Майтлин крепко обвил руками мои ноги и резко двинул бедрами. Боже, миг проникновения, когда он растягивал меня, заполнял… этому нет названия, просто вспышка, невероятное наслаждение, которое затмевало все мысли и чувства. Ничего не оставалось, только твердость внутри. Но измученный ожиданием Майтлин не дал насладиться мигом и стал быстро двигаться. Не заботясь об осторожности, с силой шлепаясь о мои ягодицы и постанывая, он толкался все быстрее и глубже. Как хотелось обнять его, поцеловать, но нельзя было останавливаться. Только не когда кровать так соблазнительно скрипела, а грудь колыхалась.
Я сминала в руках простынь и выгибалась. Удовольствие не было острым, оно заполняло как кипяток, приятно жгло и пульсировало. Еще немного, уже скоро станет совсем хорошо, скоро…
Вместо поглощающего блаженства была короткая вспышка. Вдруг я ощутила собственные мокрые пальцы между ног, свет потух, и на потолок вернулись неторопливые тени. Не верилось, что все происходило под душным одеялом и не было Майтлина, его властных прикосновений и стонов. Проклятье, снова пришел стыд и понимание своей испорченности. Все это время я извивалась от собственных ласк и воображала. Стало обидно, гадко, ну кто так делает? Арантак сделал людей хозяевами мира, велел быть гордыми и сильными, а я тонула в похоти, как шлюха!
Плевать на Майтлина и то, что хотелось понять. Нужно учиться терпеть, не то упаду в его объятия и позволю играть собой.
***
В утро отъезда меня трясло. Нужно было ходить по замку и прощаться с родными стенами, проверять багаж — что угодно, только бы двигаться. От волнения все падало из рук, Мышка и кузины тоже суетились и нервировали. Пришлось сбежать из замка, и неважно, что времени оставалось мало. Наспех надев высокие ботинки и простое платье из коричневой шерсти, я выскользнула через Южные ворота.
Как мне нравилось наше болото на рассвете, мост был влажным из-за тумана и блестел, словно зачарованная тропинка. Сквозь белую дымку четко виднелся полукруг солнца и силуэты деревьев с раскидистыми ветвями. Листья шептались на ветру, и я чувствовала себя гостьей в каком-то новом мире. Он действительно ждал меня впереди, на холме. Там будет столько удивительного и прекрасного, сколько и представить нельзя.
Тогда отчего было жутко? Сердце болело при мысли о чужой постели, о людях, не все из которых будут добры. Вдруг случится плохое и о нашей вере узнают? Или меня погубит Майтлин?
Я куталась в шаль, спасаясь от утренней прохлады. Впереди показался человеческий силуэт — Погребальный лик отца. Каменная статуя стояла шагах в двадцати от моста, рядом сияла водная гладь, над которой развеяли его прах. Отсюда не разглядеть, но у статуи не было лица, а руки и ноги мастер обозначил в общих чертах. Ничто не должно было напоминать покойного, иначе дух привяжется к нему и не обретет покой. Запрещалось даже оставлять его вещи, только пара безделушек, над которыми ворожили чародеи.
Прачка говорила, что в деревне негодуют из-за нашего поступка. Обычно Погребальные лики ставили вдалеке от посторонних глаз, на маленьких речушках или озерах. Якобы они навевают тоску. Какой вздор, это же мой отец, я была рада видеть статую, возле которой он нашел покой. И где развеивать его прах, если не у родного дома? Он долго болел, но находил силы прогуливаться по парапету крепостной стены и любоваться своей землей. При этом отец рассказывал про иву, возле которой провалился в топь и едва вылез. У той-то лужицы много кочек, а к соседней не стоит подходить. Вон там пробивается дерево, вот то скоро упадет. Он все знал о своем болоте и говорил о нем с нежностью.
Какая тоска могла появиться от вида лика родителя? Только воспоминания и трепет. Странные там жили люди, как и все отступники — так мы называли не разделяющих веру в Арантака. Боги у нас были одни, просто его считали злым. Тоже вздор, он только не требовал слепой веры и сгибаться под ударами судьбы. Мой бог учил нас бороться и быть сильными, а другие десять… про них даже сказать нечего. Суеверия, какие-то ритуалы, вечное присутствие чародеев, будто недостаточно веры.
