Карантир, едва пришедший в себя после нескольких дней в океане, снова уснул, его красивые светлые глаза закрылись, и рука, что совсем недавно грозились навсегда лишить света Урсулу – теперь покоилась на его же груди. Он выглядел так, словно и не шевелился, словно не приходил в себя, и все произошедшее было лишь иллюзией, сном, виденным утомленной полуэльфкой.
Она много дней провела здесь, в одиночестве, слушая тихое завывание ветра и лязг ставен, бьющихся от его порывов. Только раньше на берега ее острова не выбрасывало эльфов, прибывших из других миров, их не оказывалось к ней так близко, не было соблазна коснуться лживого совершенства, пригреть его в комнате, что когда-то была лишь ее. Урсула осторожно коснулась своей шеи вновь, чувствуя, что боль, причиненная ей – настоящая, все это взаправду. Она осторожно наклонилась над кроватью, доставая из-за угла кусок чистой ткани, из которой собиралась пошить себе юбку. Треск ее озарил комнату, свечи дрогнули, когда ветер проник в оконную щель. На тряпки. Пойдет на тряпки для обтирания.
========== 3. Предел возможного ==========
Сирены уже не тревожили покой островитян, златоокая луна призвала их к горизонту, во тьму. Урсула жгла свечи, выполняя поручение эльфа, очнувшегося всего несколько минут назад. Смачивая в воде кусок ярко-голубой ткани, девушка протирала его рану так тщательно, как могла. Засохшая кровь пенилась под ее руками, шипела, кожа кое-как стягивалась на глазах травницы принимая божеский вид. Такого эффекта не давали ее мази, настойки и сказки, даже с самым неподдельным чувством прочтенные у кровати больного.
Карантир всегда был способным юношей, и магия давалась ему играючи, легко. Даже сейчас, в одном шаге от бесславной смерти, эльф смог сотворить заклинание, позволившее ему вновь выиграть время, чтобы после того, как глаза воина распахнутся еще раз, можно было провести более действенные манипуляции.
Когда юноша снова очнулся, чувствуя, как полегчало в груди, он нашел незнакомку спящей у изножья его кровати. Утомилась, девушка долго не закрывала глаза, и теперь словно желала отоспаться за все то время. Теперь, когда она не смотрит на него диким зверем, когда молчит, не кусает губы в попытке закрыть их от чужих очей, эльф мог рассмотреть девушку со всех сторон. Эльфка, это видно по разрезу ее глаз, по худосочности изящной фигуры под белым платьем, по аккуратным тонким губам, покрытым неаккуратными трещинами.
Только лицо ее было слишком круглым, уши – короткими и плоскими, а пальцы – слишком неаккуратными для той, кому есть место при королевском дворе. В роду травницы проглядывался человеческий след, и проглядывался он слишком ярко, чтобы Карантир отважился назвать ее притягательной. Веснушки рассыпались по ее щекам и плечам, а кожа под ними отдавала персиковым цветом. Прямые светлые локоны прикрывали уставшее лицо травницы, но даже за непослушными прядями эльф разглядел: девчонка хороша собой… Для деревенской.
Впрочем, то не должно было его заботить. Оглядев стены, пленником которых он оказался, Карантир хмуро улыбнулся самому себе. Быть может, на пляже было бы лучше? Солома грела его на полу, солома торчала из крыши, защищая воина от дождя, соломой и пахло в «доме». Благо, что хоть стены и пол сделаны из дерева. Впрочем, деревом это сложно назвать.
Юный маг, воспитанный в иных условиях, мог только удивляться тому, как подобные места могут служить домом хоть кому-то. Особенно девушке, не лишенной определенного шарма. Карантир осторожно приподнялся, решив проверить, насколько сильно ему помогло старое средство. Сил прибавилось, инфекции нет, и лечение можно продолжить в более спокойной обстановке.
Мягкий голубой свет снова озарил комнату, эльф вспоминал лечебные чары, которым его учил еще Аваллак’х. Знающий… Карантир с тоской вспомнил, как ненавидел запах его пыльной лаборатории. О, сейчас он готов был променять подобное на что угодно, лишь бы не чувствовать это: спекшуюся кровь, свежую солому и пот.
– М-м-м-п-ф-ф, – заворочалась девушка, когда сквозь плотно закрытые веки к ней пробился неестественно-яркий свет.
