Рядом со мной на диване сидит еще один человек. Он являет собой вторую составляющую нашего коллективного полусознательного «мы», моего диалектического двойника, с которым я одновременно един и противоположен. Этого человека зовут Дима Миронов. Евангелическую тридцать третью осень Дима пробил хилой грудью четыре месяца назад, вступив, таким образом, в счастливый трехлетний период, свободный, согласно стереотипам, от фатальных цифр и дат. Удобно разместившись на роковой шкале между Иисусом и Маяковским, он шумно затягивается плотным белым дымом из огромного бонга, отодвигая горизонт познания и модулируя частоту волны любви одновременно.
Лицо Димы покрыто сетью нездорового вида прыщей-фурункулов сугубо соматического свойства, нажитых им за последнее время в силу склонности к избыточной работе ума. Таким образом, сквозь его кожу на свет Божий (обратили внимание на каламбур-тавтологию?) проступает изнутри лютая клиническая депрессия. Депрессия эта, по словам самого Димы, не принадлежит строго ему одному, но является неотъемлемой частью его кочующей из тела в тело на протяжении сотен инкарнаций души. В ходе своих скитаний от одной юдоли к другой Димина душа вбирала тяготы и страдания множества людей, слой за слоем формируя ту сложную и ранимую конструкцию, которую сейчас я воспринимаю как личность своего друга. На Мироновском лице, как в зеркале, отпечатались тысячи ошибок, обид и предательств его призрачных предшественников. Вот монголоидного вида женщина удирает из родной деревни в компании лихого кочевника из-за стены, обрекая на верную голодную смерть младшую сестру. Беглянка навеки проклята. Проклятие это теперь ровным слоем размажется по всему колесу Сансары и на каждом следующем обороте будет отныне пятнать новое воплощение. А вот лесной разбойник, который обещал любимой жене никогда больше не ходить на дело, да сорвался на почве жадности и был убит в кровавой стычке с обозниками через удар топором в лицо. Дима утверждает, что место удара у него всегда ноет перед грозой… Обычно события прошлых Мироновских жизней в его собственном изложении отдают дешевой театральностью и глубоким незнанием исторического контекста.
Я не чувствую бремени предыдущих воплощений. Я вообще ничего не чувствую, кроме мягкого прихода от MDMA, на который сейчас накладывается обычный гашишовый трип. Баланс веществ в моем организме близок к оптимальному для долгого, но неизнурительного загона. Если верить Википедии, один из моих внутренних органов под воздействием MDMA выделяет сейчас пролактин и антидиуретичный вазопрессин в количестве, многократно превосходящем норму. Параллельно с этим под действием канабиола у меня в гиппокампе резко уменьшается циркулирование ацетилхолина, что приводит к уменьшению активности нейротрансмиттера. Если верить ощущениям, мне просто-напросто очень хорошо.
Миронов сегодня появился неожиданно, как и всегда. Просто позвонил и попросил ничего не есть и не пить алкоголя до его приезда. Эта просьба напрямую противоречила моим первоначальным намерениям, потому что до его звонка я собирался как раз интеллигентно выпить и вкусно закусить в компании других двух своих друзей – Колюши и Сережи. Собственно, весь этот субботний вечер двадцать второго марта 2015 года был спроектирован с единственной целью: вдребезги нажраться виски с колой. Помимо виски (350–400 грамм на рыло), Сережи (1 шт., 59 лет, холост), колы (по литру на брата) и Коли (1 шт., 30 лет, женат) в программе вечера ожидалось мясо из духовки (корейка), картошка отварная, сметана, зелень. Кроме всего прочего, в этот самый день, двадцать второго марта 2015 года, была назначена к показу, а соответственно, и просмотру игра чемпионата Испании по футболу между коллективами «Реал» из Мадрида и «Барселона» из Барселоны, известная каждому, кто отличает голову от жопы, как Эль Классико! Итак, я хочу еще раз резюмировать в обратном порядке, как учит нас McKinsey, чтобы до каждого дошло:
Эль Классико.
Зелень.
Сметана.
Картошка.
Мясо.
Коля.
Кола.
Сережа.
Виски.
