В коне концов, это обещает кончиться весело, верно? Ведьмачку не смутило ни отсутствие лука, она надеялась справиться лишь ножом, припрятанным когда-то в кармане сапога. Цирилла не подумала о том, что прачки давно выкинули ее единственное оружие, ей лишь хотелось верить, что Эредин удивится ее прыти, что он будет надломлен очередным проигрышем внутри, что почувствует, что в ней все еще цел стержень. За вцепившемся в грудь желанием она не заметила, как быстро уже известная ведьмачке слабость подкатила к груди.
Снова. Ее глаза снова закрылись сами собой, руки перестали сжимать поводья так крепко, как могли. Последним воспоминанием Цири была сгущающаяся вокруг тьма, вернувшийся запах хвои и тихий шепот ветра, трепавшего ее по светлым волосам.
– Домой, Ласточка, тебе пора домой…
========== 18. Обещание матери ==========
Первым, что отпечаталось в ее памяти – был запах. Запах, и точно такой, к какому она успела привыкнуть. Сладкий, тягучий и долгий, он занимал собой все вокруг. Ее вьющиеся черные волосы, блестящие в ярком свете, впитали аромат сирени, ее руки когда-то мягко гладили девчонку по лицу, успокаивали, отвлекали от чего-то важного. Важного, но того, о чем ведьмачка теперь забыла.
Йеннифер ждала ее в придорожной гостинице, чародейка готовилась ко сну, расчесывая волосы, когда юная ведьмачка шагнула внутрь. Память – странная штука, и Цири ясно помнила эту атмосферу, помнила, что когда-то давно видела похожий стол и этот трельяж, только где именно – оставалось загадкой. Дорога вела ее долго, и запоминать каждый ее поворот – слишком неблагодарная работа для юной души. Девушка осторожно опустилась рядом с Госпожой на стул, чтобы подождать, пока та закончит.
– У тебя очень красивые волосы, Цири, – говорила чародейка, не отворачиваясь от зеркала. – Жаль, что мне не пойдет такой же цвет. Буду в нем, как старуха.
– Вам подходит все на свете, госпожа Йеннифэр, – привычно отвечала ведьмачка.
Чародейка улыбнулась, заметив, что Цири смотрит за ней через отражение. Девчонка не понимала, где находится, но это не мешало ей верить происходящему. Сердце ее тосковало по дому, а такое легче всего обмануть теплой картинкой из прошлого. В широко распахнутое навстречу свежему ветру окно впрыгнул рыжий кот, животное прошло вперед, потерлось о ноги женщины, и та не отогнала его прочь.
Лишь эта деталь заставила Ласточку насторожиться. Ее госпожа, что вовсе не была жестокосердной или брезгливой, не подпускала живность к черным юбкам. Шерсть липла к ним всегда, и после долгой верховой езды чародейка очищала одежду, заставляя Цириллу делать то же самое.
– Кот, – шепнула она, щуря глаза от яркого света. – Кот, госпожа…
– Цири, скажи мне, – произнесла та полушепотом. – Ты помнишь, о чем мы недавно говорили? – спросила женщина, словно не слыша ее предостережения.
Ведьмачка прикрыла глаза, пытаясь вспомнить. О чем она говорила недавно? Слишком размытый вопрос. Йеннифэр всегда глаголила слишком много. О том, как нужно относиться к мужчинам разного ранга, о том, как следует вести себя в обществе той или иной высоты, о своей юности, о юности, которую проводит Цирилла, о прохожих, о людях, которых путницам еще предстоит встретить и о тех, кого Цири никогда не сможет увидеть… Обо всем на свете.
– О том, что тебе нужно поддаться своему королю, – напомнила чародейка полушепотом, оглянувшись через плечо.
– Да-а, – вспомнила девушка, закусывая губу. – Я помню. И я же…
– Верно, верно, ты справилась, милая. И ведь все прошло хорошо, верно? После все было хорошо. Не было тех сцен, не было боли, обиды и немощи, которая ждала бы тебя при сопротивлении.
– Все прошло хорошо, – ответила ведьмачка, не желая продолжать этот разговор.
– Я видела, Цири, – отвечала чародейка полушепотом, откладывая расческу в сторону. – Дай-ка мне теперь посмотреть.
Йеннифэр встала, и встала порывисто, спеша девушке навстречу. Так, что табурет, с которого та вскочила, отъехал в назад и упал, спугнув животное. Цири нахмурилась, но не подалась в сторону, когда женщина наклонилась над ней. Сладкий запах сирени объял ведьмачку, воспоминания на секунду заняли ее мысли. Йен. Ее добрая госпожа Йен, дарующая заботу и ласку в минуты нужды, в минуты детской слабости… Как часто она вспоминала этот аромат, скитаясь с Крысами из трактира в трактир, ночуя за пазухой у Бонарта, возвращаясь в спальню Эредина по ночам.
