— Что вас не устраивает?
— Я подумал, что вам, наверное, тяжело пришлось.
Девушка хихикнула:
— Вы чертовски проницательны.
— Лау, — неодобрительно буркнул господин Кольтэ. — Не употребляй слово «чертовски» в присутствии святого отца.
— О, ничего страшного, — отмахнулся инквизитор. — Говорите, как вам удобно. Я отношусь к подобным вещам без фанатизма.
— Мы уже поняли, — усмехнулся эльф. — Вы могли увести Рика, не интересуясь, хочет он того или нет.
— Глупости. Если бы я привез его в Ландару, он бы сбежал, и бунты разгорелись бы с новой силой. Людям нужен надежный король, а не тот, кого посадили на престол против воли и кто живет мыслями о побеге.
— Не буду спорить.
— Спасибо. Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с Мретью?
— Случайно, — опередила отца Илаурэн. — Я училась в Академии Алаторы, и весь наш курс отправили на практику в деревню Падших. Это совсем рядом с фортом Вольгера. Захожу, значит, после занятий в трактир, а там сидит черноволосый малец с кошачьими ушками. Милыми такими…
Альтвиг поморщился.
— К нему лезли тамошние шлюхи, — продолжала девушка. — В маленьких поселениях они всегда наглые и самоуверенные. Местечко-то, даром, что деревней зовется, на деле состоит аж из ста восемнадцати домов, шесть из которых носят развлекательный характер. Охотники и землевладельцы поставляют хороший товар в Вольгеру, зарабатывают деньги и щедро платят разнообразной швали. Рик в деревне был новеньким, пришел проводить какие-то исследования. Он увлекается наукой.
— Менестрель? — опешил парень. — Наукой?
— Точно, — с гордостью подтвердил господин Кольтэ. — Он изучает теорию материи. Слышали о ней?
— Нет.
— Жаль, — безо всякого сожаления сказала Илаурэн. — Рик даже меня убедил, что это важно. Ладно, — одернула себя она. — Рассказываю. Я отогнала от мальца шлюх, рыкнула на него — не дурак ли? — и узнала, что на деле он является песнопевцем. Попросила исполнить пару песен, так он договорился с трактирщиком и дал полноценное выступление. Ушел с полной шапкой монет. Я за ним увязалась, спрашиваю — ты, что ли, Мреть? Он и говорит — ну да, я. Познакомились, сдружились. Оказалось, что у него ни дома нет, ни семьи, одна гитара да цитра. Я и пригласила Рика пожить у нас, тем более что мама с папой не возражали.
— Занимательная история, — оценил Альтвиг. — И давно вы вместе?
— Мы не вместе, — скривилась Илаурэн. — Сердце Рика уже кому-то принадлежит. А живет он здесь… да, давно.
— Понятно, — с благодарностью произнес инквизитор. — Что ж, мне пора идти. Вы не подскажете, где тут можно найти нормальный постоялый двор?
Девушка округлила глаза:
— Я думала, вы останетесь.
— В форте — да. Но злоупотреблять вашим гостеприимством не буду.
— Будете, — убежденно заявил господин Кольтэ. — Здешние постоялые дворы — всего лишь клоповники. А у нас есть спальня для гостей. Она и просторная, и уютная — вам понравится. Не волнуйтесь, нам не помешаете. Станет скучно — можете заняться уборкой. Договорились?
Обижать его Альтвиг не хотел.
— Хорошо.
И, уже отправляясь отдыхать, подумал, что потом просто оставит хозяевам немного денег. Они не бывают лишними, поэтому пригодятся — рано или поздно. Успокоенный этой мыслью, парень бегло осмотрел аккуратную комнатку с домашними цветами у окна. Разделся, забрался в постель и тут же вскочил, застигнутый врасплох обозленным кошачьим воплем.
Черная тварь, спавшая с Рикартиатом, уселась на подушку и заорала — надрывно, страдальчески. Инквизитор отогнал ее одеялом. Кошка с укоризной мяукнула, гордо задрала хвост и вышла. Мягкий топот маленьких лап достиг двери ярусом выше, и в ночной тишине прозвучал голос песнопевца:
— Привет, Мряшка. Входи.