Урсула открыла глаза, изумляясь произошедшему. Эльф проснулся раньше нее, и сейчас, словно ни в чем не бывало, водил сияющими руками по собственной груди. Она никогда прежде не сталкивалась с магией. Лишь в рассказах бабок, что давно умерли или покинули остров, Урсула слышала о чарах и колдовстве. Девушка удивленно наблюдала за тем, как изящные пальцы обрабатывают рану, как красивые руки незнакомца помогают ему перенести боль. Только долго быть незамеченной ей не удалось, светлые глаза Карантира уловили движение.
– Молодец, – произнес юноша тихо, вспомнив, что та справилась с его вчерашним наказом. – А теперь расскажи мне, что это за мазь, – спросил он, кивнув в сторону ярко-зеленой баночки, от содержимого которой осталось лишь измазанное донышко.
– Анисовое семя и береста, – сонно пробормотала девушка. – У меня только одна была…
И то потратила ее на подозрительного незнакомца. Карантир вздохнул, не убирая рук от ранения. Сильное антисептическое средство, но даже им та не смогла бы его спасти. Впрочем, эльфу повезло, что девчонка хоть попыталась, выиграв ему время и силы. Урсула поднялась с места, торопливо одергивая юбку, чтобы предстать перед раненным в лучшем виде.
– Я рад, что ты оказалась радушной хозяйкой, – произнес эльф так громко, как только мог, не прерывая своей работы. – Но я бы хотел поесть. Этим можно заняться?
– Да, да, конечно, – спохватилась девчонка, опуская взгляд. – Прости, я совсем не подумала об этом.
Эльф понимал, что Урсуле не за что было извиняться, но в ответ на ее тихую речь лишь кивнул. Для почтенного члена общества Ольх он вел себя весьма скромно, не требуя обслуживания, но лишь вопрошая о нем. Хозяйка дома вынырнула во двор, оставив юношу наедине с собственными мыслями. Если он сейчас здесь, если его никто не ищет, значит ли это, что Король Ольх свою битву проиграл также, как Карантир – свою? Или же дело в том, что Охота заживо похоронила неудачливого навигатора, решив, что тот сгинул в пучине?
Если так… Если так, то как ему возвращаться в свой мир? С позором проигравшего или в триумфе выжившего? Карантир не мог сам решить, об этом ему скажет только чванливое общество эльфов. Слыша, как девчонка отворяет двери за стеной, как она пугает кур, только-только покидающих насесты, эльф размышлял и о ее судьбе.
Если Охота пала, и Зираэль удалось уйти, то меньше всего Карантиру следовало быть замеченным. Когда местные узнают, что один из эльфов-захватчиков – не мертв, мужичье возьмет в руки вилы и мотыги, чтобы довершить начатое прославленным ведьмаком. А кто может им об этом сказать? Лишь девчонка, что перед ним боится связать и два слова.
Впрочем, она может быть не опасной, она должна таковой быть. Навигатор закрыл глаза, пытаясь сопоставить все факты. Хорошенькая одинокая полуэльфка, нашедшая его на берегу, притащившая домой, чтобы вылечить, отмыть и накормить… Может, она одна из тех белок? Эредин что-то говорил о том, что в этом мире эльфы столь обнищали, что давно уступили первенство людям, и теперь самые отчаянные вынуждены скрываться в лесах, лелея надежду на возрождение славного рода. Ну, славного настолько, насколько возможно существам, опустившимся так низко.
Пока юноша размышлял над дальнейшей судьбой чужого народа, над происхождением Урсы, над тем, как самому дальше жить, травница пыталась найти в курятнике яйца. К сожалению, перед смертью мать не успела обучить дочь столь тонкому ремеслу. Несушки прятали их, понимая, что с утра хозяйка вновь заберет насиженное, потому Урсе приходилось лазать по темным углам, стараясь добыть положенное.
Два нашла, остальные – не стала, ведь эльф ждет там один. Урса решила, что гостя нужно кормить тем, что любит она сама. Погладив старого пса, выпустив из сарая корову, травница повернула домой. Она достанет из погреба банку брусничного варенья, испечет гостю хлеб, угостит сушеными кореньями, вареными яйцами и копченым салом. Полуэльфке хотелось показать незнакомцу, что и в ее скромном доме может быть хорошо.
