Он украдкой промокнул полотенцем уголок глаза. Прелесть наш Адам. Вот он, Анютин Добрый Человек. Черный прынц в изгнании. Надеюсь, негры не в ее вкусе.

– Не знаю только, куда идти… – вздохнул он. – У меня ж, как у латыша – только хуй да душа.

За время своих скитаний Адам виртуозно овладел русским языком и нахватался такой идиоматики, что только диву даешься.

– Зато душа у тебя большая.

Адам подмигнул, перегнулся через стойку и сказал мне на ухо:

– На хуй тоже никто не жаловался!

– Не надо никуда уходить, Адам, – сказал ему я, – вот представь – приходят эти несчастные люди в бар, а тебя нет. И что? Нет уж, неси свой крест.

– «Неси свой крест»… Надо запомнить, хорошие слова…

Сам Адам был растаманом. Вы знаете, дорогие радиослушатели, что «Великий Джа» – это попытка дикого негра выговорить сложное слово «Иегова», а растафарианство – осмысление торопливых проповедей приготовляемого на ужин миссионера? Распространение этого учения за пределами исторического ареала связано не с его великой религиозной силой, а с неотразимой привлекательностью идеи курить траву, слушать рэгги и ни хрена не делать, ожидая, пока «Джа даст нам всё».

– Адам, ты слышал, что люди пропадают? – поинтересовался я.

– Слышал, друг Антон, – кивнул негр, протирая и так идеально чистые стаканы. Бармены всегда так делают.

– И что говорят?

– Некоторые недовольны, что они пропали, некоторые недовольны, что пропали не они… Знаешь, друг Антон, – вздохнул Адам, – люди постоянно чем-то недовольны.

– А пуклы?

– Все мы, друг мой, немножко пуклы…

– Привет! Уже вовсю пьешь?

– Привет, друг Славик, – поприветствовал пришедшего Адам. – Он только начал. Тебе налить?

– Конечно, Адам, как ему.

– Мы пойдем за столик, – сказал я негру, – не будем пить у стойки и рассказывать тебе грустные истории.

– Я знаю, друг Антон, приятного вечера!

– Слышал про мэрский закидон насчет лишнего веса? – спросил я Славика, ткнув его пальцем в отчетливое пузцо. – Что говорит по этому поводу твоя социология?

– Что городская власть предается безудержному патернализму.

– А я думал, идиотизму…

– Патернализм – это проекция идиотизма на электорат. Граждане обозначаются туповатыми инфантилами, которые могут только все засрать и просрать, а потом сесть на руинах государства и, громко матерясь, вымереть от пьянства.

По мнению нашего уважаемого мэра, без него горожанин будет надевать трусы на голову, нести ложку в ухо и сушить мудя в микроволновке. Поэтому он считает себя обязанным на трусах написать «жопой – сюда», к ложке приложить мануал со стрелочками, а на микроволновке написать «не для мудей!».

– Знаешь, Славик, – сказал я, подумав, – а ведь он в чем-то прав. Средний избиратель таков и есть.

– Вот так и становятся государственниками, – засмеялся он.

– Не-не, я социал-дарвинист. Пусть каждый выживает сам. Хочет – курит, хочет – пьет… – я отсалютовал стаканом. – Хочет – берет кредиты. На кой черт их от себя-то спасать?

– А вот это уже позиция отпетого либерала! – погрозил мне пальцем политолог. – Государственник не позволит дуракам вымирать – а кто ж тогда работать будет?

– Государственник, либерал… – поморщился я, – если вы жрете из тарелки с говном, неважно, с какого края черпать.

– В общем, наш мэр, считающий себя прогрессивным либертарианцем, постоянно прибегает к директивному патернализму.

– А что, бывает какой-то другой патернализм?

– Конечно, – Славик с удовольствием отхлебнул из стакана, – существует либертарианский патернализм, как бы странно эти два слова не смотрелись рядом.

– Это как?

– Директивный патернализм запрещает человеку жрать булочку, и человек возмущается. Либертарианский – манипулирует человеком так, чтобы он решил, что не жрать булочку – его собственный выбор.

– Ладно, с патернализмом всё более-менее ясно, – собрался с мыслями я, – но вот что у меня не сходится… Если гражданину нельзя даже булочку выбрать – то какой он, к чертовой матери, избиратель?

– А вот в этом, – Славик поднял… нет, даже воздел к потолку палец, – и состоит контекстуальный дуализм социального мироустройства…

Когда начался стриптиз и полноватые здешние дивы принялись полировать сиськами шест, Славик уже надрызгался так, что уснул, положив лысеющую голову на стол. Я, соскучившись, потряс его за плечо:

– Алё, поллитролог! Может, домой пойдешь?

– Но-но! – проворчал он, не просыпаясь. – Не кантовать!

– Не гегельянить, не фейербахать, не… – и затих.

Ни я, ни охрана по этому поводу не волновались – все знали, что Славик – как Штирлиц. Сейчас он спит, но ровно через полчаса проснется и пойдет к блядям.

Может быть, стоило его вывести за шиворот (директивный патернализм) или напугать триппером (патернализм либертарианский), но я уважаю чужую свободу делать глупости.

– Мужчина украл кардан с трактора, чтобы удивить жену, артист театра пропил приз за трезвость, мэрия не разрешила митинг против пукл, потому что их не бывает, топинамбур, выращенный дачником, признан самым неприличным корнеплодом года. Это все новости к этому часу, с вами был Женя Продулов на «Радио Морзе».

В песне предлагалось проверенное решение – найти крайнего и свалить всё на него. Хороший метод, главное – чтобы крайним оказался не ты…

– Доброе утро! Сегодня у нас тринадцатое июля, Антон Эшерский и программа «Антонов огонь». Если бы это было восемнадцатое, мы отмечали бы День медицинского работника. Это люди, которые знают о вас больше, чем вы сами, и у которых есть шанс однажды посмотреть на вас изнутри.

Итак, сегодня в студии самый белый халат Стрежева, главврач городской больницы, глава Департамента Здравоохранения и прочая и прочая и прочая… Встречайте – Константин Евгеньевич Шалый!

Доктор Шалый был сед, высок и назидателен, но без белого халата выглядел слишком штатски. Половина врачебной харизмы – в униформе, вторая – в фонендоскопе. Он выступал у нас в рамках «программы лояльности» – владелец радиостанции изображал реверансы мэрии, и мне приходилось давать эфир городским чиновникам. Видимо, чтобы горожане не забывали об их существовании.

– Ну что же, Константин Евгеньевич, как здоровье поголовья? – спросил я его для затравки. Чиновник подобен рептилии – чтобы он раскрыл пасть, в него надо потыкать палкой.

– Согласно статистике Департамента Здравоохранения… – завел унылую шарманку главхалат.

Оказалось, что здоровье горожан вне опасности, эпидемических заболеваний нет, больницы загружены слабо, люди почти не болеют, предусмотрительно ограничиваясь бытовым травматизмом и последствиями пьянства. Ему бы радоваться, но глава департамента, оказывается, был недоволен:

– Горожане недооценивают роль профилактики заболеваний, пренебрегают регулярными медицинскими осмотрами… Вот вы, Антон, – внезапно обратился ко мне главврач. – Когда вы последний раз были на медицинском осмотре?

– В военкомате, – честно признался я, – там мне приблизительно пересчитали конечности и, получив четное число, признали годным к строевой. В жизни мужчины есть место двум медицинским событиям – призывной комиссии и патологоанатому. Между ними медицине делать нечего!