Рик закатывает глаза. – Ага. Понял по почтовому ящику. Почему мы здесь?

- Эпплтоны, - продолжает ангел, игнорируя его, - молодожены. Ну, они женаты уже полтора года. Их свадьба была в Филли, потому что оттуда их родители. У нее было три подружки невесты, а торт оказался оранжевым, и это был такой скандал. – Дэрил подпрыгивает на месте. – Жених, мистер Эпплтон, из Кентукки. Они познакомились в колледже. Она пишет речи, обожает демократов. Он републиканец, но они ладят.

Рик наклоняет голову и упирает руки в бока. – Дэрил…

- Он работает в маркетинговой компании. Его только что резко повысили, сделали вице-президентом Пиннингтон Ароматикс. Она постоянно его дразнит, что он работает на парфюмерную компанию. Но за последний год, что он там проработал, их прибыль выросла на 15% благодаря рекламе, и все знают, что это из-за него.

- Почему, - ноет Рик, - мне должно быть до этого дело?

- Позволь мне закончить, - говорит с ухмылкой Дэрил. – Она беременна. На шестом месяце. Это будет маленькая девочка, и они назовут ее Ханна, в честь двоюродной бабушки миссис Эпплтон, которую она обожает. Ханна вырастет в этом доме – в детской с желтыми стенами– с матерью, которая ее обожает, которая научит ее, как быть борцом за мир. И отцом, который научит ее, как придерживаться своих ценностей, как быть сильной и сообразительной, но и как любить мир, тоже. Как видеть в нем справедливость.

Дэрил тянется к Рику, берет его за руку и тянет его вперед, разворачивает демона, чтобы тот мог посмотреть на дом. В гостиной горит свет, хотя уже ближе к полуночи. Там стоит женщина, ее прямые волосы ниспадают, обрамляя ее профиль. У нее круглое лицо с серьезным выражением, но в ее глазах радость, и она выглядит так, словно пытается сдержаться, словно пытается не смеяться над мужчиной, который глубже в доме, мужчиной, которого Рик не видит. Она заметно беременна и совершенно расслаблена. Чувствует себя как дома. – Энид Эпплтон любит своего мужа, - говорит ему на ухо Дэрил, обнимая Рика, - больше, чем что-либо на свете. Они та парочка, которую другие ненавидят, потому что они такие идеальные. Потому что начертано судьбой, чтобы они были вместе. А ее муж… - ангел замолкает и притягивает демона к себе, крепко держит его, прижимая к груди, зарывается носом в волосы Рика. – Ее муж тоже ее любит. Он счастлив. Он постоянно говорит, что он самый счастливый человек в мире.

А потом мужчина в доме двигается. Выходит на открытое место, становится виден в окно, смеющийся и поддразнивающий свою жену, которая смеется в ответ. И у Рика подгибаются колени.

Дэрил легко его ловит, удерживает на месте, а сердце Рика разрывается на части, его нервы так вибрируют, словно пытаются улететь. Потому что это Карл. Это Карл. Это Карл.

Он старше. Намного старше. Он выглядит так, словно ему за двадцать, может уже и за тридцать. Но Рик узнал бы его где угодно, потому что это его сын. У него такие же пронзительные глаза, как у Рика, той же невообразимой синевы. У него линия челюсти Рика, а в его волосах – хотя и коротко подстриженных – видны намеки на кудри и волны, что передал ему по наследству Рик. И демон не может ничего сказать, едва может вообразить, едва может осознать мужчину, которого он видит через окно под искусственным светом лампочки в гостиной.

Дэрил наклоняет его в сторону земли, и Рик поддается, опускается. Ангел держит его, обнимает сильными руками и сильными крыльями, а Рик поднимает руки и вцепляется в предплечье Дэрила, впивается ногтями и жмется к нему. – Как… - начинает Рик, но что он может сказать?

И тогда начинает говорить Дэрил, и голос его ровный и светлый. – Иногда души не отправляются в Рай или в Ад, - объясняет ангел. – Иногда у душ не закончены дела на Земле. Им не нужна жизнь после смерти, им не нужно место для отдыха. И они рождаются заново. Им дается шанс, которого не было раньше. Карл родился в другой семье, у другой женщины и другого мужчины в Кентукки, но он не забыл. Душа никогда не забывает то, что делает ее такой, какая она есть. Он не знает тебя, но помнит тебя, где-то глубоко, мозгом костей. Он знает, чему ты учил его – добру. Справедливости. Он помнит тебя, потому что ты часть его, Рик. И он научит этому свою маленькую девочку. Это будет с ним на каждом шагу, что он будет делать.

