… печень жабы, 10 капель русальей крови, жир летучей мыши, толченые мантикорьи когти… Варить сначала на медленном огне, потом увеличить температуру, дважды довести до кипения, непрерывно помешивая. Три дня держать в темноте и холоде. Отвар убивает быстро и не оставляет следов.

***

В свою комнату Северус вернулся злой, как черт. Его душила ненависть, он так сильно стискивал кулаки, что на ладонях остались следы-полумесяцы. Пожалуй, не найти лучшего символа его беспомощности. Снейп хотел действовать, он жаждал вырваться из этого дома, покончить со всем одним ударом, разрубить, наконец, тугой узел ненависти, страха, боли и отчаяния. «Не сейчас, не сейчас», - твердил он себе.

Красная коробка ждала его на подоконнике. Северус подошел к столу и оперся ладонями о его край. Наклонил голову, волосы упали на глаза. В голове звучал полный презрения голос отца. «Ты похож на обдолбанного хиппи… Ты тратишь время на полоумную дурь… Колдовством занимаются спятившие деревенские бабки… Алхимия – чушь… Магия – дребедень… Займись наконец настоящим делом…»

Вот бы показать Тобиасу настоящие заклинание. Нет, не Круцио - хватит и простого заклятия левитации, особенно, если применить его где-нибудь на крыше. Тогда отец крепко подумает, прежде чем называть магию - дребеденью, а его - Северуса, жалким неудачником. Но нет, нельзя. Никакой магии к маглам. Какой мудак придумал этот гребаный закон? Отец вот никогда не стеснялся подкреплять свои слова кулаками, и ему ничего не было. А попробуй Снейп преподать ему хороший урок, сюда мигом примчатся чиновники из министерства, назначат штраф, выпишут предупреждение, сообщат в школу, пригрозят отобрать палочку и напугают Азкабаном. Потому что маглов обижать нельзя, они же беззащитные и слабые. Ну да, ну да. Тот, кто всерьез верит в это дерьмо, никогда среди них не жил.

Так что ничего Снейп отцу не докажет. Тобиаса проще будет убить, чем переубедить… Убийство как раз сойдет ему с рук, но…

“И почему я такой идиот?” - спросил себя Северус. Для умного человека мнение магла должно значить не больше, чем мнение самой тупой из личинок флоббер-червя. Даже если этот магл, по дурацкой прихоти судьбы, принял участие в его появлении на свет. Но он все равно хотел добиться одобрения отца, доказать что чего-то стоит. И не смерть Тобиаса была ему нужна, а понимание. Почему отец просто не может принять его таким, каким он есть? Из горла вырвался хриплый смешок. Нет, этого никогда не случится.

А если смотреть шире, маглы так и будут дальше верить, что они хозяева жизни, смеяться над магией и уничтожать ее там, где только смогут. Почему магические законы защищают маглов, но не маглорожденных и полукровок? Почему министерство не забрало его из родительского дома? И почему, снова и снова, отправляя его сюда, запрещало использовать магию - то единственное оружие, которое у него было. Какой урок он должен из этого извлечь? Терпи, жди, радуйся, что тебя пустили в магический мир и больше оттуда не высовывайся.

Довольно.

Его ладони уже не лежали спокойно на столе, а крепко стискивали его край, будто желая раздавить, размазать, как кусок глины. Стол, естественно, не поддавался. Еще один пример бессильной злобы.

Снейп больше не мог ждать. Если он сейчас не предпримет хотя бы что-нибудь, то сойдет с ума. Школьная сумка валялась под кроватью. Колдун вытащил ее, достал перо и чистый лист желтоватой шершавой бумаги. Он не соображал, что делает и писал как в бреду. Обычно, ему трудно было выражать свои мысли, но в этот раз перо летало по бумаге. Ярость водила его рукой. А когда она иссякла, Северус почувствовал себя опустошенным, будто и вправду излил на бумагу душу.

При помощи магии, он сотворил из другого листа конверт. Рука, не дрогнув, аккуратно написала имя, которое приводило в ужас британских ведьм и колдунов. Ниже Северус добавил свое имя и адрес. Чернила размазались, но у него не было сил, чтобы это исправить.

С окном пришлось повозиться - шпингалеты проржавели, рама рассохлась. Когда створка наконец поддалось, в комнату влетел холодный ветер и над столом закружились снежинки. Северус высунулся из окна и позвал Луллия, своего ушастого филина. Тот вынырнул из тени крыш и полетел к хозяину. Весь в снегу, он неуклюже протиснулся в узкую створку и, сев на стол, недовольно ухнул.