От него на душе становилось спокойнее, и часть забот ее, часть страхов уходила прочь, даруя ведьмачке каплю покоя. Кот пропал, он не выпрыгивал на улицу, но и в комнате его словно бы больше не было. Зираэль огляделась по сторонам. Две стены закрывал старый ковер, разрезанный на несколько частей, третью закрывало зеркало трельяжа, а четвертую Цири никак не могла разглядеть за светом, сбегающим через окно. Йеннифэр положила ладонь на ее живот, не приподнимая выбеленной ночной рубашки. Ее теплые пальцы прошлись по плоскому животу девушки вверх, после – вниз, и на лице женщины расцвела довольная улыбка.
– Нет, – ответила она словно самой себе, продолжая самозабвенно улыбаться. – Ты все еще можешь сбежать.
И воспоминания вновь отозвались в ней. Цири вспомнила, вспомнила, что происходит. Та чертова башня, запрятанная во льду озера, кровь поверженных трусов, Знающий, ждущий ее в чужом мире, в Мире Ольх, в мире напыщенных и чванливых эльфов. Она вспомнила все те сны, вспомнила, о чем Йен говорила, вспомнила шрам, что ныне красуется на ее щеке. Побег, побег, с которым ей не помог ни обманщик Аваллак’х, ни единорог, ныне убитый ради прикроватного коврика.
– Госпожа, это не сон, верно? – спросила Цири, пытаясь не заплакать, словно обманутый ребенок. – Мы говорим о побеге? О настоящем побеге?
– Сон, – ответила ей Йеннифэр, погладив свою подопечную по щеке. – Но в нем мы говорим о побеге, милая.
– Высогота тоже обещал мне, что скоро все пройдет, – отозвалась Цири, отталкивая ее руку. – Зачем только травить душу пустыми надеждами? Эредин прав. Я скорее сдохну, чем меня отпустят.
– Эредин прав. Ты скорее сдохнешь, чем они отпустят, – повторила Йеннифэр. – Только кто будет спрашивать разрешения на побег, Цири?
Она закусила губу, понимая, что чародейка не шутит, а злится, пытаясь сдержать гнев. Йеннифэр умела устраивать сцены, и наказания за непокорность она организовывала грамотно. Страшнее, чем мать Нэннеке со старшими сестрами, страшнее самого Бонарта, если бы тот мог ее наказать. Цири на секунду сжала губы плотнее, пытаясь собраться с силами. Даже если это просто сон, ее нужно выслушать, чтобы тот не обернулся кошмаром.
– Цири, ты выслушаешь то, что я скажу тебе, и поступишь так, когда вновь встанешь на ноги, – твердо заявила чародейка.
– Хорошо, госпожа, – бесцветно ответила девушка, не желая спорить.
Йеннифэр отошла к окну, и тот самый кот, что исчез недавно, прошмыгнул мимо нее наружу. Яркий свет скрывал половину фигуры чародейки, голос ее звучал далеко-далеко, расплывался на горизонте шума. Они словно остановились в доме мельника: Ласточка слышала, как лопасти ведет ветер. Цири понимала ее слова, старалась слушать внимательнее, чтобы после воспроизвести все в точности. В конце концов, что с ней будет там, в другом мире, если попытаться? Ничего, что превратит ее существование в еще худший кошмар.
– Мир Ольх полон опасностей, Цири. Едва человек окажется там, его поят неизвестным нам снадобьем, лишают памяти, лишают семьи, прошлой жизни, его лишают разума в привычном нам понимании. Из людей делают кукол, кукол-слуг, и боюсь, что если ты оступишься в этот раз… С тобой поступят схожим образом.
– Из меня сделают куклу?
– Да. А уж для какой службы – решать королю, – произнесла чародейка, обернувшись. – Судя по твоему лицу, ты понимаешь, каким целям будешь служить с таким исходом.
– Это должно вдохновить меня к побегу?
Чародейка улыбнулась, услышав ее вопрос. Для нее, для сновидения, то было лишь забавной шуткой. Цири злилась, смотря за тем, как ненастоящая Йен поправляет юбку, сбившуюся из-за кота, как она смеется, как радуется, как собирается исчезнуть несколько минут спустя. И почему она так легко поверила сновидению, почему вновь, пусть и на несколько секунд, но была одурачена ею, подобно ребенку? Ласточка на секунду закрыла глаза, чтобы открыть их, чтобы видеть яснее, избавившись от части обиды.