Я застыла перед ликом отца и наблюдала, как солнце поднимается за ним. Хотелось попрощаться, но мысли крутились вокруг холма и Майтлина. Кваканье лягушек отвлекало и пришлось вернуться, чтобы не тратить время напрасно.
Поздно. Давно наш маленький замок не видел такой суеты: стражники Дони грузили сундуки и тюки в телегу господина Фармара — крестьянина из деревни. Раздавался стук, лошадь била копытом, воздух прорезал звонкий голос матушки. Среди серого камня странно смотрелось ее сиреневое платье со шлейфом и длинными треугольными рукавами. Прошмыгнуть мимо нее не удалось, матушка заметила меня и потащила в замок.
— Боже, Кэлла, где ты пропадала? А если бы господин Лоус уехал без тебя, ты об этом подумала? Да очнись же!
Я только что была в тишине со своими мыслями, а тут налетел ураган. И когда мы очутились в моей комнате? Все плыло перед глазами, а матушка не унималась, распахивала сундуки и копалась в них.
— Да где платье, которое мы приготовили для поездки? Неужели в сундуке в повозке?
Найдя нужное, она подлетела ко мне и принялась расшнуровывать завязки на спине. Голос, резкие движения, а мне нужно было попрощаться с комнатой. Я рассматривала голые стены, кровать с серым балдахином, ротанговые сундуки на полу. Нужно было все запомнить, это мое, моя… жизнь!
— Зачем ты выбрала темно-синее? Ты и так темненькая, нужно было что-то посветлее, — журила матушка, натягивая на меня шерстяное платье.
Благодаря хорошей ткани оно выглядело красиво, хоть и просто — свободная юбка, узкие лиф и рукава. Из украшений только кожаный пояс и перчатки… Боже, о чем я думала? Нужно смотреть, запоминать, прощаться.
— Оно больше подходит для дороги, — пролепетала я.
Сундуки, старый шкаф с резными дверцами, голос матушки. Все сливалось, сердце колотилось.
Стоило сесть на стул, как он знакомо скрипнул. Этот звук сопровождал меня всегда, а я даже не обращала внимания. Пока воспоминания роем бились в голове, матушка заплела мои волосы в косу и надела на голову тонкий золотой обруч. Затем плотную белую вуаль, она проходила под подбородком, а концы заправлялись под обруч на затылке. Дамы надевали подобное в дорогу, чтобы не растрепались волосы.
— Все, давай скорее.
Слишком внезапно матушка схватила меня за руку и потащила к выходу. Стул опять скрипнул, звук стрелой пронзил сердце — нельзя уезжать, не так внезапно!
— Мама! — взвизгнула я и застыла.
Хотелось какой-то точки, чтобы спокойно начать новое.
Матушка нервно мотнула головой, и вдруг ее глаза застыли.
— Кэлла, — выдохнула она и обняла меня, — я так боюсь отпускать тебя, боюсь думать, что ты окажешься одна, без нас.
Голос стал надрывным. Это и было нужно — прощание, понимание страха, простое тепло. Я изо всех сил прижалась к матушке, пока она отрывисто говорила:
— Но держать тебя здесь тоже нельзя. Я бы бросила все, собрала твоих сестер и поехала следом, но нельзя оставлять замок. И доброту Тибо не стоит искушать. Нет, мое место здесь, на болоте, а ты должна найти себе новый дом, где не будет так сыро и тоскливо.
— Ты доверяешь Тибо?
— Почему нет? Мы так давно его знаем.
Он не рассказал матушке о кладовой, она бы не смолчала. Это и смущало — вдруг Тибо знал секреты и других членов семьи? Знал о нас больше, чем мы сами?
Я бы подумала над этим, но матушка гладила меня по волосам и успокаивала. Напоминало колыбельную, и волнение затмевала уверенность. В голове крутилась молитва:
«Не опозорю твоё я учение,
Буду хранить тебе верность всегда.
Пламенный бог, ты пошли мне терпения,
Чтоб стороной обходила беда».*
Каждое слово наполняло меня огнем. Бояться не стоит, на холме жили люди, а не чудовища, бог поможет с ними поладить.
Комментарий к Глава 3
*молитву написала несравненная Вика Белоусова, полную версию можно прочитать здесь: https://litnet.com/reader/vremya-geroev-b65351?c=696965
