— Я согласна, — её голос звучал еле слышно.

— Согласна на что?

— На твоё предложение, — она закрыла лицо ладонями.

— Какое предложение? Их было два!

— Второе.

— Отправишься в лагерь?

— Нет-нет. Другое.

— Не мямли, называй вещи своими именами! — Памир понимал, что поступает жестоко, но сежеллинка должна полностью прочувствовать своё наказание, иначе ничего не изменится.

— Я согласна, чтобы ты меня выпорол, — её губы почти не шевелились. От страха она даже перестала плакать.

— Как мило, — бывший граф скривил губы в усмешке. — Значит, ты оказываешь мне одолжение, милостиво соглашаясь?

— Нет, — хрипло прошептала Теннея. — Я не хочу в лагерь. Уж лучше, пусть будет больно мне.

— Тогда чего ты ждёшь? — Лог поднял тростью её блестящее от слёз лицо, сурово взирая на неё сверху. — Раздевайся и ложись. Не тяни время. Чем больше ты будешь медлить с началом, тем дольше я буду медлить с концом.

Трясущимися руками Теннея спустила с себя штаны, обнажая светлую гладкую кожу на бёдрах, и нерешительно застыла, старательно прикрываясь руками. Сежеллинка ещё не перед кем не раздевалась. Ей с детства твердили, что её тело имеет право увидеть только хранитель, и вот…

— Руки по швам! — продолжил командовать черноволосый эльс, желая вызвать ещё больше стыда.

Девушка вздохнула и повиновалась. Затем она медленно заползла на кровать и напряжённо застыла лёжа на животе, сжав зубы в страхе перед неизбежностью.

Памир не стал затягивать. Найденная им ветка великолепно подходила для порки.

Первые три удара Теннея снесла стойко, только громко пискнув, но потом, не выдержав, начала плакать, кричать, извиваться и прикрываться ручками.

— Руки, — предупредил Лог. — Начнёшь сопротивляться, я начну всё с начала!

После этих слов, сежеллинка хоть и продолжала визжать, но не посмела дёргаться, вцепляясь в шкуры руками, пытаясь остановить Памира только словами и мольбой. Её ягодицы давно покраснели и покрылись некрасивыми рубцами. К счастью, аборигенка не могла видеть, во что превращалась её кожа, ей было достаточно боли со стыдом для сильных страданий.

Когда стало совсем нестерпимо больно, Теннея вновь заградилась ладонями.

— Руки! — вновь требовательно произнёс Лог.

— Умоляю! Хватит! Прости меня! Клянусь, больше никаких побегов! Я честно выполню договор!

— Запомни, ещё один раз попробуешь смыться, и никто никаких альтернатив не предложит!

— Я запомнила! Молю! Разреши одеться! Пожалуйста! Мне очень больно! — Несчастный плач Теннеи звучал глухо. Она говорила, уткнувшись лицом в кровать.

— И хорошо, что больно! — Памир хлестнул её прямо по рукам.

— А-а-а-а… не надо!

— Надо!

— Нет! Я всё поняла! Всё усвоила! Сжалься! Мне стыдно! Ты не должен видеть моё тело! Это только хранителю!

— Ничего нового я там не увидел, — Лог ещё раз хлестнул её. — Поднимайся! — Наконец разрешил он. Нельзя засечь её до такой степени, чтобы завтра она не смогла ходить. — Одевайся, вставай у стены и стой так! Будет время подумать над своим поведением!

Теннея, всхлипывая, с трудом натянула одежду. Ягодицы горели огнём. Осознавая, что в случившемся виновата сама, она покорно зашагала, куда указал Памир.

— Лицом от меня, — добавил он. — И не смей оттуда отходить без моего разрешения, иначе ещё получишь!

— Мне больно, — попыталась объяснить Теннея, всё ещё надеясь на снисхождение.

— Если тебя что-то не устраивает, — Памир снова стеганул её тростью по попе, под громкий визг. — Прошу пожаловать обратно на кровать.

— Нет-нет, всё устраивает! — Теннея опустила голову.

