– Нам удалось набрать не больше сотни крестьян. Вандея устала от гражданской войны. Сегодня ведь не девяносто третий год… Все думают только о спокойной жизни…

Мария-Каролина, однако, не захотела признать свое поражение.

– Ладно, – сказала она просто. – Я отправляюсь за войсками в Бретань.

А для того чтобы доказать себе самой свое бодрое расположение духа и свою веру в будущее, она провела бурную ночь в постели с господином де Вильнев…

Пока герцогиня Беррийская продолжала жить в нереальном мире грез, в Париже Комитет легитимистов во главе с Шатобрианом, Фитц-Джеймсом и Идом де Невилем пребывал в полной растерянности. Безумное предприятие Марии-Каролины грозило навсегда скомпрометировать и опозорить дело Бурбонов.

Надо было сделать так, чтобы Мария-Каролина отказалась от плана восстания и как можно скорее вернулась в Англию. Комитет поручил Беррье сообщить это решение герцогине.

Знаменитый адвокат прибыл в Мелье 21 мая. Сильно волнуясь, он протянул герцогине письмо Шатобриана.

Обеспокоенная герцогиня, торопливо сломав печать, прочла:

«Гражданская война, как печальное и достойное сожаления событие, в настоящее время невозможна. Она заставила бы напрасно пролиться крови многих французов и отвратила бы от дела законных королей всех, кто мог бы его поддержать».

– И он – тоже! – вздохнула Мария-Каролина.

– Прислушайтесь к голосу разума, мадам, – сказал Беррье. – Я вас умоляю. Вот паспорт, по которому вы сможете уехать в Англию!

– Нет, мсье! Отступать уже невозможно! Что обо мне подумают люди?!

Шесть часов кряду Беррье, призвав на помощь все свое красноречие, пытался ее уговорить. В три часа утра он, наконец, покинул ее, уверенный, что все же добился своего.

Но едва он отправился назад в Париж, Мария-Каролина бросила клич к восстанию и назначила дату выступления: в ночь с 3 на 4 июня.

На сей раз многие тысячи вандейцев, проникшись сочувствием к пламенной принцессе, стали готовиться к войне. И когда пробил набат, в Клиссоне, Лору, Вале и в Эгрефейле отряды крестьян, распевая роялистские песни, потрясая косами и ружьями, устремились на войска узурпатора. Их было в общей сложности три тысячи против пятидесяти тысяч солдат регулярной армии.

И началась ужасная бойня. Побоище, которое длилось шесть дней…

Безумное предприятие обернулось трагедией и полным провалом.

Смертельно перепуганная герцогиня Беррийская 9 июня, переодевшись в крестьянскую одежду, отправилась в Нант в сопровождении своей верной подруги мадемуазель де Керсобьек, пообещавшей найти ей надежное убежище.

Вечером того же дня она укрылась в Нанте в мансарде дома № 3 по улице От-дю-Шато.

И очень скоро вновь обрела спокойствие. А уже на другой день приняла у себя господина Гибура. Того самого молодого адвоката, который был ее любовником в Масса. В его крепких объятиях она и забыла все политические неурядицы…

Дом, где скрывалась от полиции герцогиня Беррийская, находился в довольно тихом квартале далеко от центра города. Очень скоро у Марии-Каролины появились свои привычки. Сидя за маленьким столиком белого дерева, стоявшим между кроватью и камином, она проводила свои «аудиенции».

Естественно, для того, чтобы попасть в мансарду, где располагалась «регентша королевства», надо было предъявить белую петличку. И все было предусмотрено на случай возможного обыска. За камином был тайник, в который можно было попасть, отодвинув в сторону укрепленную на петлях наподобие двери чугунную плиту. Мария-Каролина была очень довольна этим убежищем, в котором в случае необходимости могли поместиться четыре человека.

Каждый день с улицы От-дю-Шато отправлялись «посланцы» с зашифрованными письмами, которые они доставляли в Англию, Италию, Россию, Испанию, Португалию, Голландию. Из маленькой мансарды миниатюрная принцесса старалась привлечь внимание Европы к своему делу и получить финансовую поддержку для того, чтобы свергнуть Луи-Филиппа.

