В его голосе отчётливо проскальзывали взлаивающие интонации, глаза сверкали, улыбка стала совсем безумной. И она, шалея от ужаса и восторга, вдруг поняла — это не доминирование. И не поводок даже.
Это свадьба.
А Вит просто первым почувствовал, вот сразу же и влип в женихи. И теперь он выполнит любой её каприз и любое самое безумное задание с такой же вот широкой счастливой улыбкой. И любой другой кобель — тоже. Даже вожак. Стоит ей только подойти и дать себя понюхать. Можно не напрягаться. Просто вернуться в посёлок и просто попросить…
Нет.
Времени слишком мало.
— Это потом. А сначала найди мне кошачью лапку. Нарви листьев. Двух горстей хватит. Принеси. Быстро.
— Я мигом! Я самый быстрый!!!
Женихам всё нужно объяснять очень подробно и точно. Иначе Вит от избыточного усердия попытался бы притащить целое поле…
— Что теперь? — Вит заглядывал ей в лицо снизу вверх, преданно и доверчиво, и от этого хотелось кричать. Он полностью полагался на неё, он ей доверял, признал в ней Вожака. Он уверен, что она всё заранее продумала, знает лучше всех и держит поводок крепкой рукой. Или же не уверен, но просто ему наплевать. Он же сейчас совсем как щенок, большой и сильный щенок, но глупый, как и все щенки… и значит, она за него отвечает
— Теперь вперёд. Только осторожно.
На этом берегу всё было не так, лес плотно обступал каменистый пляжик и с воды казался монолитной чёрной стеной. Она была уверена, что идти придётся вслепую, но выхода не было. На ощупь — так на ощупь. Хорошо, что посёлок инобережников не может быть далеко, Ксант вон чуть ли не каждый день на речку бегал, а какой из него бегун? Смех один. Значит, они где-то совсем рядом. Ну, по собачьим, конечно, меркам рядом, правильно ведь говорят, что для бешеной сучки и три парсека — не крюк.
Под деревьями оказалось неожиданно светло, лес был вовсе не таким густым и монолитным, каковым представлялся с противоположного берега. Огромные деревья росли довольно далеко друг от друга, и света сквозь их мощные кроны просачивалось вполне достаточно, свет этот мерцал, отражаясь от перламутровой коры длинных лиан, дробился о лепестки ночных ослепительно белых цветов, разлетался разноцветными брызгами светлячков — в лесу было чуть ли не светлее, чем под открытым небом. Разве что отливало всё явственной зеленью, словно смотришь сквозь воду. А может, лес был тут вовсе и ни при чём, и это лунная шкурка такой оттенок всему придавала, ведь её гибкая пластинка, плотно затягивающая глаза и всю верхнюю часть лица, хотя и казалась прозрачной, на самом деле могла быть какого угодно цвета. Днём вот, когда было особенно паршиво, она утемнила её до почти чёрной синевы, и смотрела на вымороченный лунный пейзаж вокруг, чувствуя при этом на щеках жаркие поцелуи полуденного солнца. Странное было ощущение. Такое же безумное, как и вся эта несостоявшаяся свадьба.
Она не заметила, как перешла на бег. Ни кустарника, ни подлеска на этом берегу не было совершенно, бежать легко. Тем более, когда вокруг светло чуть ли не как днём. Она не знала, что будет делать, когда отыщет посёлок инобережных, да и не особо об этом задумывалась. Главное — найти, а там всё как-нибудь само-собой… Как говорят женихи? Главное — ввязаться в драку, а там посмотрим.
Здесь не было тропинок в привычном роднобережном понимании этого слова, зато всю землю покрывал упругий ковёр из слежавшихся листьев, он восхитительно пружинил под ногами, и бежать было одно удовольствие. Она неслась длинными прыжками, всё ускоряя темп и почти не касаясь земли, она обожала быстрый бег именно за это ощущение почти полёта, и сейчас почти летела, распластавшись в упругом плотном воздухе, почти как во время прыжка в водопад, того самого, с которого, как она была уверена, всё началось. Почти как во время Испытаний — с которых, наверное, всё-таки всё и началось на самом-то деле…
Только когда бегущий рядом Вит споткнулся четвёртый раз и чуть было не полетел кубарем, она поняла, что это опять шуточки шкурки и на самом деле под деревьями вовсе не так светло, как видится ей самой. Успела подхватить падающего Вита под локоть, пробежала рядом, помогая устоять и выровняться. Потом молча взяла за руку и дальше бежала уже не торопясь, выбирая самые ровные участки. До чего же это утомительно — быть ответственной за кого-то! И никакого тебе удовольствия. Даже непонятно, чего все кобели так рвутся в вожаки?