Рик зажмуривается, но уже не может это сдержать. Он обмякает на груди Дэрила и выпускает все чувства наружу сильными, неровными всхлипами. Ангел держит его, притягивает ближе и делает для них кокон из крыльев, и в их серебре - благодать, а в мягкости – сила. – Я покажу тебе, - говорит Дэрил, а Рик, черт побери, рыдает у него на руках. – Я покажу тебе, как все должно было быть. Я заберу все это у тебя, Рик. Все плохое, что ты когда-либо чувствовал. Я возьму это. Я поклялся, что все исправлю. И я сделаю это.

И потом, в один миг, они пропадают. Они гаснут. А Рик сидит один в тюремной камере, вокруг него холодные серые стены, его человеческие колени прижаты к груди, его ладони закрывают глаза, и он дрожит, отчаявшийся и скорбящий.

========== Как должно быть ==========

Рик чувствует, что на самом деле его окружает. Это в точности то, что он показывал Дэрилу – симуляция чего-то, видение чего-то, что случилось или могло бы случиться. Он знает всем своим естеством, что он не вернулся в камеру, эти серые стены, что окружают его – не те самые серые стены из его прошлого – только отражение стен, которые существовали раньше. И все же, легче от этого не становится.

- Пожалуйста, - движения губ Рика такие же, как тогда, много лет тому назад, его беззвучные молитвы обращены к стандартной тюремной койке, - покажи мне, что делать. Дай мне знак. – Он сглатывает, желает, чтобы его слова были услышаны, желает, чтобы кто-то уловил их, кто-то потянулся к нему. – Как мне это пережить? Как мне жить без моего сына? – Лица, выжженные в его памяти. Щелчок Питона, холодные тела на земле.

- Пожалуйста, - снова говорит он, но на этот раз слово покидает его губы. На этот раз это звук, это шум, это истина.

В комнате становится теплее. А потом по ней пролетает прохладный ветерок, просачивается между пальцев Рика, охлаждает их, как вода исцеляет ожоги, словно руки опущены под кран, погружены в текущую воду. Рик моргает и через щелочки между пальцами сочится свет, золотистый и успокаивающий, а потом серебристый и ровный. Его тело мгновенно реагирует, его нервы утихомириваются, его сердце находит ритм, который по ощущениям старше Земли, старше человечества, старше его собственной души.

Он опускает руки, широко распахнув глаза, и смотрит. На противоположном конце койки сидит по-турецки мужчина, и в его разуме возникают две отчетливые реальности – это Дэрил, твердит его разум. Этот тот самый Дэрил, которого я люблю. А потом, это кто-то, кого я не знаю. Это кто-то новый, но я доверяю ему. Я доверил бы ему свою жизнь.

Дэрил сияет – его аура открыта и видима, окружает их в этом маленьком пространстве. Все, чего она касается, светится. Стены больше не бетонные, а словно сланец или лунная поверхность, прекрасная и захватывающая. Нимб медленно вращается вокруг головы ангела, наклоненный в сторону Рика, словно силой притяжения, словно в этом его цель. Глаза Дэрила цвета зарождающихся океанов – дикие, полные течений и свободные. Он не улыбается, не хмурится, но держится просто и открыто, он поднимает обе руки, ладонями вперед, простирает их к Рику в мольбе.

- Я услышал тебя, - говорит ему Дэрил, и, когда он заговаривает, мир сдвигается на оси, словно по нему проходят землетрясения, словно хором поют вулканы. И Рик знает. Он знает, он знает, он знает. Он знает, что в мире множество возможностей, он знает, что у него есть выбор, и выбор будет всегда, он знает, что где-то есть нечто лучшее, нечто великое, нечто чистое. И он знает, что сможет прикоснуться к этому, знает, что сможет дотянуться.

- Я пришел за тобой, - говорит Дэрил и поднимает обе руки, все еще ладонями наружу. – Я услышал и я пришел, Рик. Я чувствую это, то, что внутри тебя. И все в порядке. Все хорошо. – Слова, что покидают губы Дэрила, словно исцеляющий бальзам, словно прохладное скольжение инея по ветвям деревьев, укрывающее, поддерживающее.