— Если я скажу тебе, что никаких дальних берегов нет, что все твое служение это лишь обман — ты поверишь мне?

— Я…

— Ты сомневаешься, — он зарычал, — Тогда возьми копьё в свои руки и узнай все сам. Оно принадлежит тебе по праву, можешь не сомневаться.

Эверетт поджал губы. Копье в витрине начало стучать о стенки и вибрировать, оно слишком хотело вернуться к своему любимому хозяину. Росс неуверенно поднес руку к стеклу и стенки его тут же рухнули. Волк ощутил, как тяжелое оружие легло в его руку. Длинное метательное копье с острым наконечником. Он заморгал, мотнув головой, ощущая, как в голове рвутся вспышки странных видений, как контракт буквально трещит, пытаясь до последнего сковывать его. Эта тяжелая цепь, с которой он, казалось, родился, треснула и обвалилась. Эверетт рухнул на пол, удерживаясь лишь с помощью копья, и мир вокруг него сжался кольцом. Плитка под человеком пошла трещинами, а хранилище задрожало.

— Проснись, — усмехнулся Локи, весело вскричав, — Проснись мой древний Бог!

Комментарий к Проснись, молю, проснись.

Прошу в комментарии, вот вам и сюрприз такой, да мухахахаха))))

Я даже не в Москве, но с бетой все равно работаем для вас)

========== И имя мне было… ==========

Он впервые открыл глаза с рассветом, когда в камне вырезали имя, и было оно Упуаут.

На высоких берегах Нила он видел, как всходила заря человечества. Вместе с ней встал и бог, дав себе обещание до конца времен следить за этими созданиями, защищать и воевать с ними плечом к плечу. Он вставал к каждому восходу солнца и засыпал с закатом. Великий, могучий воин. Люди молились ему, люди создали его. Они придавали ему сил. Бой, когда земля окрасилась кровью, когда Египет восторжествовал и стал великим правителем всех земель. Он был у истоков их побед. Он нес их знамя и ему принадлежали их жизни.

Песок окрашивался багрянцем от крови их врагов, а бог всегда шел рядом с фараоном. Тот волк, что был высечен на множестве пирамид, и тот, что выписан в свитках: на нем был его профиль. Когда он выл, людей переполняла доблесть; когда он рычал, они рычали тоже; а стоило ему рвануть с места, как они рвались вслед за ним, наполняемые отвагой и доблестью. Люди сами не ведали, откуда в них было столько жажды драться насмерть, но тот восторг, каким наполнялись их души на поле сечи был его заслугой. Египет прославился, он поднялся с колен и стал великой империей отчасти именно из-за Упуаута. Однако, однажды время боев прошло. Это произошло тогда, когда они возомнили, будто нет им равных во всем белом свете, а ведь свет был таким огромным.

Тогда они впервые предали бога. Людское племя, в котором он души не чаял. Все они, умирающие так быстро, резвились у его ног и всех ему подобных и они смотрели на них с нежностью и заботой, однако вот время Упуаута прошло, когда войны закончились. Его перенарекли, и дали новую работу. Лодка, что плыла в Дуат, управлялась волком. Новое хобби, новая задача. Пусть она была не столь прекрасна, как война, но все же, это было по-своему хорошо. Ровно до тех времен, когда волка сместил шакал. Прошло всего двести лет, а бога перестали помнить, перестали почитать и любить. В те времена он еще не ведал, что люди не только смертны, но и частенько забывают своих великих богов. Упуаут был предан теми, кого так страстно любил и хотел защищать, ведь именно для этого его и создали, и придали форму, вдохнули в меня бессмертную жизнь.

Вот тогда он и озлобился. Великий волк скалил зубы на всех тех, кем был обижен и занялся тем, для чего был создан. Войной. Он злорадно смеялся, перейдя в новую религию. Отныне имя ему было: Арес.

