«Ты хочешь этого. Ты этого хочешь».

Его нога все сильнее прижимает педаль газа к полу. Переключая скорости, с каждой – все ближе к цели. Он слишком мал. Он слишком мал, а обрыв, расселина, другая сторона – все такое огромное. Трамплин кажется мизерным по сравнению со всем этим.

Он замечал, как с приближением все растет. Все, кроме одного – трамплина. Такой же маленький, такой же одинокий.

Все трясет, колеса мчат по гравию, подскакивая на каждом мелком камне. Вцепившись в руль, он смотрит перед собой. Плевать на все. Риск есть везде, верно? Это и есть рекорд!

«Ты сможешь!»

«Мы верим!»

«Подумай…»

Машина оторвалась от земли и взмыла вверх. Солнце било всей своей мощью прямо в лицо. Казалось, будто он в невесомости. Все тело будто стало пушинкой, вся стокилограммовая машина зависла в воздухе. Неописуемое чувство свободы. Легкости. Скорости. Все звуки прекратили свое существование, а время сузилось и текло, текло, расплывалось у него в руках, таяло, исчезало.

– О чем подумать, отец!? – пытался он докричаться до него, краснея. Вена на его виске вздулась.

Отец поднял глаза на сына. Они были полны спокойствия, разумности… и, кажется, немного печальны.

– Подумай о людях – сказал он – О людях, которые окружают тебя. О близких. О тех, кому ты важен…

Под ним раскинулась пропасть. Колеса прокручивались в воздухе, смахивая пыль…

– Подумай о семье – продолжал отец – О детях, которых ты можешь иметь. О прекрасной жене, которую я вижу рядом с тобой. Которая ждет тебя, хоть и ни ты, ни она об этом не знаете…

В лобовое стекло он прекрасно видел другую сторону обрыва. Капот его машины начал медленно опускаться…

Отец замолчал. Сын смотрел на него с непониманием.

– Подумай вот о чем: не сделают ли твои желания невыносимо больно всем этим людям?

В поисках себя я забрел в лес. Свой собственный лес, какой есть у каждого ныне живущего, какой был у каждого ныне усопшего и какой будет у всех, кто найдет дерзости родиться. Тот лес, куда мы убегаем от всего, что нас окружает, где бродим часами, порой отламываем высохшие ветки, порой сажаем новые семена, которые или погибают, или дают ростки: иногда мелкие, незаметные кустики, а иногда – величественные, крепкие деревья, чьи корни уходят глубоко под землю, переплетаясь, пропитывая ее, как влага.

У каждого он свой, и заглянуть в него может лишь хозяин, другим путь туда навеки закрыт, они могут судить о нем лишь по рассказам, которые, в сущности, никогда не смогут передать его в полной мере.

Я часто заглядывал в него, и теперь он манит меня. Стоит зайти в лес однажды – и ты вернешься, непременно вернешься, и с каждым разом будешь проводить в нем все больше и больше времени. Ты и не заметишь, как ноги сами уносят тебя в его темные недры.

Многие лишь изредка забегают в свой лес из надобности, а затем быстро выбегают, боясь углубиться, сойти с тропинки и навеки потеряться в нем, отчего он редеет и медленно иссыхает. У некоторых леса слишком густые, в них не пробраться, потому как всюду то и дело высовывается и мгновенно прорастает новое тонкое, хлипкое деревце, которое легко поддается дуновению ветра и ломается, а на его месте тут же вырастает другое. У многих в лесу есть всего одно дерево, которое они холят и лелеют всю жизнь, заботятся о нем днями и ночами, ждут, пока оно даст корни и плоды, но их все нет, а дерево похоже на огромный столб, врытый в землю. Мой же лес был другим.

Деревья в нем были высоки, но корни не держали их, и зачастую в нем раздавался треск и грохот – так падали огромные, крепкие стволы, ломая ветви. Изощренные переплетения ветвей закрывали солнечный свет, потому в лесу было темно и холодно – редко можно было встретить теплый луч света, пробившийся сквозь густую листву. В нем легко было заблудиться – даже я порой не мог найти из него выхода.

Слишком долго я пренебрегал им, слишком долго отводил взгляд, слишком долго искал ответов не в том месте. Настало время узнать его, отбросить страх и проникнуть в самую суть, постичь его тайны.