Одного из ее эмиссаров звали Симон Дейц. Мария-Каролина познакомилась с ним в Масса. Он был кельнским евреем, но потом принял христианство и сумел добиться расположения и милостей Ватикана. В июле герцогиня отправила его просить у дона Мигуэля Португальского сорок миллионов франков. Посланец вернулся с весьма обнадеживающим обещанием и решил, что герцогиня, в которую он был влюблен, согласится в знак признательности предоставить в его распоряжение на уголке кровати то, чем она некогда наградила его из каприза в кустах Лангедока…

И он со всей почтительностью намекнул ей на это. Герцогиня в ответ холодно взглянула на него:

– Довольствуйтесь той ролью, которую я вам отвожу в моих делах, – сказала она.

Дейц, в груди которого «зародилась жгучая ненависть»[24], молча поклонился и ушел, оставив Марию-Каролину полностью уверенной в том, что она вскоре сможет возвести своего сына на французский трон с помощью сорока миллионов франков, которые придут из Португалии.

Поражает наивность и доверчивость, с которыми она, по словам оставшегося неизвестным современника, позволяла себе «почесывать свою штучку с помощью любовника господина Гибура, не заботясь ни о чем другом, что всегда исключает возможность получить естественное удовольствие»[25].

А пока герцогиня Беррийская, сидя в мансарде в Нанте, плела нити заговора, Луи-Филипп начал терять терпение:

– До тех пор, пока она не будет арестована и выдворена из Франции, – говорил он, – ни одно правительство не будет чувствовать себя уверенно.

11 октября маршал Сульт сформировал новый кабинет министров, в котором портфель министра внутренних дел по приказу короля был отдан господину Тьеру.

И маленький Адольф сразу же решил заняться Марией-Каролиной. Он направил в Нант префектом энергичного Мориса Дюваля с приказом перевернуть вверх дном всю Бретань.

Но приказ этот господин Тьер отдать несколько поторопился, поскольку в одно прекрасное утро он получил письмо от незнакомого человека, который назначал ему свидание в девять часов вечера на Елисейских Полях «для передачи сведений государственной важности».

Удивившись, он показал его префекту полиции. Тот был категоричен:

– Не ходите. Это – ловушка!

Адольф Тьер кивнул и, едва префект полиции вышел из его кабинета, достал из ящика стола и зарядил пару пистолетов. Вечером, в назначенный час, он подъехал в карете на место встречи. В тени деревьев его поджидал какой-то человек. Сунув обе руки в карманы, министр приблизился к незнакомцу:

– Вы желали переговорить со мной, мсье?

Я к вашим услугам. Но давайте лучше сядем в карету, там нам будет спокойнее и удобнее…

Незнакомец отпрянул, как бы намереваясь бежать.

– Вот этого делать как раз не следует, – сказал ему Тьер. – Если вы не сядете в мою карету, мои люди силой заставят вас это сделать.

– Останемся лучше здесь, – предложил Тьеру незнакомец.

– Нет. Поедем в министерство. И не заставляйте меня прибегать к насилию.

Незнакомец сел в карету.

Приехав в министерство, он назвал себя.

Это был Симон Дейц, решивший отомстить герцогине за оскорбление, нанесенное ему две недели тому назад в Нанте…

Он поведал Тьеру о том, что был одним из тайных агентов Марии-Каролины и что ему известно убежище герцогини.

– Через несколько дней я должен вручить герцогине важные документы. Следовательно, я увижу ее. Хотите, я выдам ее вам?

– Сколько? – спросил министр.

– Пятьсот тысяч франков.

– Вы их получите!

24 октября Дейц прибыл в Нант в сопровождении комиссара полиции Жюли. Сразу же по прибытии он отправился на улицу От-дю-Шато, чтобы убедиться в том, что герцогиня по-прежнему скрывается там.

И в мансарде произошла сцена, лишний раз доказывающая, что судьба – великолепный драматург.