– Я была благоразумна, – тихо произнесла девушка прежде, чем эльф открыл рот и позволил себе приветствие. – И действовала неспешно.
– Не была, Зираэль, ты никогда меня не слушаешь, – вспомнил он собственные наставления. – Полно. Не надо оправдываться, – заставил себя улыбнуться король.
Цири отвела взгляд, услышав. Конечно же – надо, она видела это по его зеленым глазам, по плотно сложенным в упреке губам, по холодному тону голоса. Ему нужны были ее оправдания, ее просьбы о прощении. Эльф не выскажет, но в произошедшем он винил ее, с облегчением понимая теперь, что бдение окончено, и ведьмачка возвращается в мир живых и еле здравствующих.
– А почему я здесь, а не в больничном крыле? И… И я тут долго?
– Потому, что с тобой все в порядке, – сонно ответил Эредин, не желающий отвечать на ее расспросы. – Ты абсолютно здорова, и причину твоей слабости нужно выяснить. Скорее всего, она в несбалансированном питании.
– Я не домашняя лошадь, чтобы балансировать мое питание, – буркнула та, но поспешила сменить тему. – А долго?
– Нет, ты упала вчера ближе к полудню, – ответил эльф. – Но это не делает положение лучше, Зираэль. Ты всех поставила на уши.
– На таких стоять, наверное, полегче, чем на круглых – произнесла ведьмачка едва различимо.
Но Эредин все равно услышал ее слова. Он одарил Ласточку недовольным взглядом, и та поежилась под ним, предвкушая очередной урок от сдержанного сегодня правителя. Только наказания или выговора не последовало, король Ольх неспешно поднялся с кресла, чтобы грациозно, словно дикий кот, потянуться перед ней и скинуть с себя жесткую рубашку. Та упала на пол, король, как обычно, не заботился о таких мелочах, как порядок собственных вещей. В конце концов, для этого у него есть слуги.
Каким бы он ни был похитителем, убийцей и узурпатором, Цирилла все же находила короля привлекательным мужчиной. Его бледное тело не имело изъянов, его выточенное самым умелым скульптором лицо – притягивало взгляд. Эредин оглянулся к дверям, словно поверяя, закрыты ли они, а после вновь обратил свой взор к ведьмачке. Он осторожно, не спрашивая у нее разрешения, опустился рядом с девушкой. Должно быть, он не спал всю ночь.
– Ты выглядишь хуже меня, – с улыбкой заметила девушка.
– Ты просто не видела себя, Зираэль, – ответил ей Эредин, положив руку на талию ведьмачки, притянув ее к себе.
От него не пахло вином, как это бывало ранее, не пахло дорогой или долгим изнуряющим походом. Ласточка закусила губу, чувствуя, что что-то изменилось вокруг. Неужели он переживал из-за нее? Из-за нее или из-за этого Гена, зашифрованного глубоко внутри ее ослабшего тела? Впрочем, разница невелика, эльфы не могут отделить одно от другого, так и ей, выходит, не следует. Ведьмачка фыркнула, когда мужчина прижал ее к своей груди. Девушка уверяла себя в том, что не пытается вывернуться только потому, что до сих пор чувствовала легкую слабость.
– Ты наказал за это Аваллак’ха? – спросила она, когда почувствовала, что по волосам заскользила его ладонь.
– Я хотел, – усмехнулся эльф. – Но в твоей крови ничего не нашли, и Знающий должен теперь узнать, из-за чего все случилось. Если это какая-то болезнь, ему придется присматривать за тобой, а если нет, то узнать, что это может быть.
Может быть, от того, что Йеннифэр захотела видеть ее сиюминутно? Ведьмачка не озвучила свое предположение, но от того оно не становилось неправильным. Это бы все объяснило: внезапную слабость, тьму в глазах, тот голос, позвавший ее еще наяву. Все это должно было объясняться одним – Йен вызвала свою подопечную на разговор единственным доступным ей способом.
– Здесь будто что-то изменилось, – поделилась своими мыслями ведьмачка.
– Да. Я избавился от некоторых предметов в интерьере. Парочка картин, винный шкаф… И от ковра тоже.
Приподнявшись снова, отодвинувшись от него, Цири заметила, что эльф не обманывает. Ковра, выполненного из ее старого друга – действительно не было, единорог исчез, и труп его ныне пылился в одной из королевских кладовых. Впрочем, так ведь лучше, чем каждый раз вытирать о него ноги?