Альтвиг вздохнул и сделал шаг по направлению к кровати, когда вдруг понял: менестрель не собирается оставаться с кошкой. Наоборот, он спускается по лестнице — тихо, почти бесшумно, в компании с чем-то бряцающим. Инквизитор напрягся. Гитара? Цитра? Неужели Мреть идет с выступлением в заведения, открывающиеся во тьме? Тьфу!
Проклиная себя на чем свет стоит, парень крадучись отправился следом. Рикартиат прошествовал через кухню, прихватив со стола ломоть хлеба, пробежал по последнему пролету и вышел на порог. Притворил замерзшую створку, и Альтвига поглотил полумрак. Сморгнув, он прислушался и понял, что менестрель деловито устраивается на пороге: застилает камни рваным кожухом, садится на него и прижимает к груди музыкальный инструмент.
Инквизитор сообразил, что вот-вот станет жертвой знакомой песни, и замер. Однако Мреть, вдумчиво перебирая струны, принялся петь вовсе не то, что ожидал услышать Альтвиг.
— Ты забыл обо мне, об имени,
коим сам же меня нарек —
тот, кто прятал меня за крыльями
на границе семи дорог,
тот, кто сам говорил о верности:
бесконечной — чтоб до конца…
Отражается на поверхности
Лик Создателя,
Лик Творца.
Он не может мне дать спасение,
я — не замысел, я — чужак,
я — ошибка, я — совпадение,
я — игрушка в его руках.
Ты не помнишь, а рассказать тебе —
все равно, что тебя предать.
Как назвать совершенной правдою
то, что правдой не может стать.
Я не в силах открыться истиной,
Я не в силах тебя спасти.
Этот город изгрызен крысами.
Он стоит на моем пути…
Менестрель сбился, выругался и буркнул:
— Хватит за мной следить. Вы мешаете.
— Как ты меня заметил? — уязвленно вскинулся инквизитор.
— Мы возвращаемся к обращению на «ты»? — хмыкнул Мреть. — Без проблем. Ты очень громко дышишь.
— Я?! — поразился Альтвиг. И сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Извини.
Рикартиат улыбнулся.
— Странно разговаривать с человеком, находясь по разные стороны двери.
— Так зайди сюда. Там ведь холодно.
— Я люблю холод, — отказался Мреть.
В его голосе проскальзывало что-то мягкое, почти нежное. Инквизитор понятия не имел, эмоцией ли оно вызвано, но чувствовал себя так, будто разговаривал с необычным существом. Существом, принявшим все его недостатки. Впервые за всю жизнь.
— Я отсчитывал годы с момента своего пробуждения у кургана. По всему выходит, что прошло двадцать два. Но если я погиб, значит, вначале был погружен в нечто вроде сна?
— Верно.
— Как долго?
Рикартиат напрягся. Альтвиг не видел его, лишь улавливал сущность, — но сейчас это казалось самым лучшим способом.
— Ты действительно хочешь знать?
— Да. Только не лги.
— Служителей Альвадора обмануть невозможно, — рассмеялся менестрель. — Сам вспомни.
— Я не хочу взывать к ангельскому волшебству, — пожал плечами инквизитор.
— Ладно. С тех пор, как я решился покинуть курган, прошло восемьдесят пять лет.
— Сколько?!
— Восемьдесят пять. Я полагаю, ты тоже владеешь ускоренной регенерацией? Она позволяет телу не стареть. Мы с тобой — словно эльфы, вряд ли когда-нибудь умрем. И… если честно, я этому рад. Я слишком долго тебя ждал, чтобы погибнуть, не удостоившись звания… друга.
Альтвиг нахмурился.
— Прости меня.
— За что? — вяло удивился Мреть.
— Я знаю, что такое одиночество. И мне жаль, что ты был вынужден ему следовать. Жаль, что я о тебе забыл.
Менестрель покачал головой:
— Я люблю одиночество. — Инквизитор успел подумать, что это — весь ответ, когда из-за створки донеслось тихое: — Но в первые годы оно было невыносимым. Мне предлагали остаться в Замталеорнете, поднять из небытия храм Дождя. Сказали, что я могу стать достойным храмовником. Но я не захотел. Дорога… та дорога, что у границы сущего показалась мне прекрасной… на самом деле ведет не в дальние страны, а на поиски самого себя.