Студенты, конечно, перешептывались о том, что у Виталия Алексеевича нет рук. Деталей никто не знал, но было известно, что он был на фронте и получил там ранение. Никогда я не слышал от него даже намека на жалобу. Однажды мне довелось побывать в гостях у Виталия Алексеевича и его супруги – Саиды Павловны, это было в доме отдыха под Москвой. В это не все поверят, но Виталий Алексеевич оказался очень сильным игроком в настольный теннис, а также замечательным пловцом! Для всех, кто знал Виталия Алексеевича, он, конечно, является образцом восхитительного мужества и умения не зависеть от жизненных невзгод.

Воспоминаниями о Виталии Алексеевиче мне сложно делиться. Тяжело поверить, что его больше нет. За прошедшие годы работы на кафедре сложилась уверенность, что Виталий Алексеевич с кафедрой будет всегда. Всегда будет приходить на работу тщательно и по моде одетым. Всегда будет готов отозваться на просьбу и дать совет. Всегда будет служить образцом поразительной сдержанности и такта. Казалось, всегда можно будет положиться на его высочайшие профессионализм и репутацию арбитра. Жаль, что новые поколения студентов Института теперь не имеют возможности общаться с ним.

Но для меня лично Виталий Алексеевич будет где-то рядом. Он тихо и сдержанно, как и прежде, влияет на мои решения и поступки.

Я относился к этому человеку с очень большим уважением, он прошел героический путь. Человек, который должен был стать музыкантом-скрипачом, но, потеряв обе руки, сумел стать профессором, доктором юридических наук.

Поскольку по возрасту с каждым годом мы «сближались» и становились «патриархами» Института, при встрече с ним я всегда спрашивал: «Ну как, Виталий Алексеевич, работаем?» И он мне отвечал: «Работаем!»

Я чувствовал, что я не один. Всегда, когда я встречал Виталия Алексеевича, я знал, что день для меня сложится удачно. Он был своего рода талисманом. Когда я его встречал, день действительно удавался. Я очень сожалею, что нет сейчас с нами этого великого человека, способного быть лицом Института во всех его лучших проявлениях!

Я окончил международно-правовой факультет МГИМО в 1990 г. В 1985 г., на первом курсе, Виталий Алексеевич Кабатов читал нам предмет, менявший мировоззрение пытливых студентов, пришедших обучаться в политический вуз. Тогда ему был всего 61 год.

Профессор Кабатов вел римское право, выказывая себя блестящим оратором, увлекающимся рассказчиком и чутким преподавателем. Виталий Алексеевич говорил на лекциях ровным негромким голосом, без всякого подглядывания в записи, зажигая наши сердца цитатами из правовой латыни. Это было в высшей степени аристократическое изложение с минимальной и красивой жестикуляцией руками, подобное игре в кино, когда персонаж, употребляя высокий литературный слог, делает такие движения для убедительности и подчеркивания своей искренности. Виталию Алексеевичу это очень шло. И столь отточенная манера многим способствовала тому, что аудитория усваивала лучше довольно сложный, но ключевой предмет для торгового отделения факультета.

Но были не только лекции, но и коллоквиумы, когда наш любимый преподаватель участвовал в обсуждении основ римского права, деликатно поддерживая робеющих студентов в их попытках выступать и аргументировать.

С течением времени я понял, что Виталия Алексеевича определяют черты знаменитой дореволюционной профессуры, у которой каждое слово звучит веско, а любая речь лишена недостатков. На это же указывал внешний облик профессора Кабатова – всегда аккуратного, подтянутого, изысканно и хорошо одетого. Вместе с тем собственным качеством нашего преподавателя была необыкновенная отзывчивость и подчеркнутая вежливость к любому студенту – и старательному, и разгильдяю. В те годы в МГИМО были и такие. Он обыкновенно шел быстрой походкой по коридору факультета, часто приостанавливаясь перед подходящими к нему студентами. Далее следовала пауза внимания, пока они говорили. Я помню эту позу корректности и большого уважительного вслушивания Виталия Алексеевича.

Тогда Институт переехал в новое здание на улице Лобачевского. Международно-правовой факультет был небольшой, располагался он в левом дальнем крыле здания. Наш курс – это 32 советских студента, все юноши, и еще 20 иностранцев из союзных СССР стран. Форму одежды – костюм, галстук – заставляли соблюдать строго. Опоздания грозили отчислением, но везде курили, в том числе на лестничных площадках. Поговаривали, что до этого Виталий Алексеевич сам курил трубку. Он советовал опаздывающим после краткого перерыва студентам «не комкать себе удовольствие».

На втором курсе профессор Кабатов преподавал нам гражданское право, и многие бывшие студенты, уверен, до сих пор вспоминают об этом с благодарностью, так как эта юридическая специализация была перед ними полностью раскрыта, помогла верно определиться в карьере и сделать свой профессиональный выбор.

В частных разговорах юные студенты могут по крайней мере с иронией обсуждать забавные стороны или хотя бы нетривиальные черты либо поступки своих преподавателей, их эпатажный индивидуальный стиль. Виталий Алексеевич никогда не мог быть предметом таких разговоров: во-первых, для этого не было ни малейших оснований, и, во-вторых, он пользовался любовью и непререкаемым авторитетом.

Профессор Кабатов интересно и независимо выступал на общих собраниях Института; при этом он вовсе не диссидентствовал, всегда был точен, справедлив и убедителен. Ему никто не смел оппонировать, видимо, в первую очередь боясь не оказаться содержательным в той же мере, хотя полемический задор у публики был высок.

Память о Виталии Алексеевиче Кабатове останется с нами вечно.

Выбор мною международно-правового факультета для поступления в МГИМО в 1989 г. был не вполне осознанным (что я мог понимать тогда?).

А в начале учебного года меня как иногороднего подселили в общежитии в не очень большую комнату к трем гражданам Афганистана, чему они рады не были, впрочем, как и я. Еще я решил жениться, и нужно было готовиться к этому. Не говоря уже о том, что вовсю ускорялась перестройка и перестраивалось первоначально объявленное ускорение, т.е. в стране усиливались старые проблемы и появлялись совершенно новые. В результате я, занимаясь решением иных вопросов, посещал далеко не все лекции и семинары. Учет и контроль тогда начинали ослабевать, так что многое прогульщикам сходило с рук.

Однако и во всем этом сумбуре с занятиями ярчайшее воспоминание – лекции Виталия Алексеевича. Сопровождавшиеся особой тишиной в зале и торжественностью, торжественностью древней традиции, древнего знания – я так чувствовал. Его лекции я старался по возможности не пропускать. Потом были, конечно, замечательные занятия и с другими преподавателями, но эти – Виталия Алексеевича – были все же непревзойденными по ощущениям, пробудили первоначальный интерес к праву во многих, включая меня. Для начинающих ведь очень важно, когда первые лекции оказываются именно такими.