Вы можете себе представить, как мне хотелось выпить и закусить? Я уверен, что можете. И тут звонит мне Миронов и просит, нет, требует, чтобы я ничего не пил и не ел до его прихода. Появился он под конец футбола, одетый в штаны цвета отходящих ко сну рисовых полей и закатанный до локтей старый свитер. За Димиными плечами угадывался солидных размеров черный рюкзак, из которого, в свою очередь, торчал просто-таки гигантский бонг. Дима не дал мне досмотреть игру, забрал на себя все мое внимание, долго обнимал, а потом потащил в кухню. Там он немедленно принялся расфасовывать на две равные кучки появившиеся словно по волшебству кристаллы MDMA, долго и тщательно центрируя межевую борозду. Это очень тонкое дело, ведь стоит участникам мероприятия принять сей поистине королевский наркотик в неравных дозах – и чуда единения не произойдет. На обиженные стоны Колюши Дима твердо отвечал, что дозы всего две, а если разрисовать порошок на большее количество дольщиков, то нормативного эффекта не доведется испытать ни одному из нас. Разбодяженные в двух стаканах кока-колы кристаллы издавали веселое шипение – обещающее, влекущее.
– Я совсем не понимаю, зачем некоторые граждане принимают эмку и идут в клуб. Это же медитативный наркотик, – рассуждал тем временем Дима.
– Дикие люди, – скрипя зубами о колу, подтверждал я.
С момента приема заработал часовой механизм. Мы знали, что у нас есть ровно полчаса до прихода и нужно многое успеть. Тон задавал Миронов. Для него вообще характерно целиком и полностью затачивать реальность под себя. Делать так, чтобы пространство было удобно организовано и соответствовало его представлениям о правильном миропорядке. Дима любит, например, приехав ко мне на дачу, наделать небольших комплексных бутербродов и разложить их по всем укромным уголкам дома так, чтобы можно было вкусно закусить в любой комнате, куда бы его ни занесло лихим вихрем вечеринки.
Поскольку Колюша и Сережа плотно засели в гостиной с вискарем и гашишем, мы с Мироновым решили отправиться в кабинет. Следом за нами туда же прибыли два плетеных кресла с таким прицелом, чтобы можно было, сидя рядом на диване, удобно положить на них ноги. Сам диван, обычно стоявший в углу комнаты, выдвинули на середину, и теперь с него образовался прекрасный вид на окно и все то необъятное, что располагается за ним. Верхний свет выключили, на столе перед окном зажгли мягкую лампу, сели поудобней, стали ждать.
Я думаю, не существует прихода более мягкого, чем приход от MDMA. Помните сцену из фильма «Хороший, плохой, злой»? Ну когда Клинт Иствуд выходит из бара пьяный всмятку и встречает недобрых ребят. Он вроде вообще в дым, и ничто не предвещает для злодеев неприятностей. Клинт еле-еле залезает в седло, ковбои смеются над ним, а потом трах-бабах – и нет его… то есть их всех. Моментально кладет мудил из своего кольта или что у него там за револьвер. Так и с эмкой. Вроде бы ничего не происходит, только бац – в какой-то момент ты осознаешь, что тебе уже очень очень хорошо! Что теплые волны любви, расходясь по твоему телу сверху вниз и снизу вверх, будят сотни миллионов корпускул кайфа, а со всех концов организма поступают приятные сигналы.
Мы с Димой синхронно начинаем ощущать потребность поделиться друг с другом чем-нибудь сокровенным. Он озабочен спасением мира, а я разводом с женой. Сквозь жаркую завесу счастья, которая плотной парчой окутала мое сознание после употребления эйфоретика, я воспринимаю свой развод отстраненно, будто это произошло не со мной, а с кем-то малознакомым или вообще вымышленным, словно герой книжки. Факт расставания с женой я ощущаю не чувственно, а буквенно. Фальшивое горе, печаль из папье-маше. При этом я прекрасно помню, что еще час назад переживал всю ситуацию с разводом очень лично и трагически. Более того, я отлично понимаю, что уже завтра моя тоска непременно вернется, многократно усиленная в полном соответствии со спецификой эффекта, известного из источников как Tuesday blues. Так что официально я тоже в депрессии, но в отличие от Диминой эта депрессия – моя личная, персональная и индивидуальная. Заработанная в рамках одной-единственной жизни.