Отис перепрыгивает через ступеньки, спотыкаясь, вбегает в дом и роняет на пол дробовик. Выучка Рика шипит, что предохранитель может быть снят, что ружье может выстрелить и попасть в ногу этому мужчине или в грудь Рику, где и так уже недостает частички. Отис подходит к комнате и заглядывает внутрь. – Он жив? – спрашивает он, и потом снова, - он жив?

Хершел кивает ему, а Рик проглатывает комок в горле, тянется сжать пальцами переносицу, но только размазывает по себе кровь. Кровь Карла. Его собственная кровь, текущая по другим венам. Он снова сглатывает.

Отис говорит медленно, его слова невнятны. – Я… шел по следам оленя. Пуля прошла навылет. Прямо сквозь него. – Он видит женщину с волосами цвета меда и сдвигается к ней. – Я не видел его, - говорит он, женщине, а не Рику. – Я не видел его, пока он не оказался на земле.

Что-то обрывается внутри Рика, словно дает трещину дамба. – Джесси не знает, - говорит он и, спотыкаясь, подходит к кровати. Он отталкивает Хершела от своего сына, наклоняется к нему. – Моя жена не знает. Моя жена не знает.

Хершел пытается оттянуть Рика за плечо, но Рик отталкивает его, держится за Карла, словно от этого зависит его жизнь. Подходят женщины, прикасаются к нему – фермерская дочка, жена Хершела и та, у которой волосы цвета меда. Но он отталкивает их от себя, пока наконец Отис не кладет ему руку на плечо и тянет всем весом, тащит Рика к двери.

Остальные слетаются на Карла, как стервятники. Хершел снова зажимает его рану, а Отис говорит, прямо в ухо Рику, - Пойдемте на улицу. Дайте им место работать.

Он тащит Рика к двери, и Рик вываливается в нее, всем телом распахивает занавеску. Он охватывает взглядом ферму – заборы и травы, суетящиеся цыплята и пасущаяся лошадь. Сбоку стоит амбар, единственная другая постройка, и поскольку Рику больше некуда идти, он идет туда, щурясь, рассматривает сооружение коричневого и ржаво-красного цветов. Отис следует за ним, поотстав, и Рик начинает закипать.

Оба молчат, пока идут к амбару, а когда Рик оказывается внутри и идти больше некуда, он бьет кулаком в стену, ощущая облегчение от боли, которая простреливает его костяшки, от крови на них, которая его собственная и ничья больше.

- Я не видел его, - говорит позади него Отис, и Рик представляет себе, как он ударит, представляет себе, какие ощущения вызовет его кулак, врезающийся в челюсть мужчины. – Я видел только оленя. – Его сын. Мертв. – Клянусь вам. – Мертв, как животное. – Клянусь вам, сэр, я не видел его. – Подстрелен, как животное. – Увидел его только, когда он был уже на земле. – Еще дышит. Дышит ли он? – На спине. – Холод его кожи. – И я… - Жар ее. – Если бы я мог что-то изменить. – Его единственный сын. – Я бы изменил. – Его мальчик. – Но я не могу. – Карл. – Такие несчастья случаются.

- Да, - говорит Рик и замечает, что происходит, только когда все давно случилось. – Да. – Холод металла. – Я понимаю. – Серебристый, заостренный, как змеиное жало. – Я понимаю. – Курок. – Дерьмо случается.

Отис мертв прежде, чем его тело касается земли, а его Кольт Питон дымится задолго до того, как Рик способен это осознать. От двери амбара раздается звук, крик, и Рик резко оборачивается, смотрит на женщину с каштановыми волосами. Аннетт. Его полицейская выучка говорит ему лишь одно. Убрать свидетелей.

Питон медленно двигается в воздухе, стреляет второй раз. Она падает назад, через дверь амбара, приземляется в грязь.

Рик стоит в амбаре, равнодушный, без эмоций. Он слышит крики, и когда они приближаются, продолжает стоять без движения, пока Хершел и Шон вбегают в амбар, парень набрасывается на него, вырывает из его рук оружие и ставит его на колени.

Потом приезжает скорая. А за ними полиция. Рик отказывается выслушивать свои права. Он их знает.

