– Нагльфар, Нагльфар…
– Не волнуйся, это случится совсем нескоро, – поспешила заверить его полуэльфка, наклоняясь к самому уху воина. – Нагльфара здесь нет.
Она уже попыталась отстраниться, почувствовав, что слова ее успокоили раненного… Только не смогла. Ладонь, что до этого плавно приподнималась над старой простынью, сейчас опустилась на ее шею, мягко сжав девичью плоть. Будь у Карантира достаточно сил, кости девушки треснули бы, подобно сухим ветвям орешника, но сейчас, приходя в себя, он не мог сжать сильнее.
Урса дернулась, но вырваться не успела. Табурет, на котором та сидела с книгой в руках, упал, и травница повисла в руках своего «гостя». Ее тонкие пальцы цеплялись за его руку, но хватка все не слабела, не желала отпускать ее прочь.
– Где я? – спросил юноша, не позволяя травнице, тянущей руки к его ладони, ослабить хватку умирающего.
– Отпусти, – прохрипела девушка, пытаясь разжать его пальцы. – Отпусти, пожалуйста.
И что-то в ее жалком тихом голосе заставило эльфа послушаться. В Голосе? Нет, скорее в груди. В собственной груди, там, под одеялом. Карантир наклонил голову, согнулся, чувствуя боль, но не проронил и звука. Нет, здесь его не услышат ни сородичи, ни соратники, ни дальние родственники Народа Ольх, но потерять лицо даже перед ней, деревенской травницей, юноша не мог.
Милостиво освобожденная Урсула рухнула на пол, хватая воздух скорее от страха, чем от недостатка. Карантир терпеливо ждал, пока та поднимется, взглянет на него, словно на дикого зверя, и только после вновь повторил вопрос. Только девчонка уже не могла слышать. Голубые. Глаза у него оказались голубыми, словно вода в темной пучине, словно перья в крыльях сирены, словно васильки, засушенные ею перед зимой. Урса молчала, держась за горло, и эльфу пришлось повторить вопрос.
– Где. Я, – чеканя слова, произнес он. – И что со мной случилось?
– Вы… Ты у меня дома, – растерявшись, ответила девушка.
– Так это дом, – фыркнул эльф, не отводя взгляда от соломенного потолка. – Отлично. Что со мной произошло? – спросил он, ладонью указывая на ранение.
– Я не знаю, – честно ответила травница. – Я уже нашла тебя таким. А ты сам ничего не помнишь?
– Уверяю, я бы не спрашивал тебя зря.
Урсула, словно забыв о том, что всего минуту назад эльф пытался убить ее, шагнула к выздоравливающему чуть ближе. Его бледное лицо сохранило свою белизну, и лишь капелька розовой крови осела на его впалых щеках. Голубые глаза следили за тем, как девчонка краснеет под взглядом незнакомца, как она судорожно кусает губы, подбирая слова.
– Меня зовут Урса, – произнесла девушка тихо, стараясь не смотреть на своего гостя. – Я живу на Ундвиге, я… Я нашла тебя здесь, на берегу. Два дня и две ночи назад.
Услышав название острова, эльф все вспомнил. Вспомнил, как прибыл сюда со своим командиром, как привел названный девкой корабль в здешние воды, как сковал их льдом, дабы обеспечить поле битвы бойцам. Карантир вспомнил бой с Ласточкой, вспомнил, как ранил ее, а после появился ведьмак. В памяти его раздавался звон стали, искры летели от касаний посоха и меча, и после… После мир его озарился яркой болью, злобой, отчаянием проигравшего. Карантир вспомнил, что готовился умереть и пытался утащить ведьмака за собою на дно.
– Здесь была битва, – кашлянув, произнес юноша тихо. – Чем она закончилась?
– Я не знаю, – искренне ответила незнакомка, отводя взгляд. – Да, там была б-битва, собирались все кланы, и…
– Все, все, – произнес Карантир, видя, что девчонка не скажет ему ничего нового. – Молчи.
Покрасневшие щеки, глаза, что вот-вот разразятся слезами – все это уже было ему знакомо, и меньше всего эльфу хотелось увидеть подобное вновь. Урсула чувствовала, что еще секунда, и та заплачет от беспомощности. Карантир осторожно приподнял одеяло, чтобы посмотреть, что мешает ему дышать. Рана была спрятана под повязкой, наложенной с явным старанием. Пахло травами, спиртом и благовониями, жгущимися в комнате не так часто, как эльф того бы хотел.
