В родном жилище ничто не изменилось. Картина, раньше снившаяся Эмме только в кошмарных и неприятных снах, представляла её обыденные условия, а никаких происшествий, связанных с мистической организацией, там не произошло. А может, и произошли — девушка не ведала и, жутко вымотавшаяся за рабочий день, не желала узнавать. Она просто хотела выспаться, не думая абсолютно ни о чём, на некоторое время позабыв о собственном существовании и, конечно, выбросив из головы информацию о постепенном разрушении мира.
Если бы Эмма жила прежней жизнью, она бы непременно воспользовалась средствами массовой информации, чтобы узнать подробности и причины загадочных напастей, но теперь ей, руководствовавшейся другими принципами, это было не нужно. Совершенно не нужно.
Приведя себя в порядок и запершись в спальне, девушка легла на кровать и, равнодушно глядя в местами потрескавшийся потолок, всё же задумалась, вот только не о страшной деятельности таинственной организации, а о собственном красивом, но поистине недосягаемом прошлом. Картины, чудесные и яркие, вновь представали перед глазами Колдвелл, отчего та невольно улыбалась — улыбалась невесело, но так же искренне, как это делала та беззаботная, не помятая жизнью девчушка.
А тем временем мир постепенно рушился, не выдерживая натиска неведомой силы, вероятно, возраставшей с каждым мгновением.
========== Глава 9 ==========
Странные события по-прежнему повергали весь мир в немыслимый шок, но Эмма, отгородившаяся от всего, продолжала с уверенным ажиотажем убеждать себя, что ей всё это неинтересно, что всё это — лишь прихоти судьбы, немилостивой, беспощадной. Семейные проблемы, количество которых порядком прибавилось, Колдвелл также пыталась игнорировать, избегая любых контактов с родителями.
Томас же явно задумывался, что делать с Роуз. Он не мог решиться на убийство, но в то же время, несмотря на все ссоры, переходившие в драки, не желал оставлять её в этом мире, отказывался видеть, как она мучается, как терзает саму себя, как медленно уходит из реальности, отдаваясь в цепкие лапы безумия — всё это было видно даже невооруженным глазом. Сколько бы он ни пытался демонстрировать своё безразличие, сколько бы ни притворялся, что такая фигура, как Роуз, в его жизни отсутствует — Эмма всё видела, всё понимала, но не желала вмешиваться. Такова судьба. Она всё и рассудит по своим местам.
Между тем на работе до слуха Эммы всё чаще доносились разговоры, затрагивавшие необъяснимые напасти. Работники фермы, практически ничего не знавшие, уже предполагали, строили прогнозы, а порой даже уверенно утверждали, что участь мира печальна, конец настал и не спасись никому. Случалось, что, делясь друг с другом очередной фатальной новостью, они внезапно впадали в панику и, широко раскрыв глаза, начинали с чуть ли не животными криками метаться вдоль фермерских угодий. Это выглядело дико, откровенно дико — но только не для Эммы. Она словно обитала отдельно от обезумевшего общества, наедине с животными, за которыми ей поручили следить, ухаживать, наблюдать. И с ними ей было лучше, намного лучше, проще и спокойнее.
Но однажды судьба распорядилась так, что, возвращаясь с работы, девушка вновь совершенно случайно наткнулась на того странного миловидного юношу, сначала выведшего её из обжигающих огненных объятий, а затем по неизвестным причинам решившего побеседовать с ней на животрепещущие темы.
Они встретились неподалеку от фермы, посреди узенькой тропинки, петлявшей вдоль густо заснеженной местности — так неожиданно, глупо, неловко. Незнакомец дружелюбно улыбнулся Эмме, кинув на неё многозначительный взгляд, но та не откликнулась — лишь попыталась притвориться, что не увидела, не заметила его среди множества похожих друг на друга лиц. У неё отсутствовало всякое желание беседовать, а тем более с ним, ведущим себя так странно, пытающимся доказать, навязать её свою весьма наивную и неубедительную точку зрения.
Но не вышло: незнакомец приблизился к ней и, тепло поприветствовав, начал ненавязчивую беседу. Теперь уже Эмме, ощутившей ту самую досадную скованность, ничего не оставалось делать — только отвечать, неохотно, односложно, лаконично, но отвечать, так как игнорировать его слова ей попросту не позволяло воспитание.
