— Извините, что это я, — чародей хмыкнул, рассматривая крошечную чашку.

— Хотя из этой чашки ты можешь испить не только чай, — дед погладил свою бороду, — Ты можешь испить коки*

— Мастер! — воскликнула обезьяна, — Это же просто человек, а вы хотите разрешить ему выпить коки?

— Помолчи. Если я разрешаю, значит есть причины, — старичок снова посмотрел на Стрэнджа, — Около храма есть лес. Если найдешь нужную тропу, значит и правда ты должен испить коки, а если не найдешь, то возвращайся.

— Что такое, это кока? — он приподнял бровь.

— Иди и узнай, мальчик. Мы подождем тебя здесь.

Он нахмурился, посмотрел на старика, потом на загадочную обезьяну. Вселенная посылала ему странные знаки, но он решил уважать ее волю и покорно встал, направляясь к густым зарослям. Вокруг трещали цикады, прыгали кузнечики и иногда проползали змеи. Удивительно, но только недавно покинувшие его кодама вновь появились, и они, хватая Стивена за штанины, потащили за собой. Человечки весело прыгали по бревнам, скакали по траве и шумели меж собой, пока Стивен сжимал маленькую чашку в руке. Это не было странным или чудным, нет, все это казалось ему правильным и почти естественным. Он ощущал, как доктор так же сжимает в руке эту черную чашку и стремится вслед за маленькими духами, которые больше не тянули его за штанины, а просто повисли на ткани и весело качались при каждом его шаге. Сердце его стучало где-то глубоко в голове, отдаваясь резонансом во всем теле. По этой дорожке, что прочертили кодама вверх в гору, он шел безропотно и доверчиво, рассматривая деревья на своем пути. Каково же было удивление, когда эти маленькие паршивцы остановились на пустыре и весело запрыгали, показывая руками на землю. Никакой реки не было, только трава.

— Я не понимаю. Тут нет реки, вы дурите меня, — он вздохнул, присаживаясь на листву.

Духи зашуршали головами и приложили ладони к глазам, каждый из них сделал так по очереди, пока наконец он не дошел до истины такого действия, закрыв глаза. Издалека послышалось мерное дыхание ветра. Оно пронеслось прямо перед ним, перед глазами всплывали золотистые круги, а стоило открыть глаза, как он увидел золотистый поток, сползающий вниз по горам. Вода в этой реке напоминала скорее мед, густой и золотистый, это точно была не вода, все что угодно, но только не простая вода. Мужчина недоверчиво опустил чашку боком в этот поток и вытащил вновь, удивительная приятно пахнущая жижа струилась из чашки, вниз, нарушая все законы физики, теперь она будто сама создавала это течение жизни, вне зависимости от того сколько бы Стивен ее испил. Он прижался губами к краю черной чашки и нерешительно отхлебнул волшебной жидкости. Она проникала в каждую клетку его тела, заполняла все его существо и дарила удивительное спокойствие, сколько бы он не пил, оторваться не выходило. Казалось сквозь него проходит сама суть жизнь, в которой главная основа — это любовь. Его переполняло это удивительное, почти грохочущее чувство, и лишь когда сил пить уже не осталось, он оторвался, и чашка тут же распалась надвое в его руках, реки тоже не было, а вокруг и вовсе была глубокая ночь. Он ощутил какое-то странное единение себя, с самим собой и поглядев в отражение разбитой чашки увидел только самого себя, другого, измененного, будто собранного воедино, но только себя. Руки по-прежнему тряслись, но больше не болели. Он вдруг осознал, что наконец не испытывает той угнетающей, разрывающей его надвое силы. Его сердце было вновь целым, душа и разум тоже. Длинное путешествие по свету заканчивалось здесь. О проделанном нелегком и болезненном пути напоминала только разломанная надвое чашка, которой, по сути, он и был. Мужчина улыбнулся и положил ее в карман формы, спускаясь вниз по горам, там, где пролились капли коки, появились стебельки, а он ощущал наполненность и счастье. В мгновение жизнь стала такой простой, такой легкой, в нем: том кто когда-то лечил; том, кто владел магией; проснулся новый, удивительный человек, которого он пока не знал, но был рад ему.

— Ты вернулся, так поздно? — старик протянул руку за чашкой.

Стивен вытащил из кармана разбитый надвое сосуд и вручил его старику.

