Что было в корне неверным решением.
Поглаживания уже через минуту стихли, как и всхлипывания, и звонкий, не предвещающий ничего хорошего голос грозно произнес над самым ухом:
– Гарри Джеймс Поттер, я сделаю поблажку на сумасшествие сегодняшнего дня и притворюсь, что меня только что не ударило по голове одной чистокровной фамилией. Потому я сейчас назову три фамилии, и если любовь последних твоих пятнадцати лет окажется в этом небольшом списке, просто кивни. Молча. Хорошо?
Гарри покорно кивнул. А что еще ему оставалось? Попробуй поспорь с Гермионой Грейнджер.
– Криви, Финниган, Малфой, – как раскаты грома посреди летнего зноя.
Гарри судорожно втянул ртом воздух и фыркнул, позволив себе улыбнуться. Гермиона как никто другой знала, что главный аврор по долгу службы обязан знать все чистокровные фамилии наизусть, и среди названных чистокровным был лишь один. Единственный.
Неповторимый.
Гарри медленно выдохнул и кивнул так решительно, будто голову клал на гильотину.
Миона на это никак не отреагировала. Почти. Гарри справедливо рассудил, что легкий подзатыльник в сложившейся ситуации был даже не реакцией, а, скорее, необходимостью. Притом в первую очередь - для него самого. Теперь он хотя бы мог нормально дышать.
– Забини сказала, что он в Англии, – голос Гермионы был так тих, что Гарри едва ее расслышал. – Учился чему-то там где-то там, а теперь вернулся. Вроде надолго. Я не очень внимательно слушала, сам понимаешь… Ох, Гарри, если бы я могла чем-то помочь, – она еще раз сжала его плечи и отодвинулась, присаживаясь на край стола.
От удивления Гарри и сам поднял брови. Во-первых, его не заавадили на месте за грязные мыслишки об абсолютно неподходящем ему человеке. Во-вторых, предлагали помощь. Сегодня был явно хороший день.
– Вообще-то, ты можешь, – идея возникла спонтанно, но казалась очень правильной. По крайней мере, сейчас.
– Слушаю.
– Я за десять лет работы ни разу не брал ни отпуска, ни больничных. Может, ты сможешь уговорить Кингсли отпустить меня на недельку-другую? – Гермиона нахмурилась и уже открыла рот спросить, с чего вдруг такие перемены, и не собрался ли Гарри околачиваться под забором поместья Малфоев, но он ее опередил. – Забини же теперь наша коллега. А в Министерстве как с новыми сотрудниками? Вечеринки по назначению, дружное похмелье в узком министерском кругу, сама же знаешь. А Блейз был…, – он нарочито замялся, слегка хмурясь, хотя в голове образ шикарной женщины с воспоминаниями о бывшем однокурснике уже давно слились воедино, – была Малфою хорошей подругой в Хогвартсе. Уверен, она пригласит его на все эти попойки, а я не хочу… сболтнуть лишнего. Понимаешь?
О, Гермиона понимала. Она же все-таки жила с Роном.
– Конечно, Гарри! – Миона широко улыбнулась, отчего в уголках глаз проступили лучики морщин. – Кингсли слишком давно обещает тебя уволить за непослушание, чтобы не дать тебе неделю отпуска, – она порывисто подмигнула и спрыгнула со стола. – Что-нибудь еще?
Поттер улыбнулся в ответ.
– У тебя по-прежнему есть разрешение на дальние апарации? – Гермиона медленно кивнула, чуть прищурившись. – Перенесешь меня к родителям? Мне многое нужно им рассказать.
Комментарий к Секрет Пятницы
(1) Portae mortuorum – врата мертвых (латынь). На достоверности не настаиваю, но так вроде смахивает на заклинания Роулинг.
========== Секрет Субботы ==========
Если бы Гарри был Гермионой, и у него бы спросили «Которую субботу подряд ты забываешь заколдовать свой будильник звонить пораньше, потому что тебе нужно успеть на собрание?», то Гарри бы ответил: «Я ничего не забываю!».
К собственному разочарованию (или все же радости?) Гарри Гермионой не был, а потому с глубокой злостью на самого себя и дьявольское изобретение маглов прорычал «Пятьсот пятьдесят шестой» и испепелил очередные часы прицельным Инсендио.
