Не очень-то много. Темный Лорд придет, придет скоро и будет злым. Она видела это в его красных глазах, в улыбке Беллатрикс, в ее злобной морде. Ну и хорошо. Гермиона же не прочь умереть, верно? Ей будет даже хорошо от того, что Его Превосходительство так сильно топнет ножкой, так сильно расстроится, что несчастной, неверной гриффиндорке, что никак не идет на контакт, придется покинуть сей прекрасный мир. Новый мир, которого она никогда не просила.

Уверенность ее ускользала прочь. Девушка разделась. Беспорядка она не любила, потому вещи аккуратно убрала в шкаф. Корзину для грязного или ношенного белья ей не оставили, стирального порошка в ванной не было. Натянув на себя ночную сорочку из белой фланели, девушка шмыгнула в кровать. Может быть ей удастся поспать перед нудным разговором. Если разговор вообще состоится.

Подушка оказалась мягкой, а постель – холодной. Приятно было зарыться в нее с головой, прячась от света, что «украшал» покои круглые сутки. Смешно. Если прятаться под одеялом, то можно подумать, будто ты сейчас где-то еще. В родительском доме, рядом с ними, родными, в женской спальне Гриффиндора, в палатке, которую Гермиона так часто делила с Джинни или другими друзьями. Джинни… Как она там? Сегодня подругу не казнили, но завтра казнить могут. Завтра может случиться что угодно.

Как и сейчас, сегодня. Минуты тишины тянутся долго, скрипят, лапами цепляя друг друга. Гриффиндорка шмыгнула носом. Она закрыла глаза, чувствуя обволакивающее ее тепло. Это усталость, это боль в мышцах, что отвыкли двигаться так долго. Это страх? Казалось, что Гермионе теперь уже нечего бояться, если сама смерть больше не страшит ее, не пугает своей темнотой и неизвестностью.

Наверное, девушка даже успела вздремнуть. Лицо Джинни застыло перед ее слипшимися очами, краски медленно собрались в рыжий шелк ее длинных и спутанных волос. От подруги пахло потом, и запах этот был отвратительно реальным. Гриффиндорка была только тенью прежней Джинни: веселой и жизнерадостной школьницы. Она – словно кто-то другой, испорченная копия.

Но воспоминание хорошо отражало существующую реальность. Сейчас старая подруга выглядела именно так. Как побитая жизнью псина, которую каждый прохожий так и норовит пнуть по выпирающим ребрам, по угрюмой собачьей морде. За мыслями или же за сном девушка не заметила, как явился ее страх. Тихий хлопок трансгрессии не скинул ее с пьедестала отталкивающих дум.

Темный Лорд явился в тишине. В мокром и противном молчании. Руки он держал плотно сцепленными за удивительно прямой спиной. Нефритовые пуговки костюма зловеще блестели, но переливы их не смогли сравниться с дурманящим блеском красных глаз. Том не сразу заметил свою пленницу, что калачиком свернулась под одеялом. Взгляд его скользил по комнате, когда девушка привлекла его медленным движением ноги, затекшей в одном положении.

Противная ниточка улыбки потянула его губы. Темный Лорд заставил себя подойти к кровати медленно. Он рывком сорвал с Гермионы одеяло, застав ее в полудреме. Карие глаза тут же открылись, встретив раздражитель – свет, губы разомкнулись, но слов с них не слетело.

– Да вы, пожалуй, устали за день? – спросил Том со странной дрожью в голосе.

Девушка ничего не ответила. Но она действительно устала. Хотелось есть, хотелось пить, хотелось спать. И не двигаться, не двигаться никогда больше, никогда. Особенно если учесть, что всякое ее движение непременно ведет девушку к проклятому месту казни, к очередному кровавому зрелищу, что ей «дарит» Волан-де-Морт. Тишина не долго резала его слух. В воздухе пронесся звук пуговицы, покидающей петлицу. Еще раз. Еще и еще, пока они все не закончились.

Он скинул пиджак. Быстро, по-змеиному быстро. Тяжелая ткань упала на пол, осев неровной серой лужей. Гриффиндорка не шелохнулась, хотя и хотела убежать как можно дальше. Ее поймали стены, поймали предчувствия и, наконец, поймал он. Злости в глазах Томаса уже не было, она пряталась за деланным безразличием. Может быть, когда-нибудь грязнокровка увидит…

Но не сейчас. Темный Лорд звучно хлопнул в ладоши, и свет погас. В темноте девушка шелохнулась, не видя ничего вокруг. Когда мрак только опускается сверху, падает на очи, глаза привыкают к нему, глаза - слепы. Проходит время, и ты уже можешь различать тени, краешки силуэтов мебели и стен. Но сейчас Гермиона не видела ничего. Она понимала, что темнота эта не расступится перед ее взором, даже если пройдет десять лет, пятнадцать и больше.

