Радостная Палашка бросилась обниматься со своими подружками. Вот она подбежала и к хлопцу со звездой.

– С Рождеством тебя, Кузька! Молодцы, что придумали так!

– Это всё Ефимка! – перекрикивая шум, довольно сообщил Кузя. – В деревне завтра все лопнут от зависти!

– Это уж точно! А где ж он сам? – Палашка повертела головой. – Что-то не видно его.

У Кузи вдруг улыбка сошла с лица, и он невесело сказал:

– Беда с ним приключилась…

– Какая ещё беда? – испуганно удивилась девка, и сердце её обмерло. Обмерло не оттого, что ей нравился Ефимка, а вообще… Как-то не укладывалось в голове, что вокруг веселье и радость, а у кого-то может быть беда.

– Мне даже страшно тебе говорить, – вздохнул Кузя.

– Неужто из родных кто помёр? – со страхом спросила Палашка.

– Хуже… – совсем огорчённо сказал хлопец. – У него сегодня на голове рога выросли… – И, заметив, как перекосилось от ужаса лицо девки, Кузя не засмеялся – он просто заржал от хохота, и если бы не звезда в руках, то, наверное, и упал бы со смеху.

Палашка ещё несколько мгновений оторопело смотрела на хлопца, и лишь потом до неё дошло, что это розыгрыш.

– Тьфу на тебя, дурень! – чертыхнулась она и в придачу наградила шутника увесистой затрещиной. Так, для порядку.

– Ты чего?! – продолжая хохотать, притворно возмутился Кузя. – Не веришь? Гляди вон, какие кренделя выдает – и рогами и ногами. Хотели ещё и хвост ему прицепить, так упёрся, не захотел почему-то. А с хвостом вообще красавцем был бы… – И вдруг опять став серьёзным, он доверительно добавил: – Он тебя, Палашка, посоромелся.

– А я-то тут при чём? – вдруг стушевалась девка, опять не замечая давившего Кузю смеха.

– Как при чём?! Ефимка побоялся, что с хвостом он будет… на тебя походить. И везде будут думать, что это не коза пришла, а ты. И угощений меньше дадут.

На этот раз Палашка уже ничему не удивилась, а, сама рассмеявшись, лишь махнула на Кузю рукой и весело сказала:

– Ну что с дурня взять? На него даже обижаться грех.

– Ну и правильно! После Святок будешь обижаться, а сейчас пошли-ка лучше глянем, чем нас тут попотчуют. – И оба с весёлым настроением подошли ближе к крыльцу.

Колядующая артель получила щедрое угощение на панском дворе. Поблагодарив и пожелав этому дому добра и счастья, все вместе на прощание пропели:

      Полно нам у вас колядовати,

      Далей пойдам мы гуляти!

Когда колядующие повернули со двора, Палашка подбежала к панночкам и начала что-то жарко нашептывать. Переглянувшись, те недолго о чём-то советовались, после чего Мария кинулась к матери, затем все вместе подошли к пану Ружевичу. Как это ни странно, но пана Ружевича долго упрашивать не пришлось: у него сейчас было отличное настроение и можно было просить что угодно.

– Ладно уж, на Рождество надо всем веселиться, всем людям вместе. Идите уж посмотрите, как народ колядует, да не забывайте, кто вы такие. Чтоб с достоинством себя…

– Благодарствуем, папенька! – Даже не дав отцу договорить, Мария радостно чмокнула его в щеку, и молодёжь бросилась собираться на гулянье – яркое, весёлое, колоритное, а для некоторых… сладко-волнительное.

Присоединившись к козе под началом Ефимки Асташова, паненки поражались красочности и самобытности происходящего. Палашка далеко от паненок не отходила и с запалом объясняла им, что означают те или иные действия обряда. Гражинка и Мария немало слышали о колядовании, но сегодня они не только воочию увидели и узнали много чего нового, но даже сами участвовали в этом обряде, любуясь всей привлекательностью Рождественских колядок.

Но не одними песнями, плясками и представленьями живёт праздничный вечер. В это время позволяется и попроказничать слегка. И балуют хлопцы! Вытворяют для веселья причуды всякие, но такие, чтоб обиды крепкой люди не имели – Рождество ж всё-таки. А творились озорные проказы как бы в подражание разыгравшейся нечисти, которую по поверьям Бог на радостях, что у него родился сын, выпустил погулять. Вот и гуляли хлопцы вовсю! У кого поленницу дров опрокинут, кому ворота подопрут, чтоб хозяева поутру с трудом на улицу попали, а кому, забравшись на крышу, дымоход перекроют. Всё это придавало деревенским колядкам ещё больше самобытности и веселья.