– Вдох. Выдох. Встали, – тихо проговорил он потолку, резко поднимаясь на ноги. У него есть полчаса, чтобы принять душ, одеться и апарировать в аврорат.
В который раз вознеся молитву в честь великой волшебницы Молли Уизли, которая заколдовала его зубную щетку двигаться самостоятельно, и уже натягивая черные строгие джинсы, Гарри замер. Не ожидавшая такого щетка пораженно зависла в дюйме от его рта, а затем нерешительно улетела обратно в ванную комнату. Гарри проводил ее улыбкой, что становилась все шире и шире.
Отпуск! У него начался самый настоящий и самый что ни есть легальный отпуск, подписанный самим Кингсли! Счастливо рассмеявшись, он, как был - в наглухо застегнутом бордовом жилете и одной штанине, - навзничь упал на кровать.
В отпуске и дышится как-то… иначе. Будто каждая клеточка тела становится все легче и легче. До тех пор, пока не приходит Она.
Скука.
Обреченно застонав, Гарри поднялся с кровати, не пролежав на ней и пяти минут. Он не то чтобы не умел ничего не делать. Он просто этого не любил, справедливо для себя решив, что второй шанс в жизни дается не для того, чтобы потратить эту самую жизнь впустую.
Повинуясь мановению палочки, аврорская амуниция отправилась по полкам, сменившись повседневными свободными джинсами и футболкой, приготовленный Кричером завтрак Гарри умял в рекордные сроки, предпочитая не задумываться, из-за чего именно кофе настолько поганый на вкус, и уже спустя полчаса он стоял в гостиной трехкомнатной квартиры, которую купил после войны.
Особняк на Гриммо решено было оставить Ремусу и Сириусу, которые вдвоем воспитывали Теда (Гарри так и не понял, почему Нимфадора решила бросить Люпина, но там был явно замешан Блэк), за что растроганный Бродяга «подарил» крестнику своего домовика, по поводу чего ни Гарри, ни Кричер радости не испытывали.
Гостиная была не особо примечательной: шкаф-купе (завешанный либо совсем уж вычурными мантиями, либо одеждой, которую и надеть, и выбросить было стыдно), несколько прикрученных к стене полок, на которых покоились подарки Гермионы - книги, самый современный телевизор (мистер Уизли по-прежнему любил магловские изобретения), стоящий на аккуратной резной подставке и обитый черной кожей угловой диван, который в данный момент интересовал Гарри больше всего. Не возможностью посидеть и почитать, а огромным, во всю оставшуюся над ним свободную стену, волшебным портретом. На них были запечатлены трое друзей, Золотая Тройка Героев: Гермиона, Рон и он, улыбающиеся и активно машущие всем проходящим мимо.
Гарри привычно помахал им в ответ и натянул прихваченную с собой мантию-невидимку, бодро запрыгивая на скользкую спинку дивана. Совсем скоро он уже бежал по портретам, особо не задумываясь, задел ли он чьи-то нарисованные чувства, или нет.
Всего несколько минут - по крайней мере, ему казалось, что прошло несколько минут - и глазам Гарри предстало его же подернутое дымкой скорби лицо. Он поежился - все же чертовски странно смотреть на свою копию, тем более такую печальную. Будто заглянуть в зеркало, в котором отражалось… а что, собственно, отражалось?
«Душа», – тихо пискнул голосок в голове, но Гарри стоически его проигнорировал, удобно устраиваясь в уголке картины и оглядываясь вокруг.
Драко перевесил портрет. Теперь, вместо просторной залы с лепниной на стенах, он оказался в небольшом кабинете в темно-коричневых тонах. Тонкие открытые шкафы до самого потолка были заставлены книгами, а в небольших интервалах между секциями висели какие-то грамоты, которые Гарри со своего места (а еще точнее, по слепота, уступающей разве что зрению летучих мышей) не мог разглядеть. На широком рабочем столе из мореного дерева царил абсолютный порядок, огромное и даже на вид мягкое коричневое кресло было отодвинуто к тому шкафу, что был вплотную заставлен толстыми папками на завязках. Окна были занавешены тяжелыми шторами шоколадного оттенка с тонким золотым узором по кайме, и ткань их была настолько плотной (и, возможно, зачарованной), что через нее не пробивалось и лучика весеннего солнца. От абсолютной темноты спасали подсвечники, всевозможных конфигураций и размеров, и парящие под потолком зачарованные свечи.