Их беседа поначалу не задавалась, и Эмма, порядком заскучавшая, хотела поскорее попрощаться, направиться в сторону дома, оставив своего странного собеседника, как вдруг осознала, что не желает — ей интересно, что будет дальше. Какой-то частичкой своего сознания, не захваченной губительной апатией, она жаждала выяснить многое, несмотря на то что с точностью не осознала, что именно: просто понять, кто он, зачем, с какой целью и почему оказался в этой деревушке и, наверное, как связан с таинственными мировыми напастями. Если связан, кончено.
— Пожалуй, наши встречи неслучайны, — словно прочитав мысли собеседницы, произнёс незнакомец, с нескрываемым любопытством наблюдая за искрящимися снежинками, медленно, монотонно и почти бесшумно падавшими с тяжёлого неба. Сколько мечтательности, сколько искреннего, почти детского воодушевления было в тот момент во взгляде его больших голубых глаз — словно у человека, в первый раз в жизни увидевшего снег, или у некого творца, ощутившего, как просыпается внутри него ласковыми волнами желание творить.
— Возможно… — Эмма замялась, не зная, что ответить, смущённо глядя на добродушное лицо собеседника. Он же продолжал улыбаться, так странно, наверное, немного глупо и откровенно раздражающе — будто за этой своей улыбкой он скрывал целый фонтан негатива, жаждущий вырваться наружу, обрушиться стремительными струями и разорвать Эмму и всех окружающих людей на мелкие кусочки. Такое впечатление он создавал у Колдвелл, не ожидавшей от подобных таинственных личностей ничего, кроме зла, жгучего, неукротимого, поглощающего разум.
— Наверное, мне стоит представиться. Я Мартин. Мартин Сантер, если вам интересно, —непринуждённо произнёс молодой человек, снова немного шокировав свою собеседницу.
— Э-э-э… Ну раз так, я Эмма Колдвелл.
— Приятно, Эмма. Может, снова поговорим о том же, что и в прошлый раз? Мы ведь прервались.
— Простите, но нет, наверное, не стоит, — Эмма чуть отпрянула, продолжая, однако, уже с неким подозрением смотреть на юношу — его раскрепощённое, чрезмерно открытое и неестественно дружелюбное поведение уже начинало её пугать.
— Жаль. Мне было действительно интересно слушать ваши рассуждения…
— Убийца Звёзд — кто он? — неожиданно вырвалось у девушки, когда Мартин ещё не успел закончить. Она и сама не поняла, с чего это вдруг ей понадобилось выяснять такие подробности, однако удержать себя от этого порыва почему-то не смогла: слова словно вертелись у неё на языке, тихо, незаметно, но при этом так и норовя вырваться наружу.
— Я не знаю, но, если верить «Новостям», он руководит некой организацией, которая строит в отношении нас темные планы. Люди пытаются выяснить подробности, но пока что, как и в прошлом году, безрезультатно. — Мартин совсем не удивился подобному вопросу, однако на его круглом, немного детском лице чуть заметно проступило волнение — видимо, его, как и многих других, изрядно беспокоили происходящие в мире события. Не панически, нет, не истерически — просто тревожили, заставляли задуматься, порассуждать о цене жизни, которую Эмма, отдавшаяся в руки судьбы, уже давно не выделяла.
— Вот не пойму, зачем им это нужно? Если человечеству суждено погибнуть, значит, это уже никак не исправить, а самонадеянность в этом деле уж точно не помощник. — И снова вперед вышло равнодушие, подав свой голос, почти заставив девушку с откровенным непониманием насмехаться над такими наивными, словно старания ребёнка заговорить с собакой, попытками отыскать истинного виновника безрассудного торжества.
— Банально, но большая часть людей стремится к выживанию, — со снисходительной, как показалось Эмме, усмешкой констатировал юноша, расслабленно потирая замёрзшие руки.
— Это был скорее риторический вопрос… Ладно, неважно. Что-то сегодня совсем похолодало, неожиданно даже. — Девушка осторожно коснулась хрупкой веточки, склонённой почти над её головой, ощущая, как разносится неприятным покалыванием по пальцам жгучий, пробирающий холодок.