— Так значит, вас на самом деле было трое, — улыбнулся старик.

— Нет, двое, — отрицательно закачал головой Стивен.

-Трое, мальчик, трое. Чашка разбилась ровно надвое. Будь так, как ты говоришь, она лишь треснула бы.

Стрэндж коротко поклонился и прихватил сумку с пола. Повернувшись, в храме уже никого не было, разве что статуя божества с длинной бородой и маленькая каменная статуэтка обезьяны, а перед ними разбитая надвое черная чашка. Чародей невольно улыбнулся, он достал из сумки палочку благовоний и поджег, разнося дым сандала, укладывая рядом с чашкой маленький розовый персик, который нашел в горах. Кодама вновь набежали, теперь облепив статую и разбитую чашку, а он улыбнулся и достал двойное кольцо, проделывая золотистое отверстие в пространстве, ведущее его на Гавайи.

***

Эверетт в очередной раз проснулся от преследующего его кошмара. Мужчина судорожно огляделся по сторонам, вдыхая и выдыхая. Он стер пот со лба и закрыл глаза. Это копьё никак не давало ему покоя. Оно преследовало его в видениях почти каждый день. Росс зло нахмурился и подсокчил с кровати. Больше бороться с собой он был не в силах. Линии контракта становились все призрачнее, все слабее, и сейчас лишь немного напоминали о себе. Его срок жизни подходил к концу, и не было разницы, умрет он сегодня или завтра. Эверетт усмехнулся, оглядев спальню Стивена, провел рукой по одеялу и чуть улыбнулся. Мужчина достал кольцо и в очередной раз осмотрел его в лунном свете. Волк мягко устроил свой подарок на тумбочке. Стивен ни о чем не узнает, а он, родившись рабом, живши им, умрет наконец, как равный. Блондин поднялся с кровати, надел рубашку и брюки, повязал галстук и накинул пиджак на плечи. Он сложил кобуру и коммуникатор на стуле и с горечью усмехнулся.

— Мой последний день, больше времени не осталось.

В Санкторуме было тихо. Сейчас солнце медленно распускало над горизонтом свои огромные крылья и Эверетт, не желая ни с кем прощаться, просто пошел в хранилище. Он осторожно повернул ручку и с удовольствием и облегчением проследовал вглубь этой обители. Какая разница, как именно настигнет его смерть? Имело лишь значение то, что он успел сделать, а за этот год он сделал больше, чем за все 243 года своей жизни.

Фамильяр подошел к коробу и облизнулся, когда внезапно услышал легкий смешок за спиной. Волк тут же повернулся и оскалился, смотря на своего нового знакомого.

— Ты кто такой? Что ты здесь делаешь? — мужчина подобрался, готовый защищаться даже голыми руками.

— Меня зовут Локи, — трикстер усмехнулся, — Я твой друг, поверь мне.

— Что? Серьезно? Рогатый идиот внушает мне, что он мой друг? Я в это, по-твоему, поверю?

Однако бог не оскорбился, он лишь сложил руки за спиной и злорадно оскалился, подходя ближе и нежно заговорил:

— Копьё, прекрасное копьё. У тебя всегда был отличный вкус.

— Что? — Эверетт повернулся вслед за движениями божества, — Откуда ты вообще знаешь меня?

— До сего момента я лично с тобой знаком не был, дорогой мой, но… от твоего имени до сих пор трепещат многие люди и не только. Ты не тот… кем считаешь себя, поверь мне на слово.

— Я… не понимаю…

— Каково чувствовать себя рабом? — оскалился Локи, стукнув рукой по стеклянному коробу, — Каково прогибаться и верно служить? Каково им умереть, скажи мне, мой дорогой друг…

— Ты несешь какую-то ересь, рогатый!

— Быть может и так, — он пожал плечами, — Но ведь ты хочешь это копьё, верно? Оно зовет тебя в своих снах, ты видишь себя держащим его, вскидываешь над головой… а люди бегут по твоему зову, готовые убить всякого на своем пути. Я ведь прав?

-Кто ты такой, Локи?

— Я бог… озорства, — глаза его весело блеснули, — И я твой большой фанат. Поверь мне.

— Бог озорства… мой фанат? — он нервно хохотнул, — Я, верно, что-то упускаю из виду?