Эредин не мог сказать ей о том, что переживал, что не мог спать, что волновался о том, что принял неверное решение. Гордость не позволяла ему признаваться в подобном. Смущение одолевало его редко, но сейчас, казалось бы, настал именно этот момент. Говорят, что эльфы любят лишь однажды, и даже молодой король Ольх знал, что подобная судьба ждет и его. Как бы ему хотелось, чтобы этот момент ничего не значил…
Эльф осторожно уложил голову ведьмачки себе на грудь и отвел лицо к окну, чтобы следить за тем, как ветер клонит к земле ветви ольхи у замка. Он старался отвлечься, и Ласточка видела тоску в его зеленых глазах, усталость, ломоту в конечностях. Словно это он провел в кровати весь день.
– Ты выглядишь уставшим, – заметила девушка вслух. – За этот день случилось что-то серьезное?
– Весьма серьезная дискуссия о важности некоторых проектов, создатели которых давно пребывают в земле, – отозвался король нехотя. – Да, я устал, Цири.
– Так ты сообщаешь, что говорил обо мне, да?
– Не перестаю удивляться человеческой проницательности, – усмехнулся эльф. – От вас ничего не скрыть, ничего не спрятать. Как от охотничьих собак или свиней, вышколенных на поиск трюфелей.
Что-то было в нем, помимо переживаний о судьбе драгоценной пленницы. Цири не понимала, что. Быть может, всадники принялись возмущаться из-за того, что предводитель их перестал посещать знаменитую Охоту так часто, как делал это раньше? Быть может, в королевстве царит разлад, и часть гордых свободолюбивых эльфов не желает присягать на верность новому политику? Причин она могла бы найти с десяток, но лучше всего – узнать у самого короля.
Цири, рожденную, чтобы править небольшим, но гордым княжеством, воспитывали, пугая подобным исходом. Она знала, от чего могут страдать правители, что может послужить концом, и даже успела запомнить, как решить некоторые из проблем. Старая Львица заботилась о кругозоре своей внучки, страстно желая, чтобы правительница из той вышла отменная, знатная княжна.
Только сейчас, оборачиваясь назад, Цирилла спрашивала себя: «На что та надеялась, рассчитывая, что Предназначение позволит ей пожить спокойно?». У ведьмачки не было ответа сейчас, не было шанса прежде.
– Знаешь, короли делятся со своими королевами переживаниями, планами, всем таким… – прозрачно намекнула девушка.
– О, так ты, выходит, согласна стать королевой? – иронизировал эльф, не желая говорить об этом. – Скажи мне, как ты себя чувствуешь. Лекари уверяют, что это – обычная слабость, адаптация к новому миру, но я хочу слышать твой ответ.
Но ее ответ Эредину бы не понравился. Что Цири должна была честно рассказать ему? Что к внезапному уходу из этой реальности в иную ее призвала потерявшаяся в соседнем мире чародейка, обещавшая помощь при побеге отсюда? Нет, это бы погубило ее план. Король ждал ответа, а девушка молчала, виновато закусив губу. Эльф собирался отстранить от себя Цири, чтобы заглянуть ей в глаза, но ведьмачка схитрила: прижалась крепче, словно желая найти в его руках утешение. Словно?
– Я хотела быть быстрее всех, пустила Кэльпи в погоню… А потом поняла, что не знаю дороги назад, что никого не вижу и не слышу. Мне стало страшно, и я звала на помощь, но… На меня просто напала слабость.
Она не видела его лица, ведьмачка утыкалась эльфу в грудь, только Цири все равно готова была поклясться: эльф прошептал что-то вроде «эти забавные люди…», едва разжав губы. Его раздражение чувствовалось, оно висело в воздухе, душило, мучило, и Цирилла желала как можно скорее от него избавиться, возвращаясь к привычному ей надменному виду Его Величества.
– Боюсь, что с охотой тебе теперь придется подождать, – произнес эльф, поглаживая ее по мягким светлым волосам.
– Но теперь я здорова, – возмутилась девушка, поднимая взгляд.
– Но теперь я не могу верить твоим заверениям о собственном здоровье, – ответил ей король, подражая ее бодрому голоску.
