В выглядывающей из-под капота штанине комбинезона, посреди небольшого кровавого пятна, действительно, засело что-то, смутно напоминающее осколок здоровенного обугленного когтя.

– Вот, б…дь, – покачал головой наемник.

– Я не хотеть. – Развел руками великан. – А когда вкусный тушенка есть будем?

****

– А, может, отсосать? – С тоской посмотрел на стягивающий бедро окровавленный бинт торговец. – Как, ыть , думаете?

– Не поможет, – покачала головой устроившаяся в дальнем конце просторного салона фургона Ллойс и, отложив в сторону кусачки, полюбовавшись секунду на дело своих рук, бросила Райку очередной патрон с аккуратно скушенным носиком.

– Боты моментально проникают в мышечные ткани и разносятся кровотоком. Только ампутация в первые тридцать секунд после ранения. – Подтвердил скриптор, подхватывая блеснувший в воздухе «масленок» и с щелчком заталкивая его в чем-то похожий на раздутую противотанковою мину дисковый магазин.

– Сам себе отсасывай, – хмыкнул, нервно дернув баранкой Пью. – Фургон чуть заметно качнуло.

– И когда ты таким мудаком стал? – Тяжело вздохнул толстяк.

– А с чего ты взял, что он им стал? – Удивилась девушка.– Мудак – это врожденное. Патология, вызванная особенностями функционирования мозга. Иногда она скрыта до той поры, пока человек не получает в руки какую-никакую власть. В такие моменты болезнь начинает бурно прогрессировать, мозговые желудочки, не справляясь с охлаждением коры и процессом обмена жидкости, начинают закоксовыватся селитрой. В народе это называют «моча в голову ударила». Или бывает, как у нашего снайпера, закрепившееся в сознании на протяжении жизни ощущение собственного превосходства и неповторимости превращает человека в садиста, некрофила, насильника и морального урода.

– Ну, я зато, во всяком случае, собственной задницей не торговал. – Расхохотался Пью.

– А зря. Ты попробуй, сладенький, сразу свою цену узнаешь. – Передавая скриптору второй магазин, оскалилась Ллойс.

– Злой баба смешная. – Пробасил, на секунду оторвавшись от очередной банки консервов мутант. – Жалко волос цвет плохой. Сыновей такой нельзя делать.

– Только попробуй, сладенький, сразу нечем делать станет, – скусив носик у очередного патрона, наемница ласково похлопала по цевью лежащего у ее бедра, и как бы невзначай повернутого в сторону мутанта извлеченного откуда-то из многочисленных баулов толстяка автомата.

– Баба думает Умник пугать? – Обнажил в оскале истертые пеньки неестественно крупных зубов серокожий. – Умник воин. Умник не страшно! Умник крутой! Может, что хочет взять, но Умник клятва кровь, сердца, душа давал! Большая кровь, сердце, душа клятва, крепче железа! Только, если баба сама просить. И еще два банка вкусной консерва Умник давать. Нет четыре банка… – Гордо выпятив грудь, великан потянулся к стоящему у него под ногами, успевшему уже опустеть больше, чем наполовину, ящику консервов..

– Вот и узнали мы твою цену, Дохлая! – Хохотнул, снова бестолково дернув рулем, судя по тому, как тряхнуло броневик в оказавшейся безуспешной попытке объехать увиденную в жесткой степной траве яму, Пью. – Смотри, Райк, у тебя конкурент образовался. Может, с виду и простоват, зато смотри, какой большой, сильный, надежный. За таким, как за каменной стеной. Девки таких любят.

– Мудак. – Покачала головой девушка и повернулась к продолжающему разглядывать перевязанную ляжку торговца. – Ничего не поделаешь, Ыть, смирись и жди. Шанс есть, небольшой, но есть.

– Может, ыть, хоть медшот вколоть? – Тоскливо вздохнул толстяк.

– О медшотах и любых других бланках «ударного» действия забудь. – Отрезала Элеум. – Упырья зараза их мгновенно адаптирует и под себя перепрошьет. Тогда уж точно без вариантов. Ты лучше скажи, это тебя от страха так колбасит?

Жирное тело торговца действительно сотрясала крупная дрожь.

– При заражении нанокультурами некротического свойства запрещено принимать лечебные препараты и боевые стимуляторы на основе бланков и вытяжек других культур. – Согласно кивнул снаряжающий очередной магазин скриптор. – Их применение не только не даст результата, но напротив, ускорит процесс заражения в десятки раз.