Бег всегда помогал ей ранее, успокаивая нервы и упорядочивая мысли.
Так произошло и сейчас — довольно скоро она поняла, насколько глупа была первоначальная её полусформировавшаяся и ни разу не обдуманная идея скрытно приблизиться к их лагерю, разузнать, где держат Ксанта, нейтрализовать охрану, освободить его, и… дальше мысль пробуксовывала даже на том берегу, сама, очевидно, ужаснувшаяся собственному нахальству. Ну и ладно. Ну и не очень-то и хотелось. Это пусть всякие там коты в бунтарей играют, а мы собачки, мы послушные. На том стоим.
Она упрямо стиснула зубы.
Стоим и будем стоять. Мы — послушные. Нам нечего скрывать и незачем от кого-то прятаться. Мы просто придём к их главному вожаку и просто попросим. Со всем уважением. Вожачке то есть, главной. У них ведь вроде как поводок держат женщины, это вполне себе шанс.
Кошки — они не кобели, даже когда вожаки. Вожачки то есть. Это для кобелей главное, кто выше лапу задерёт, но эти самые старшие леди… они же кошки. Они вообще не задирают лап, их не волнует, кто сверху. И они умные. Ну, раз стали старшими — наверняка должны быть очень умными. Они должны понимать, как это важно — выполнить просьбу Лорантов-следователей…
Патруль она заметила издалека — может быть, даже раньше, чем они сами её углядели. Спасибо шкурке — их тела яркими огонёчками сияли сквозь перламутровое переплетение ветвей, как уж тут не заметить! Перешла на шаг, придержав и Вита, крепче стиснула его руку.
— Вит! Слышишь меня? Ты не будешь драться, понял? Мы сюда не драться пришли.
— Не драться? — Он был искренне огорчён.
— Нет, Вит. Не драться. Мы пришли просто поговорить. Понял меня? Если нападут — убегай. Это мой каприз. Выполняй! Понял меня? Не драться!
— Понял… — У него сразу же задрожали губы и вид сделался очень несчастный. — Не драться. Убегать… — Он всхлипнул. Но тут же улыбнулся, спросил хитренько и радостно, словно раскусил главную косточку: — Но потом можно вернуться, да?
— Можно. — Ей не хватило духу настоять. — Потом — можно. Но всё равно не драться, понял?
Их уже тоже заметили и теперь потихоньку окружали. Патрульные — или как они там называются у котов? — двигались по веткам и перепрыгивали с дерева на дерево совершенно бесшумно, Вит так до последнего их и не замечал, а ей было смешно. Они почему-то напомнили ей летний лагерь, где она провела две натаски дежурной вожатой на «зарнице». Играющие в вольных разведчиков щенки точно так же почти бесшумно переползали от одного кустика к другому, наивно полагая, что их оттопыренные задики в оранжевых детских шортах вовсе и незаметны воспитателям-наблюдателям и условному противнику. Её тогда, помнится, очень смешили и умиляли одновременно эти семафорящие отовсюду оранжевые флажки. Вот и сейчас она кусала губы, чтобы не рассмеяться, понимая, насколько неуместно будет выглядеть подобная её реакция сейчас. Нервное, понятно, что нервное, но не плакать же, в самом-то деле?!
Их окружали, постепенно смыкая кольцо, уже по земле. Она почти остановилась. Даже Вит что-то почувствовал, задёргался, она сжала и отпустила его пальцы — не нервничай, мол, всё в порядке. Хотя в каком, к милтонсу, порядке? Котов было слишком много. Если они такие же, как и её соплеменники — то это очень плохо. С одним кобелем можно легко договориться, но когда их много, начинается долгая грызня и лапомерство. Остаётся надеяться, что коты не такие.
Ксант говорил, что они ну вот совершенно другие, и наставники говорили то же самое, правда, немного с иными смыслами, но всё же ведь говорили! Вот и будем верить хорошим людям…
