покрыт бурыми пятнами, причем, судя по их виду, остались они уже довольно давно…

— Что вы делаете, мистер Раиб?

Но молодой следователь уже никого не слушал, изо всех сил внюхиваясь в убогое ложе, и…

К щекам невольно прилила кровь, и рот наполнился слюной, вопреки неуместности ситуации, и Абрахам поспешил отойти подальше от матраца, который пах — хоть и слабо, но пах — естественной смазкой.

Какой-то омега переживал здесь течку, и, похоже, не один и не два раза, так часто, что даже матрас пропитался его духом…

Поднявшись, Абрахам снова оглянулся на мертвецов. И на матрас. И снова на мертвецов…

Омега, который был отличником, а потом пошел по кривой дорожке? Как интересно!

По крайней мере, Абрахам теперь знал его запах — и не перепутал бы его ни с каким другим.

К тому же, растительная магия — явление, которое встречается отнюдь не на каждом шагу, ее носителей можно едва ли не пересчитать по пальцам, поэтому поимка убийцы — лишь вопрос времени!

Справедливость восторжествует.

Как там его звали?

“Мы скоро встретимся,” — подумал Абрахам. — “Мы очень скоро встретимся, Ханнес. И я хочу посмотреть прямо тебе в глаза, прежде чем застегну на твоих руках наручники…”

***

Этой ночью Ханнесу снились кошмары.

Отец и брат были пьяны… но не настолько, чтобы не понимать, что они делают.

— Как не хочешь? — делано изумился Алекс. — Из тебя же смазка хлещет водопадом! Не дергайся, ты, сука! Зубы выбью, падаль!

Событие, которого так ждут все молодые омеги, обернулось для него настоящим кошмаром.

Им было все равно, что Ханнес был их сыном и братом. Им было все равно, что он умолял оставить его в покое. Им было все равно…