- Ты знаешь, что отец свернет тебе шею, если увидит дома, - Снейп отряхнул снег и ласково погладил мокрые перья. - И здесь, между прочим, тоже не сахар.

Его слова не утешили продрогшую птицу, зато, когда хозяин вытащил из шкафа жестянку с совиным печеньем, Луллий сразу подобрел. Будь он умнее, то сообразил бы, что щедрое угощение не сулит ему ничего хорошего, но филин есть филин. Опомнился он только когда Северус привязал к его лапе письмо и сказал:

- Отнесешь Темному Лорду.

Луллий взмахнул крыльями, заскреб когтями по столу, а в его больших круглых глазах читались недоумение и обида, почти как у человека. Он будто обвинял Снейпа в том, что тот рехнулся и отправляет его в никуда, а может и вовсе на верную смерть.

- Я же не к черту тебя посылаю, – пробормотал в ответ Северус. - Это важно, очень важно…

Филин покосился на него, ухнул, тяжело взмахнул крыльями, разминаясь перед долгой дорогой. Потом перебрался на карниз, немного помедлил, как прыгун на вышке и взмыл в воздух. Ночь поглотила его быстрее, чем колодец брошенную на удачу монету. На столе остались лужицы воды. Снейп некоторое время стоял у окна и таращился пустым взглядом на серые снежинки, которые выхватывал из темноты свет лампы. Уши уловили тихий шорох, ветер швырял снежный пух в стекло, задувал в комнату, и снег падал на стол, на листы пергамента, на пол. Одна снежинка угодила в чернила. Снейп смотрел на все это, но ничего не видел. Холод, который должен был прочистить ему мозги, наоборот, загонял мысли все дальше и дальше и погружал тело в странное оцепенение. Внизу что-то с грохотом упало, заставив Северуса очнуться. Он прислушался, ожидая неразборчивых ругательств вперемешку с проклятьями. Мелькнула мысль : “Вот бы папаша навернулся с лестницы и сломал себе шею.” Не стоило надеяться - за свои 16 лет Снейп успел убедиться, что пьяницы живучи, как черти.

Снова наступила тишина. Северус поежился, шмыгнул носом и наконец сообразил закрыть окно. Покосившаяся створка сопротивлялась, тогда он поднажал и она со стуком встала на место. Колдун замер - не слишком ли громкий был звук, не ворвется ли сейчас отец, чтобы заплетающимся языком поучить его уму разуму?

Письмо забрало последние силы, он добрел до кровати, сел, потом завалился на бок. Нужно было лечь нормально, забраться с ногами на кровать, вытянуться, укрыться одеялом, но шевелиться не хотелось.

Зря он отправил письмо. Нет, он всей душой верил в то, что написал. Ни на секунду не усомнился ни в своей ненависти к маглам, ни в своем желании служить Лорду и совершить что-то важное, то, что заставит других признать его таким же, как они, колдуном, но… Даже если письмо найдет адресата, наверняка могущественный темный маг лишь посмеется над глупым мальчишкой. Как смеялись над ним Нотт, Эйвери, Паркинсон, Гойл, многочисленный выводок тупых Блэков… И Люциус, пусть и не говорил этого вслух, тоже считал, что полукровка, который хочет бороться против маглов вместе с чистокровными - это выверт природы, вроде змеи, кусающей собственный хвост.

Интересно, сколько маглов в своей жизни видели эти слизеринцы? Ненависть досталась им в наследство, вместе с домами, гербами и эльфами. Они не знают, каково это, когда тебя презирает родной отец только потому, что ты другой, не знают, какими изобретательными бывают магловские дети, если им нужно наказать того, кто отличается от них. Чистокровные аристократы боятся, что их мир станет похож на мир маглов, но они бы испугались еще больше, раз посмотрев на то, что собой представляет этот мир: серые дома, унылые здания, улицы, забитые машинами и грязь везде - в воде, в воздухе, на земле, глубоко под землей.

Мать, услышав, что у него проявились странные способности, лишь сухо сказала: “Ты маг и в 11 лет поедешь учиться в магическую школу, а до этого не колдуй на людях.” и продолжила разбирать счета. У Северуса конечно тут же возник тысяча и один вопрос, но уже в шесть лет он знал, что когда у мамы между бровей появляется резкая морщинка, а губы сжимаются в тонкую линию, к ней лучше не лезть. Он до сих пор не понял, рада ли она, что ее единственный сын - колдун. По Эйлин никогда не скажешь, что она чувствует. Насколько же проще было любить мать, находясь за сотни миль от нее.