– Не от страха. У меня, ыть, по-моему, жар. Вот и колотит всего. – Слегка обиженно ответил жирдяй поправляя пенсне. – Это, ыть, что плохо?

– С одной стороны плохо. Лихорадка – верный признак того, что упырью чуму ты, все же, словил. Я, конечно, не думаю, что у тебя был шанс отвертеться, но… – Ллойс задумчиво пожевала губами и принялась задумчиво разглядывать ногти. – С другой – хорошо. Это значит, иммунитет работает. Плохо было бы, если бы тебе спать захотелось. Да не переживай ты, – улыбнулась она, – если бы все, кого упырь подрал, обращались, то зомби сейчас бы толпами по пустошами бегали.

– Не успокаивай, – отмахнулся торговец. – Сам знаю, что уже не жилец. Лучше скажите, сколько осталось.

– Зависит от того, какие у тебя в крови бланки. – Почесал в затылке скриптор. – Знаю спрашивать не принято, но…

– «Бер», «Хозяин леса», первое поколение «Хаджи», «Логово зверя» форсированное, это то, что от родителей досталось. – Принялся перечислять толстяк. – Себе колол «Песью радость», «Неприкасаемого», «Чистую жизнь», чтоб всякой дряни не бояться, и «Барабаны орды», но они, по-моему, не встали.

– «Логово зверя»? – Завистливо цокнул языком Пью. – Это, значит, ты от него сорвался.

– Если бы я сорвался, то ты бы, ыть, это первым заметил, – невесело усмехнулся Толстяк. – Я себя в руках держать с ранних лет учился…

– Значит, на самой грани метаморфоза тормознуть сумел? – Смерив задумчивым взглядом фигуру торговца, поинтересовалась девушка.

– Ну… да… – неуверенно протянул толстяк.

– Круто… Но первичный выброс нанитов, все равно, прошел. А перевертыши упырями не становятся. У тебя неплохие шансы переварить эту дрянь. – Губы девушки растянулись в широкой улыбке. – Еще побарахтаемся, Ыть.

– Ты невнимательно слушаешь. У меня «Хаджи», Ллойс, – вернул ей кривую усмешку толстяк. – Меня обмануть почти невозможно. Я твою ложь носом чую. Буквально.

– Многовато у тебя бланков, – после затянувшейся паузы со вздохом проворчала наемница. – И то, что ты чуть не сорвался, плохо. Каждый лишний нанит – это для упырьей немочи, как ступенька. Чем ты чище, тем меньше вероятность заразиться и тем дольше проходит само превращение.

– Так сколько? – На глаза толстяка навернулись слезы.

– Не знаю. – Девушка несколько раз с силой провела ладонью по упрямой щетке ирокеза и со вздохом откинулась на спину. – Может, пару месяцев, а может, неделя. Если в ближайшее время пересадить костный мозг и каждый день делать гемодиализ, возможно, даже несколько лет…

– Здорово, ыть, ты в таких делах разбираешься, – хмыкнул толстяк. – Будто профессионал медик. Где нахваталась?

– Где нахваталась, там уже нет, – жестко отрезала наемница и отвернулась.

– Сколько не осталось, все твое. – Хохотнул в очередной раз, нервно крутанув баранку стрелок. – Наслаждайся жизнью, Ыть, вон Куклу позови, нашу сердитую подругу попроси, чтоб она тебе на последок… яд отсосала… Мы отвернемся.

– Моя смотреть хочет. – Обиженно подал голос притихший было великан.

– А где Кукла? – Нахмурился торговец.

– В башне, – ткнула пальцем в сторону крыши фургона Элеум. – Заперлась. Она, по-моему, нашего нового друга боится. Я ее и уговаривала и выманить пыталась, а она – ни в какую. Сидит внутри и вжыкает. «Большой – плохой», вот и весь сказ.

– Ну, так потыкайте в нее палкой какой-нибудь, – рассмеялся Пью. – Живо выскочит. Или Умника попросите. Он пулеметное гнездо, как консервную банку вскроет.

– Моя мочь. – Важно кивнул и продемонстрировал всем огромный перевитый сетью вен бицепс серокожий. – Моя – воин.

– Сам себя, ыть, потыкай. – Проворчал толстяк и полез в пристегнутый к поясу объемистый подсумок. – Вот. – Положил он рядом с собой маленький и плоский, завернутый в фольгу брикет.

– Это что? – Удивленно вскинул брови Райк.