За следующей двустворчатой дверью начиналось более современное крыло, где он жил с тех пор, как вырос из своей теплой и уютной детской. Но куда идти после? В Дырявый котел? Тут Малфой вспомнил об обещании, опрометчиво данном любовнику. “Ровно в полночь подумай обо мне”, - попросил Северус, что было чем-то из ряда вон выходящим. Перспектива оказаться у кого-нибудь в долгу пугала слизеринцев куда сильнее, чем кровопускание или лечение пиявками. Застигнутый врасплох, Люциус согласился, потом решил, что дело нечисто и затевается колдовство. Впрочем, выполнять обещание он не собирался - не его вина, что именно в полночь магловского Рождества к Малфоям приходят особенные гости, а когда благородные рядом, то невозможно думать ни о ком другом, кроме них. Снейпу следовало лучше выбирать время.
Но теперь все изменилось. Так почему бы ему не явиться к Северусу прямо в полночь и не посмеяться над его удивленным лицом? А потом позвать выпить, так сказать, первую за шабаш, вторую - за новую жизнь, а третью - по традиции за верных друзей и подружек. Всю жизнь вокруг Люциуса вертелось много людей: приятели, девчонки, родственники, наставники, но в трудный момент, когда ему было плохо, когда было страшно, он не хотел видеть рядом никого, кроме Снейпа. И как не вертел он в голове этот факт, так и не смог решить для себя - улыбнулась ли ему удача или наоборот проклятие оскалило свои гнилые зубы.
***
Письмо пришло именно в тот день, когда Люциусу было особенно паршиво. Отец только что объявил, что собирается снова жениться, а на вопрос сына: “Не слишком ли рано?”, ответил, ничего страшного - люди их круга понимают, что поместье вроде Малфой-мэнор не может долго оставаться без хозяйки. Будто леди Малфой была сломавшейся деталью, которую легко можно было заменить на новую. И чувствовалось, что и от Люциуса ожидают такого же практичного отношения. Он разочаровал отца, отказавшись забыть свою мать, как случайную знакомую, но и скорбеть так, как того требовала его утрата, он тоже не мог - не умел, не знал как выпустить наружу тоску, горе, чувство вины. И не представлял, что делать дальше: вернуться в Европу и продолжить свой гранд-тур или остаться дома и найти себе занятие. Что из этого заставит горе отступить быстрее? Приходила в голову и мысль напиться до беспамятства. Но с этим у Малфоя опять же была проблема - пить в одиночестве он считал жалким, а раскрывать свои слабости перед другими боялся. Он пожалел, что они со Снейпом не расстались друзьями, но все эти прощальные объяснения, обещания, сожаления всегда казались Люциусу соплями, что годятся для дур-пуффендуек.
А чуть позже в его окно постучала взъерошенная сова.
“Подумай о черте”, - усмехнулся он, увидев знакомый почерк.
“Вернулся в школу и узнал о смерти твоей матери. Мне жаль. Ты в порядке?”
Письмо не походило на те велеречивые соболезнования, в которых суть была спрятана за множеством хорошо подобранных фраз, а само слово смерть являлось страшным табу. Снейп как обычно называл вещи своими именами и обходился минимумом слов. Все кратко, ясно и по делу. Ответ Люциуса был еще короче: встретимся в Кабаньей голове в семь в эту субботу.
***
Сидя за деревянным столом в темном углу, Малфой вертел в руках тяжелый стакан с толстым дном. Налитое туда пойло заставило бы поперхнуться гнома, чья закаленная глотка могла вытерпеть жидкий огонь. Впрочем, Люциус взял выпивку, только чтобы отвязаться от пристального взгляда старика Аберфорта. У того были простые правила: сюда приходят, чтобы пить, а кто хочет посидеть подождать пусть выметается на улицу.