Потому я здесь. Шагая по узкой тропинке, вытоптанной мною уже давным-давно, я оглядывался по сторонам, вглядываясь меж стволов в темноту, уходящую далеко вглубь. Я дано здесь не был – некоторые тропинки заросли и исчезли, некоторые деревья повалились и перекрыли путь, сотни ветвей пали на землю и хрустели под ногами. Во всех сторон раздавались шорохи. Это зверюшки, причудливые и милые на первый взгляд, но жестокие и опасные.

Я, наконец, решился сойти с тропинки. И вот я стою у самого края, всего один шаг отделяет меня от темного, таинственного леса, я ощущаю его холодное дыхание всем телом, я чувствую, как что-то смотрит на меня из его темных глубин, и я делаю первый шаг. Что-то тут же хрустнуло у меня под ногой, я почувствовал мягкую траву, земля была рыхлой и холодной, как после дождя, пахло зеленью, воздух был совсем другим, тяжелым, пробирался в легкие и будто бы давил на тебя изнутри, и я сразу ощутил, будто попал совершенно в другое пространство, другую материю, неподдающуюся никаким глупым законам и определениям. Мне казалось, взмахни я рукой, все вокруг придет в движение, и как круги на воде, вся эта картина задрожит, расплывется, а затем вновь обретет покой им примет прежнюю форму. То же самое было и с землей: вся она насквозь была пронизана мощными корнями, они извивались, как змеи, там и тут, и в совокупности составляли огромные волны, идущие одна за другой, видимо, от центра, где что-то потревожило уже не водную, а земную гладь.

Мне пришлось залезть на один, и продолжать путь, прыгая с одного на другой, скользя и падая на твердые корни и мягкую землю, но мне жутко хотелось двигаться, хотелось бежать внутрь, глубже и глубже, чтобы воздух становился тяжелее, чтобы спотыкаться о корни, падать, вставать и бежать дальше, чтобы ветви хлестали меня по лицу, чтобы ветер толкал меня обратно. И я бежал. Бежал, не оглядываясь, почти закрыв глаза, ощущая, как я рассекаю собой то мягкое пространство, некогда пребывавшее в спокойствии, а теперь встревоженное моим появлением.

Непослушные корни вдруг начали будто бы расступаться передо мной, уходить в землю, оставляя тонкую полосу ровной земли, по которой, как я понял, мне и нужно было бежать. Ведь это мой лес, и он, видимо, рад моему появлению. Он вел меня, мне вдруг стало намного легче дышать и бежать, я, наконец, ощущал себя именно там, где я и должен был находиться прямо сейчас, на своем месте. И это нравилось мне, я бежал, не задумываясь, бежал неосознанно, меня несла река забвения, течение уносило меня, а я и не знал куда.

Я обернулся. Лес остался позади, а я стоял на пустынном поле, где в землю уходили последние зеленые ростки. Здесь было пусто, здесь можно было бежать, можно было кричать, воздух здесь был почти незаметен, не было мешающих идти корней. Не было ничего, и это было хорошо. Но нужно ли это мне? За этим ли я здесь? Я знал ответ, и, развернувшись, медленно пошел обратно.

Я был неправ. Лес не любит, когда его тревожат, а тем более, когда по нему бегут, не зная, зачем и для чего. Лес создан для того, чтобы чувствовать его таким, какой он есть, с его тяжелым воздухом, выпирающими корнями, с ветками, бьющими по лицу – в этом и есть его смысл, его первозданная красота, его неотъемлемая черта, без которой он был бы не лесом.

Я вернулся, я вновь в лесу, но я сбился с пути и не знаю, куда я шел раньше. Все поменялось, все стало каким-то другим, я уже не узнавал свой лес, но я должен был свыкнуться с этим, ибо другого пути у меня нет, ибо лес меняется, и чем больше я узнаю, чем больше я размышляю о нем, тем больше он становится, тем причудливее становятся деревья, тем глубже они уходят вниз и выше стремятся вверх. Это неизбежно.

Мне пришлось искать другой путь среди всей этой мешанины, и я решил просто идти, потому как все пути приведут меня к чему-то, чего я никогда не видел раньше.