– Значит, ты подобрала меня на берегу, – повторил он, нисколько не сомневаясь в словах девушки. – И, – помедлив, произнес он. – И зачем? Чтобы лечить?
– Чтобы лечить, – чувствуя себя непроходимой дурой, созналась девушка.
– Приятно, – заметил эльф, понимая, что такими темпами спасительнице его не прожить долго. – Чем ты меня лечишь?
– Ласточкиной травой, в основном, но еще…
– Нет, нет, эта ерунда меня мало заботит. Я спросил тебя о чарах. Какими заклинаниями ты пользовалась, чтобы предотвратить заражение?
О чарах? Глупости. В матушкиных книгах такого нет. Урса задумалась, вновь кусая губы, в памяти ее всплыл забавнейший эпизод. К ее матери, тогда жившей на островах меньше пяти лет, однажды пришла женщина, требуя заколдовать ее мужа за несколько коралловых бус. «Чтобы не пил, ирод, чтобы больше не просаживал все деньги в корчме у Хели!» – говорила она, оживленно жестикулируя. Мать принялась браниться, кричать на громкую женщину и оправдываться, плюясь на магию и уличения в ней. «Я тебе не ведьма, не ведьма!» Урсула плохо помнит, чем кончился тот разговор, но крики эти осели в ее памяти надолго.
– Я не чародейка, – ответила девушка, нахмурившись, словно эльф оскорбил ее своим предположением. – Только травы, мази и настойки.
В ответ Карантир промолчал. Он чувствовал слабость, боль в груди, жжение, понимая, что та его не обманывает. Она не сможет помочь ему без колдовства, такие раны не заживают с помощью настойки из допплера и молитв придорожному божеству. Карантир раздраженно сложил губы, чувствуя, что силы вновь покидают его. Девчонка сделала что могла, пришло его время помочь себе самому.
Возможно, пережить это навигатору помогла особенность крови. Знающий, в свое время, свел множество талантливых душ, чтобы на свет появился он – Золотое Дитя. Пропитанный магией, сильный и юный, за выживание в том аду эльф мог благодарить лишь себя.
– Принеси мне воды. В тазике, – не прося ее, но приказывая, сказал незнакомец.
– Но нужно выйти на улицу…
– Выйди, если требуется. Я все равно никуда отсюда не денусь.
– Но я уже обтирала вас, – тихо возразила девчонка, но, встретив раздраженный взгляд, тут же скрылась в другой комнате.
Таз лежал здесь, за водой же нужно было выйти к пробегающему мимо дома ручью, где над головой пролетали сирены, ехидны и прочая нечисть. Урсула набралась смелости и шагнула во двор, чувствуя приятную прохладу вечера. Сапоги скрипели, камешки кололи ступни полуэльфки даже сквозь подошву. Рубаха, прикрывающая ее грудь, оказалась слишком легкой для этой ночи: мурашки плотно сбитой стайкой прошлись по плечам.
Впрочем, Урсула не могла точно знать, виноват в этом страх или холод. Она набирала воду у ближайшего ручья целую вечность, посматривая в небеса. Никого не было, только она, только ее маленький домик, маячивший не так далеко, только тонкая полосочка света в щелке меж ставнями. Нет, даже если эхидны вернутся, начнут кружить над деревьями, они ее не найдут. Не найдут, если не затопить печь.
Старый пес выполз из-под дома, завилял им же покусанным хвостом и остановился у порога. Просится в дом, хочет погреться… И Урсула пустила бы старого друга, будь она в помещении одна. Вернувшись, девушка поставила таз у кровати, и эльф, не благодаря ее ни единым словом, опустил руку вниз. Тонкие белые пальцы коснулись воды, светло-голубой свет волнами прошелся по поверхности, и юноша закрыл глаза на несколько долгих секунд. Урсула слышала, как он шептал незнакомые ей слова на странном древнем наречии, травница смотрела за тем, как комнату озаряет холодный свет…
Язык казался девчонке знакомым. Эти слова, исковерканные временем… Мать, бывало, ругалась на отца, на сына и дочь, используя похожий тон. Быть может, сейчас, водя пальцами по воде, эльф поносил ее?
– Смочи… – говорил навигатор тихо, чувствуя, что вот-вот уснет снова. – Смочи тряпку в ней, промой мою рану. С двух сторон, – произнес он, невольно оглядывая фигуру девушки. – Как-нибудь приподними, извернись, смочи с двух… С двух сторон, – повторил он с нажимом, решив, что страх действует на девушку лучше любого иного рычага. – И я тебя не обижу, когда проснусь еще раз.