Девушке бы разозлиться, обвинить эльса в жестокости, но она не смогла этого сделать. Совесть Теннее подсказывала, что получила она за дело. Нечего было хитрить, пока с ней нормально обращались, не причиняя боли. Аборигенке наглядно продемонстрировали, что всё может быть по-другому. Сежеллинка начала понимать — гораздо проще эльсам было бы не возиться с ней, а действительно сдать солдатам. Те уже найдут кучу жестоких способов заставить её подчиняться. Теперь девушка действительно поверила, что, возможно, эти двое сказали правду и не хотят вреда Хранителю. Теннея робко коснулась лбом стены. Краска стыда всё не желала покидать её щёки. Лежать голой перед посторонним, тем более мужчиной… к тому же, пришедшим из тьмы… Такого позора в своей жизни она представить не могла. И ладно бы её тело было таким же красивым и уютным, как у большинства сежеллинок… Возможно, тогда она чувствовала бы себя не так ужасно, красуясь голой. А то мало ей стыда от предательства Хранителя, ещё и стыд за свою несовершенную внешность добавился. Попа Теннеи продолжала гореть. Девушке было очень больно даже просто от прикосновений ткани, отчего хотелось плакать с удвоенной силой. Она понимала, как глупо с её стороны при нынешних обстоятельствах мучиться, размышляя о красоте тела, но ничего не смогла с собой поделать, продолжая утыкаться красным лицом в стену.

Памир некоторое время боролся с желанием пожалеть девушку, прижать к себе, успокоить… снова объяснить, что ей не стоит его бояться, если будет честно выполнять уговор… Пусть сежеллины рано взрослеют, в душе Теннея ещё настоящий капризный, упрямый ребёнок. Да и он сам, если подумать, не такой уж взрослый. Понимая, что не имеет право сейчас показать слабость, иначе всё наказание пойдёт насмарку, эльс вышел из жилища.

На улице ещё не стемнело. Эниер обиженно жарил пойманную рыбу на костре.

— Ну и что за вопли доносились из дома? — сварливо поинтересовался он.

— Воспитательная работа. — Лог развалился около огня. — Поглядывай за входом. Я не особо верю, что на Теннею она подействовала.

— Что ты с ней сделал?

— Не важно.

— И это стоило, чтобы меня выгонять на улицу?!

— Ты не человек или варган, которым нужно лежать после растяжения. Тебе надо разрабатывать связки сразу. Но только потихоньку, а завтра у нас долгий переход. Двигайся побольше, чтобы подготовиться к нагрузке. Иначе тебе завтра придётся плохо.

— Скажи, ты действительно собирался отвести Теннею в военный лагерь?

— Нет, конечно. Достаточно было заставить её в это поверить.

— Тебе не кажется, что это жестоко? — Энир довольно улыбнулся.

— Не кажется, — Памир убрал со лба мокрую чёлку, лезущую в глаза. — Я знаю, что это жестоко.

— Вот те раз, а я-то считал тебя гуманистом, — развеселился Эниер.

— Ринт, последний раз мне пришлось доказывать тебе, что Пума не герой. Теперь ты хочешь убедиться, что к гуманистам я не имею никакого отношения?

— Но ты постоянно воротишь нос от насилия и пыток! — Эниер не поверил.

— И хладнокровно убиваю любого, кто встанет на моём пути, — Памир закрыл глаза, с удовольствием вдыхая свежий вечерний воздух.

— Ещё светло, — Эниер снял рыбу с огня. — Может, Теннею сюда позовём? Или ты думаешь, она опять попробует удрать?

— Не знаю, — Лог разглядывал тучи, пытаясь вытряхнуть из головы мысли о миленькой попке сежеллинки. — Нет, не надо звать. Я позже отнесу ей ужин.

— Как скажешь, — Ринт с удовольствием уплетал рыбу. Его готовка понравилась ему больше. — Хочешь сегодня опять лечь первым?

Памир покачал головой.

— Ложись, если хочешь. Мне всё равно.

Лог поднялся на ноги и заглянул в дом. Теннея беззвучно плакала, но так и продолжала стоять у стены, не смея шелохнуться.

«Что я делаю?» — Памир устало протёр глаза. Затем взял тарелку с едой и поставил её на стол в комнате.

— Ты можешь выйти, — бросил он девушке безразличным тоном. — Я принёс твой ужин.

— Я не хочу есть, — Тихо пискнула Теннея.

— Настаивать не буду. У тебя вся ночь впереди. Хочешь есть холодной — на здоровье. Но чтобы к утру тарелка опустела, — Он вышел обратно к Эниеру.

— Станешь ложиться, свяжи её покрепче, — Памир вынул свой меч и вновь начал его рассматривать.

— Придумал, как трансформировать железо? — полюбопытствовал Ринт, припоминая их давний разговор. Теперь он не относился к размышлениям друга как к чему-то глупому.