Из темноты до нее доносились тихие шорохи снимаемой одежды. Что-то звякнуло во мгле. Должно быть, Темный Лорд уронил пряжку ремня на пол, а та ударилась слишком громко. Звуки начали разбредаться. Словно потерявшиеся в тумане овцы. Что-то упало справа от кровати, матрас у изголовья скрипнул. Где сейчас Томас? Странное чувство тревоги сбило девушку с ног, заставив сон отступить окончательно.

– Где ты? – шикнула она громко. – Где ты? – повторила девушка, не получив никакого ответа.

– Я поступил правильно, – шепнул Темный Лорд у самого ее уха. – Правильно. Они должны были умереть.

Темнота окружила ее плотнее. Гермиона почувствовала, что холодные пальцы говорившего скользят по ее онемевшей почему-то руке. Девушка могла бы одернуть ее, словно ошпаренная прыгнуть прочь и выиграть себе пару минут, но смысла в столь кратком, жалком бегстве она не видела. Рука мужчины скользнула к округлой груди пленницы, осторожно касаясь самой ее вершины.

– Вы… Знаете об этом, – шептал знакомый голос, прерываемый поцелуями, что сыпались на живот грязнокровки. – Я поступил правильно.

И голос этот не принадлежал тому человеку, что поймал несчастную Грейнджер, что запер ее здесь, изводя морально, изводя физически. С ней говорил обиженный ребенок. Маленький, нуждающийся в материнской похвале. Гермиона с ужасом призналась себе в том, что он – прав. Она действительно считала что благородное происхождение, что «чистая» кровь – не дает никому привилегий над законом, поддерживала его в этом уверении.

– Не надо, – почему-то попросила девушка, пытаясь оттолкнуть от себя распаленного волшебника.

– Мне включить для вас свет? Я думал, что в темноте вам станет попроще… Терпеть меня. Первое время.

Об остановке, о прекращении речи не было. Темный Лорд продолжал жадно целовать тело гриффиндорки. Его очи видели сквозь ночь, темноту и мрак. Змеиные глаза видели все: смущенную Гермиону, что сейчас кусает нижнюю губу, он видел ее маленькие ладошки, что сжимали простынь, ладошки, что сейчас не отталкивали мужчину от себя, хотя могли бы попытаться. Смирение – яд. Он уже был в ее крови, и кровь густела, дыхание останавливалось.

– Признайте, мисс Грейнджер, признайте, – говорил Темный Лорд, устраиваясь меж ее бедер. – Вы соглашаетесь со мной.

– Хватит, – шепнула она, когда ладонь Волан-де-Морта легла меж ее ног, одним рывком избавив девушку от трусиков. – Если я скажу…

– Нет, не кончится, – ответил ей Том, опережая вопрос. – Но мы оба знаем, что вы скажете все, о чем я вас попрошу.

Она оскалилась, прежде чем попытаться оттолкнуть его и убежать. Гордость расшевелилась, жаль только, что в кромешном мраке была беспомощным союзником злящейся гриффиндорки. Она не видела ничего, а истощенное голоданием и нервной прогулкой тело не слушалось, не могло точно определить, где находится Томас. Девушка бессильно закусила губу, стараясь сдержать слезы. Волан-де-Морт целовал ее осторожно, нежно поглаживая то бедра, то грудь. Тело его припало к ее плоти, неестественная холодность потной кожи заставила грязнокровку вздрогнуть.

– Ну же, – потребовал он, ощущая себя ее частью.

– Да, – шепнула девушка, выгибаясь. – Я с тобой… Согласна.

Его губы тут же коснулись ее. Первый рывок был болезненным, сильным. Чтобы дотянуться до рта девушки, Темному Лорду пришлось причинить ей легкую боль, подавшись вперед. Его шершавые отчего-то губы были Гермионе не противны, но и приятного она сейчас ощущала мало. Рука Волан-де-Морта оказалась на ее бедре, пальцы больно сжали кожу.