========== Пять ==========

Комната серая и безликая, как все комнаты для допросов, и когда они впускают туда Джесси, что-то в ее выразительно светлых волосах, наброшенной на плечи джинсовой куртке и поскрипывании ее кросовок по бетону ощущается неправильно, не к месту и так сюрреалистично, что Рик хлопает глазами, глядя на нее.

Ее волосы забраны наверх и на лице нет косметики, она стерта тьмой этого дня. У Джесси с собой ничего нет, она просто садится напротив Рика и отказывается смотреть ему в глаза. - Я даже не знаю, что тебе сказать, - говорит она ему.

Рик сжимает челюсти и не отвечает. Что он может ей сказать? Как хотя бы начать разговор о чем-то подобном? Есть лишь одно, что подгоняет его голос, заставляет его выкипеть из груди и пролиться с губ тихим, трепетным вопросом. – Карл?

Джесси хмурится и качает головой. – Его больше нет.

Плечи Рика опускаются, и он кивает. Он пытается снова поднять руку к переносице, но наручники, пристегнутые к стулу, дергают его за запястье, и он снова опускает ее. Это не удивляет его. Эта новость. Но его нервы все равно исходят криком. – Это было… он быстро ушел? – спрашивает он. Хотя это не имеет никакого значения. В любом случае, его сын мертв, а сам он здесь, и Джесси хоть и тут, но уже за много миль отсюда, ее глаза отведены в сторону, смотрят куда-то, где нет Рика.

Джесси начинает кивать, но останавливается. Она снова медленно качает головой. – Он… он ушел так быстро, как только мог, - говорит она ему и вздыхает, зажмуривается, а потом наклоняется вперед, опираясь локтями на стол и потирая ладонями лицо. – Рик… - говорит она и сглатывает.

- Скажи мне, - просит Рик. – Расскажи мне все. Я должен знать.

Джесси убирает ладони от лица, позволяет рукам бесполезно упасть на металлический стол между ними. – Приехала скорая. Он был жив, когда они забрали его, они нашли меня на дороге, а когда я добралась до больницы… - Она качает головой, глядит на стену. – Доктора сказали мне, что вероятность того, что он выживет, лишь 25 процентов. И я не могла… я не могла причинить ему еще больше боли ради этого.

Рик моргает. Он открывает рот, закрывает его. Снова открывает. – У него был шанс?

Джесси резко переводит на него глаза, они бешеные и ищущие, словно она не может поверить в то, что слышит. – У него не было никаких шансов, - говорит она Рику.

- Ты только что сказала, что он мог выжить.

Джесси моргает и выпрямляет спину. – Выжить ради чего, Рик? Они сказали мне. Двадцать пять процентов вероятности того, что он умрет…

- У него было семьдесят пять процентов вероятности выжить? – орет на нее Рик.

- Нет! – кричит Джесси. – Послушай меня хоть раз в жизни.

Молчание падает на них, словно наковальня, и Рик резко захлопывает рот. Джесси продолжает. – Они сказали, что вероятность того, что он умрет, - двадцать пять процентов, еще двадцать пять процентов - вероятность того, что он выживет, и… и пятьдесят процентов вероятности того, что он придет в себя с осложнениями. Серьезными осложнениями. Они сказали, что он мог стать растением или… или его мозг мог быть поврежден. Что он потерял слишком много крови. И один из осколков… - Она замолкает, прижимает руку к губам и быстро убирает. - …давил на его позвоночник, возможно, он никогда бы не смог ходить. А это все не жизнь, Рик. Ни один из этих вариантов. Особенно, учитывая, к чему ему пришлось бы вернуться домой.

- А это что значит?

- Это значит, - шипит на него Джесси, - жизнь без отца. И я не могла так с ним поступить, Рик. Я. Я не могла. Я не могла рисковать тем, что мой сын проснулся бы, не понимая, кто он такой, а тебя не было бы рядом, чтобы помочь мне нести это бремя.

- И ты его убила, - бросает Рик и ему плевать, как жестоко это звучит. Плевать, насколько реально.

- Ради чего мы хотели бы, чтобы Карл жил в этом мире? Ради чего ты хотел бы? – спрашивает она и качает головой, глядя на него, словно она осуждает его, словно у нее есть на это право. – Сегодня для него все было кончено, Рик. Дело сделано. Ему не придется прийти в себя и страдать. Ему не придется прийти в себя и испытывать боль. Все кончено. Его больше нет.