Впрочем… греки оказались ему не рады. Арес был слишком зол и агрессивен, он всегда хотел решать все исключительно войной, хотел лить кровь и пить ее. Ему придали новую форму, и мужчина с радостью принял ее. Светлоглазый и сероволосый — он был великим воином. Грозный, злой, вооруженный мечом и щитом. Всякий раз, когда он кричал, солдаты кричали вместе с ним; когда он выставлял оружие вперед, они делали тоже самое. Пусть греки и презирали его, однако во время войны молились так, как никому другому — и Арес с покровительством приходил на их поле сечи, взяв в подручные столь же озлобленную и ироничную богиню раздора Эриду и кровожадную Энио. Вместе они творили ужасающие вещи, которые люди потом вспоминали лишь стыдливым шепотом.

Спустя века он отошел чуть назад — но великий бог, которому не было равных в боях, кого боялись все боги Олимпа и на которого смотрели на него лишь искоса или с ненавистью, позволял себе вести себя так, как он того захочет. Тогда он впервые познал чувство великой любви. О, это была самая прекрасная богиня. Самая красивая, добрая и нежная. Его кровожадное сердце таяло рядом с Афродитой. Бог говорил рядом с ней тихо, ласково снисходительно относился к ее выходкам и глупостям, прощал даже ее измены. Война и любовь. Дети у них получились все равно что соль с перцем: они перенимали либо его черты, чему он, конечно, не очень радовался, либо ее. Любимый сын Эрот, что больше всех был похож на Афродиту, но перенял отчасти и его характер, всегда забавлял бога своими выходками, когда стрелял из своего лука в самого Зевса. Что же, за эти шутки малыша и отдалили от Олимпа; зато он ласково и даже кокетливо пристроился в человеческих сердцах, побуждая людей на любовь и страсть.

Фобос и Деймос же любили отца до беспамятства, и они всегда носились с ним рядом, будто шавки. Однако вот сам сын Зевса их не слишком любил, позволяя Страху и Ужасу весело околачиваться рядом лишь во время войны. Злую же шутку с ним сыграла богиня мудрости, обведя его вокруг носа и тогда мужчина, рыча, отступил, плюнув на всех мудрецов, лишенных способности любить. Что проку от твоего ума, если мудрость в тебе лишь напускная?

Все пошло прахом с появлением Афины. Его сестра, отождествление разумной войны и дипломатии, стала для Ареса, жаждущего битв, врагом номер один. Они часто сталкивались в битвах, и, к несчастью, он всегда проигрывал, не просчитывая свои ходы и нападения как его белокурая сестра. Горечь примешалась в его сердце к обычной злобе, а преданный во второй раз людьми, он так и вовсе пришел в бешенство, обещая стереть их. Помпеи заливались огнем и градом, умирая по его воле, и тогда бога свергли, изгнав с Олимпа.

Однако он не унывал, уже увидев прекрасные перспективы в рядах кровожадных и суровых римлян.

Вот уж где ему были взаправду рады. Этот народ Марс обожал. Умные, ловкие, суровые воины — великие центурионы. Он был не просто в почете у этого народа: они его обожали. Возводили в его честь храмы, отдавали ему жизни с гордостью. Он был родоначальником Рима; тем, кто создал их народ. Поэтому Рим с легкостью поставил на колени половину мира. Его умоляли поддерживать урожай и скот, его умоляли о победе в битве. Римляне считали за честь иметь хоть что-то общее с богом войны. Тогда он обрел свое великое, одно из самых могущественных оружий всех времен и народов. Копье Марса. Самое любимое, почти всесильное. Солдаты били о щиты своими копьями в его честь, и Марс приходил. Марс всегда приходил к ним с радостью и восторгом. Его знак отныне обозначал мужчин, его имя носила планета. Он занимался почти всем; поднял на ноги великую нацию. Марс собственноручно выковал для них щит, способный защитить от любой напасти, ярко-алый, как кровь, закрывающий большую часть тела. Люди же в очередной раз поклонились и покорно выковали еще одиннадцать таких. С тех пор эта империя не знала никаких бед. Она громила всех. Однако люди, есть люди… Живя в радости и роскоши они очень скоро обленились, и перестали нести в себе былое величие. Это обидело его до глубины души, но бог войны уже научился находить выход. Мужчина просто натравил по щелчку пальца на Рим все мирские несчастья, начиная от саранчи, и заканчивая засухой. Медленно, но верно, великая империя сама встала на колени, а затем и вовсе пала.