Запах отравы оттеснил все остальные, но никто не назвал бы это большой потерей. К тому же душок, который исходил из стакана, скорее всего убивал не только обоняние, но и большинство болезней, что в данном помещении было совсем не лишним. Малфой огляделся по сторонам: несколько одиноких пьянчуг уныло выискивали свое потерянное счастье на дне таких же, как у него, толстодонных стаканов. Компания подгулявших колдунов и ведьм со слезливым надрывом тянула заунывную песню, непонятно только - одну на всех или каждый свою. Они окончательно запутались в словах и умолкли. Тишину сразу же спугнули крики из-за соседнего зала. Грязная ругань перемежалась азартными мольбами, хлопаньем по столу, угрозами и бурной радостью. Игра в кости была в полном разгаре. Мимо тяжело прошаркала необъятная официантка в сером платье и грязном переднике. Говорили, что она любовница, а может дочь Аберфорта, недоброжелатели при этом добавляли, что одно другому не мешает. Женщина зло посмотрела на посетителей, будто хотела взглядом вымести всех отсюда, тяжелая грудь ходила ходуном, даже когда она просто стояла, ничего не делая, а три жирных подбородка мелко подрагивали. Поняв, что никого ей отсюда не прогнать, она довольствовалась тем, что достала из кармана фартука тряпку, смахнула крошки с наугад выбранного стола и гордо удалилась.
Паб больше не казался Люциусу опасным притоном, вдвойне притягательным, потому что школьникам запрещали туда ходить. Теперь это была обычная грязная забегаловка. Да и сам Хогсмид сжался, поскучнел, растерял свою магию, как застывшая и утратившая яркость старая колдография. Хогсмид, с его магазинами сладостей, подержанных учебников, мастерскими игрушек, где почему-то предлагали подновить старые метлы и маленькими кафе больше не мог ничего ему дать. Малфой знал, что так и должно быть. Школа остается позади и взрослая жизнь накладывает на человека свои лапы. Но оказался к этому не готов.
Он опустил глаза и осторожно покачал стакан в руках. Почему все поменялось так быстро. Год назад вылазка в Кабанью голову представлялась настоящим приключением. А теперь он испытывал легкий стыд за ту глупую мальчишескую браваду. Будущий лорд Малфой мог бы найти лучший способ поразить своих приятелей. Все эти мысли лишь подкрепляли его сомнения: не стоило соглашаться на встречу со Снейпом. Полукровка ведь тоже был частью той школьной, считай детской жизни, от которой Люциус уже взял все, что мог.
Шаткая табуретка под ним скрипнула. Захотелось прислониться к стене. В последнее время Люциуса не отпускала странная, непонятная усталость. Пришлось напомнить себе о десятилетнем слое грязи, покрывающем стену, а еще о том, что Малфои не нуждаются в опоре.
Ярко пылал большой камин, распространяя свой жар даже на самые дальние углы. Колдун был бы не прочь убить время, наблюдая за огнем. Но со своего места он мог видеть лишь тень пламени, танцующую на полу. Зная, что людям вроде него, не следует здесь находится, он инстинктивно выбрал столик в дальнем углу. Никакой необходимости в этом не было - слабые чары незаметности легко отражали любопытные взгляды. Его мог увидеть только тот, кто специально искал. А здешняя публика не интересовалась ничем, кроме своей выпивки и путанных разговоров. И насколько Люциус помнил нынешний седьмой курс, там вряд ли бы нашлись смельчаки, которые рискнули заявиться бы к Абефорду пропустить стаканчик, так что встречи со знакомыми бояться не стоило. Но все равно ему хотелось побыстрее убраться из дымного душного зала.
Малфой достал из кармана часы, минутная стрелка указывала почти ровно на двенадцать. Если Снейп не изменил своей любви к пунктуальности, то ждать оставалось совсем недолго. И верно - Северус появился, едва Люциус успел спрятать часы. Внешний вид полукровки очень ярко контрастировал с пьяным сбродом, чья потрепанная, потерявшая цвет одежда, напоминала маскировочный плащ хобгоблина. Да и сам он был сплошным контрастом - черные волосы, глаза, мантия и брюки; белая рубашка и бледная кожа. Все строго и безупречно, как у пуританина. Эта мысль заставила Люциуса усмехнуться. Хотя, если быть честным, его раздражала, надменность людей, которые уверены, что служат высшей цели и поэтому имеют право смотреть с высока и на лордов, и на них. Впрочем, как это часто случается, внешность лишь вводила в заблуждение. В Снейпе не было ничего пуританского. Что бы не подпитывало ту внутреннюю силу, которая чувствовалась в нем, к религии оно отношения не имело.