Гражинка любовалась не только обрядовыми сценами. Она слишком уж часто бросала взгляды на главную виновницу веселья – козу. Паненка боялась поверить в то, что эта коза-проказница её волнует чуть больше, чем следовало бы. Благородная панночка всячески отгоняла от себя крамольные мысли, приписывая свой интерес исключительно артистизму, с которым селянский хлопец забавно подражал выходкам норовистой козы. Но чем дальше проходило колядование, тем чаще и продолжительнее задерживались взгляды девушки на этом ряженом персонаже. И если бы не всеобщее внимание к козе, то многие заметили бы, что отнюдь не праздный интерес светился в глазах благородной паненки.

Обряд колядования подходил к концу, и поздним вечером начиналась не менее интересная и приятная часть гулянья: колядующие угощались собранными за вечер гостинцами. Гурьба направилась к одной из девчат, у которой родителей сегодня не было дома: они гостили в другой деревне. Конечно же, колядующие позвали с собой и Палашку, а уж присутствие паненок в их компании и вовсе делало всем честь.

В хате было тепло. Начавшая чадить лучина распространяла аромат сосновой смолы.

Девчата вынимали и раскладывали собранные за вечер угощения.

– Тут целый пир можно закатить! – глядя на кочующую из торб богатую добычу, воскликнул один из хлопцев.

– Так мы сейчас и закатим, – сказал Ефимка. – И выпивка есть и закуска, а главное, душа просит веселья!

– Верно! – поддержал его Кузя. – Я сейчас ещё один лучник установлю, чтоб лучше было видно, кто выпить не захочет. – При этом он хитрым взглядом обвёл девчат, не пропустив и Гражинку с Марией.

Молодёжь расселась за столом-большаком, но всё равно места было мало и приходилось сидеть в некоторой тесноте. Ефимка сидел во главе стола, где обычно в семьях сидит батька, а возле него усадили паненок – ну не в пороге же их размещать! Ефимка хоть и был неискушён в сердечных делах, но быстро заметил весьма заинтересованные взгляды паненки Гражины в свою сторону. «А она красавица, – подумал хлопец, но тут же сам себя и одёрнул: – Хороша Маша, да не наша!»

Ярко светила лучина в двух лучниках. В хате стоял оживлённый шум. Довольные хлопцы и девчата наперебой обсуждали похождения сегодняшнего вечера, и глаза у всех лучились весельем. Но вскоре разговоры дошли и до страшилок. Рассказывались жуткие истории и загадочные события. Конечно же, не остался в стороне и случай с Буслаями. Ефимка в который уж раз рассказывал об этом, не преминув, конечно же, сгустить краски. Полумрак и установившаяся гробовая тишина придавали истории особый колорит. И хотя у всех волосы от страха на голове шевелились и было непомерно жутко, но завораживающий интерес оказывался сильнее. Все готовы были слушать такие истории хоть до утра.

В этот вечер хлопцы и девчата вели разговоры, шутили и веселились совсем как взрослые. Пригубив чуточку панского вина, многие по-новому воодушевлялись, глаза искрились. Мир казался прекрасным и волнующим. И вино здесь было вовсе ни при чём. Просто вчерашняя детвора почувствовала один значимый момент: пора детства безвозвратно уходит в прошлое, и у них начинается новый, самый интересный период жизни.

Гражинка это тоже чувствовала. Её волновала близость Ефимки, но она была отнюдь не глупа и прекрасно осознавала: ничего общего у неё с этим селянским парубком быть не может. Нет! Конечно не может! Но… как это объяснить сердечку, которое волновалось, когда Ефимка обращался к ней? Почему на паненку находила грусть, если она замечала далеко не равнодушные взгляды многих девчат на вожака компании? «Нет! Глупости какие-то! Навоображала я тут черте что! Это просто от сильных впечатлений за вечер, – в который уж раз Гражинка мысленно одёргивала себя. – Мне надо лишь развеяться от однообразной жизни в имении – и всё!»