Он лишь усмехнулся, отныне используя людей лишь как оружие в своих целях, уже зная путь выверенный и правильный. Люди в его руках превращались в кровожадных убийц. Сульде вел Чингисхана и монголов вперед, на покорение всего мира. Что же, великая Золотая Орда смогла держать в узде почти весь континент. Однако Сульде смотрел на свой народ скорее со снисхождением, просто потакая им. К несчастью для великой орды, богу начали нравиться те, кого они захватили. Божество с умилением смотрело на детей славянского народа, и как бы невзначай, тихо, украдкой прибилось к ним, отныне нося имя Чур — сначала в шутку, а позже укрепившись и в корне всего народа. Пусть он уже не был так силен и могуч, как прежде, но с радостью отвечал за раздел границ. Его звали, когда шла беда; его звали, когда детям было страшно; его звали, когда не могли решить, кому что достанется. Бог легко делил между своими любимыми все, из-за чего они ссорились. Он частенько приходил к детям и рисовал на земле длинную линию; он оберегал этих людей от горя и защищал их. Тогда Чур и познакомился с ритуальными, сладкими кострами, влюбившись всем своим сердцем в этот запах добра и света. Люди смеялись и танцевали у пламени, пели и любили. Чур же, сидя на своем деревянном идоле, с нежностью смотрел на славян как бы украдкой, слегка подталкивая их ко всем начинаниям. Он подпирал рукой щеку всякий раз, когда дети, прыгая вокруг него, звали на выручку. Мужчина, облаченный в волчью шкуру, шел спасать своих детей будто пастух — овец. Он отгонял нечистую силу и боль. Божество впервые за столько веков было безмерно счастливо. Однако, в этот раз не люди не хотели расставаться с ним, и не он с ними, но грянуло Крещение, и его идолы начали уничтожать. Чур, напуганный и сердитый, пытаясь вразумить и остановить безумие, с живым ужасом наблюдал, как люди гибли вместе с его изваяниями. Его любимые и забавные дети. Тогда в сердце бога поселилась великая печаль. Печаль была настолько всепоглощающая и умерщвляющая его, что мирный бог обернулся великим зверем. Этот могучий страж бежал так далеко, как только мог, пока не добрался до Франции. Охваченный горем и злобой, волк осел в Жеводане. Он убивал и жрал людей, истреблял эти мелкие полчища мерзко пахнущих французов, что не хотели мыться и предпочитали скорее зарастать плесенью. Грязный народ. Жеводанский зверь истреблял всех, кто приходил по его душу, убивал охотников и солдат, убивал мужчин, женщин и стариков, не трогая лишь детей. Тогда он и познакомился с народом фамильяров. Порождение ведьмовской культуры, они были, по его мнению, мелкими и слабыми. В их рядах, как он с усмешкой заметил, отсутствовали лишь волки. Были все, кроме таких же, как он. Его пять дней пытались убить, на шестой же в бой вступил маг. Тогда он впервые познал силу этой странной науки. Огромные цепи сковали его буйное, сумасшедшее тело, заставляя принять человеческий вид. Бог войны плевался и рычал, скованный по рукам и ногам, не понимая, как какая-то цепь способна в принципе сдержать его грозное тело и душу. Дальше же жизнь, кажется, решила так и вовсе поизмываться над ним. Мужчина взял со стола небольшую лопатку и чернила, вызывая у божества ужас. Он дергался в пленивших его цепях, не зная и не ведая, для чего человеку нужны эти инструменты. К несчастью, тогда его тело познало надругательство: странное, и самое ужасающее. Всякий раз, как длинные иглы оставляли черные полосы под кожей, он умоляюще выл, прося на всех языках мира остановиться. Бог войны впервые за XIV веков плакал и кричал так истошно, что мир вокруг болезненно сотрясался. Он орал до хрипоты, загоняемый медленно, но верно в клетку собственного тела. Его воспоминания с каждой прочерченной линией раба все больше тускнели и слабели. Он лишь украдкой слышал с треноги, на которой его распяли, как этот человек, общаясь с его любимой, тихо обещал: