Вчера утром, когда сворачивала одежду Джантара вместе с жилеткой Акины, поняла, почему так долго не хотела их снимать и почему меня так приветливо встретили на рынке – сложная вязь синей ниткой по краю, мудреные руны на предплечьях, замысловатое тиснение на спинке. Ритмичные узелки и вышивка тонкими полосками кожи по коже. Точно так же выглядела одежда моих спутников. Не простых людей. И, видимо, меня приняли за такого же не человека. Сложно было не догадаться, что они все здесь на особом положении. Одежда Джантара была для меня защитой. Кто знает, как примут меня люди без столь серьезных знаков?

Я пнула мелкий камешек, и он полетел вниз. Если и был всплеск от его вхождения в воду, то все звуки поглотила ворчливая река.

Джантар не скрывал своего раздражения и все же решил продолжить путь вперед до травниц. Незаметно для всех я вздохнула с облегчением. Демон коротко отдал приказ возвращаться караваном назад, чтобы дойти до едва заметной развилки, уводящей влево. А сам остался с Тахиром на краю. Я оборачивалась несколько раз, пока позволяла видимость: Тахир запускал стрелы с привязанными концами веревок на тот берег. Видимо, они оставляли подспорье тем, кто потом будет восстанавливать мост.

Ранний подъем, высокий темп, заданный Джантаром, переживания из-за разрушенного моста, извилистая и тяжелая тропинка, ведущая вниз. Я была измочалена. Моя показная бодрость и желание быть им равной давали сбой. Сложно быть веселой и болтать о пустяках, когда единственная четкая мысль в голове о привале и теплом одеяле. Поэтому я не сразу заметила, куда вывела нас тропка, круто спускающаяся вниз. Долина, спрятавшаяся между невысоких гор, хранила остатки древних жилищ. Брошенное давным-давно поселение с развалинами каменных печей. Тоненькие березки росли между разрушенными до основания стенами. И мы решили на ночевку остаться здесь, хотя был всего лишь ранний вечер.

После ужина мне захотелось побродить. Удивительно, но этот призрак деревни отчего-то вызывал у меня воспоминания о бабушке. Она жила далеко от нас, в краю, где из каждого окна видны горы, стоящие над облаками. Она заплетала мне много косичек и учила печь лепешки в огромной каменной бочке. И я не могла отделаться от мысли, что эти печки слишком похожи на те, из детства.

Я забрела почти на самый край деревни и, наконец, обнаружила почти целую каменку. Сорвала упрямый дерн, примяла настойчивые ветки тонкого кустарника и открыла вечернему свету вполне крепкую печь. Заглянула внутрь – ну точно! Высокий свод над очагом так и просил огня и сдобного тепла.

– Николь? – вырвал меня из фантазий сердитый голос Джантара.

Он высился надо мной мрачной горой. Уставший мужчина, вынужденный возиться с нелепой чужачкой. И мне нестерпимо захотелось сделать для него что-нибудь доброе.

– А хочешь, я тебе лепешек испеку?

– Тут? – в его холодных глазах на долю секунды мелькнул усмешка. – Пойдем, уже темнеет.

Он кивнул головой в сторону лагеря и, не оборачиваясь, ушел. С досадой я стукнула ладонью по старому камню. Ну что же я, право, глупости какие говорю. Совсем забыла, как долго топилась печь, как с утра пыхтело тесто под полотенцем. Долгий процесс, отпечатавшийся в детской памяти лишь самым кончиком, когда к стенкам подготовленной печи уже прикреплялись раскатанные лепешки. Ах, как же чудно потом пахла хрустящая корочка, обжигающая пальцы.

Тряхнула головой и вернулась в лагерь.

Изо всех сил улыбалась людям, расслабленно сидевшим вокруг костра. А внутри ворочалась неуместная грусть. Сколько ни старалась, никак не могла вспомнить лицо своей бабушки. Помню руки, сгорбленную спину над столом. И больше ничего. Мое прошлое напоминало это заброшенное селение. Бесполезные руины памяти.

Я бросала в костер мелкие веточки, заставляя огонь искрить. Наблюдала, как хрупкие рыжие лепестки взлетали к сереющему небу, и подумывала, а не лечь ли спать, когда ко мне вдруг подошел Джантар. Он сел рядом и, наверное, с минуту молчал, не сводя с меня своего тяжелого взгляда, прежде чем спросил:

– Ты все еще хочешь испечь мне лепешек?

Я закивала часто-часто, боясь словами вспугнуть теплый миг. Не спросила, как и где. Подхватила выданную плошку муки, плеснула воды. Я помогала немного с готовкой еды и знала, где что лежит. Соль, масло. Наткнулась на собственную сумку – я же совсем про нее забыла. Отцепила ее от поклажи и принесла к костру. Я не знала, что внутри каждого мешочка, и уж тем более, куда стоит использовать. Но нежно развязывала тесемки и знакомилась с густыми пряными ароматами. Вот это, пожалуй, к мясу будет хорошо. А это к салату… И вдруг из одного мешочка пахнуло знакомым терпким запахом, от которого голова закружилась. Не задумываясь, щепотку кинула в тесто. Я же для Джантара делаю, а запах мне так его напомнил. Острый, злой, обжигающий. И меда сладкого, совсем чуть-чуть, из баночки с восковой крышкой. И немного черных, по запаху напоминающих кунжут семян, наполненных смехом из детства.

Тесто льнуло к рукам. Тугое, как мои попутчики. Доброе, как солнце, последними лучами машущее из-за горизонта. Послушно мялось в руках, а я всё вспоминала его теплые шершавые ладони, и заботу, сдержанную, скупую и одновременно такую щедрую. И вкладывала в тесто всю благодарность, всю нежность, которая рвется из меня, да отдавать пока некуда.

И хорошо так стало. Вся грусть ушла. Я сидела и медленно мяла тесто, пытаясь угадать, где же будет та печь, в которой потом лепешки будем румянить. Но Джантар меня удивил – ушел сначала к кустарнику и долго придирчиво перебирал ветви. Вернулся с охапкой сырого хвороста, а потом сел напротив и начал выстругивать из них палочки. Длинные, прямые, они издавали терпкий свежий запах, когда с них снимали кору. Я все еще не понимала, как эти палочки помогут испечь лепешки, но улыбалась и терпеливо наслаждалась моментом.

Оказалось все просто – из теста катались крошечные лепешки, а потом оборачивались вокруг прутков. Словно шашлык на шампуре. Закутанные в тесто прутики мы разместили над тлеющими углями. Оставалось лишь их поворачивать понемногу, чтобы бока одинаково румянились.

Постепенно наш лагерь в сгущающихся сумерках начал обволакивать восхитительный запах.

И как же было здорово срывать руками обжигающие лепешки смешной формы, разламывать их и вдыхать добрый, насыщенный запах. Я шипела, смеялась, но не могла дождаться, когда они хоть немного остынут. Дула и дула, а после предложила Джантару. Я не сомневалась, что получилось вкусно. Тонкие, хрустящие, как и положено лепешкам без дрожжей.

Джантар не стал их брать. Не сводя с меня задумчивого взгляда, обхватил мои руки и притянул к себе. Наклонился и взял губами теплые куски прямо с моих ладоней. От смущения я не знала, куда глаза девать. И показалось, что все вокруг исчезло.

Неловко вытащила свои руки. Отвернулась, чтобы не видел моих пунцовых щек, и принялась счищать остальные лепешки. Мне почудился едва слышный смешок с его стороны. Вздрогнула от странного томительного ощущения и подскочила на ноги. Ну, где же все, почему не бегут на запах готовых лепешек? А все разошлись по своим делам, Талиса и вовсе ушла на реку. Темнел ее силуэт на фоне молочной заводи. Не глядя, я всучила по несколько кусков слегка удивленным мужчинам и с остатками пошла на берег к одинокой фигурке. Такой вечер хороший, что же она одна? Ветер мягко лежит на долине и почти не шевелится, и даже речка как будто присмирела. После долгой работы с тестом меня переполняла пьянящая энергия, хотелось петь, плясать или хотя бы просто дружно сидеть у костра. Я подошла к Талисе и протянула кусок побольше.

Она дернулась и посмотрела на меня так зло, что я даже растерялась.

– Ну, ты и дура, – вдруг произнесла она и схватила лепешку с моей руки. Отвернулась и снова стала смотреть на реку. Медленно щипала слоистые кусочки, кроша лепешку на землю.

***

Джантар прислонился к стволу дерева и отломил новый кусочек от последней остывшей лепешки. Он любил ночные дежурства, когда вокруг разливается тишина. После вечерних посиделок все расслабленно спали под пологом.