И Ефимка сбивчиво начал говорить. От сильного волнения речь получилась скомканной и слишком уж неправдоподобной.
– Брешешь, гадёныш… – усомнился Демьян. – Тень какая-то звериная, что-то мелькало, что-то пугало, а в итоге ничего не видел, ничего не слышал, и знать ничего не знаю! Так только в небылицах бывает. – Демьян сделал недолгую паузу и уже спокойно вынес своё умозаключение: – Кажется мне, всё ж придется тебе, хлопче, держать ответ за это злодеяние. А я уж постараюсь уверить в этом и урядника, и пристава, и пана Ружевича, и всех, кого надобно…
Вот тут сердце Ефимки екнуло по-настоящему, и зловещая догадка испугом резанула по сердцу: односельчане сейчас всю вину свалят на его бедовую голову! А причину этого злодеяния даже и искать-то не надо. Вот она! словно бельмо на глазу – бедность! И ещё Ефимке вдруг стало ясно, что такой поворот наверняка устроит многих. Многих, но не его, Ефимку Асташова!
Да-а, это тебе, парень, не соседские груши по ночам трясти и не могильный крест в полночь сооружать перед чьими-либо окнами из озорства. Тут уж недолго за чужое лиходейство и на каторгу, а то и на виселицу загреметь!
– Так я ж правду рассказал… Не я дядьку Буслая порешил… Вот те крест, истинную правду говорю! Я ж … – наскоро перекрестившись, начал было оправдываться хлопец.
– Ты нам тут не прикидывайся набожным! Знаем мы тебя! – грубо оборвал его Демьян. – Дома-то жрать нечего, а голод не тётка! Любой нищий ради краюхи хлеба на воровство пойдёт, а за целковый небось можно и в темечко тюкнуть… С кого-кого, а с тебя-то станется! Ты запросто такое можешь учинить! А?! Чего вытаращился да молчишь? Я кого спрашиваю, босяк христарадный?! – с оттенком злорадства донимал Демьян бедного хлопца.
От таких слов у того речь и вовсе отняло. Ефимка испуганно моргал и с мольбою оглядывал односельчан. Неужели все они тоже верят, что он мог такое сотворить?!
– Людцы милые… – наконец с огромным усилием выдавил он из себя, – да вы что?.. Неужто и взаправду так думаете?..
Но… все эти «людцы милые» потупили взгляды и упёрто молчали. Хотя большинство берёзовчан и относились к хлопцу благосклонно, но сейчас многие предпочли бы, чтоб виновником оказался именно он! Из двух зол селяне хотели иметь меньшее. Наивные! Может где-то от искажения истины и был бы прок, да только не в этом случае. И что бы берёзовчане ни помышляли, зловещая действительность всё равно не изменится и никуда не денется! Но селяне, похоже, уже готовы были ради своего спокойствия бросить судьбине подходящую жертву – сироту Ефимку Асташова. И догадывались ведь: напрасная будет жертва!
«Дорогие» земляки неловко топтались, совестно бросая косые взгляды друг на дружку. А у хлопца комок обиды подкатывал к горлу.
– Дядька Петро, – в крайнем волнении промолвил он, – ну вы ж меня лучше других знаете… Не мог я такое сотворить… Ну что вы молчите?..
– Дык, а я што… Я ж ничога… – испуганно втянул голову в плечи Петро, крестный Ефимки. – Я ж на тебя ничога не говорю…
– Ты народ не сбивай! – строго прикрикнул Демьян. – Твоя песенка спета… Что ж, видать, такова твоя участь, Асташонок… Это уж кому как: одним из огня да в полымя, а тебе из голодницы да в темницу. – Демьян даже самодовольно ухмыльнулся от неожиданно получившегося у него острословия.
И Ефимка понял, что дело принимает слишком уж скверный оборот.
– Да ты не таращись волком на меня! – не унимался Демьян. – Вон как глаза вылупил! Что, страшно на каторгу?! Вот поэтому и говорят, что у страха глаза велики.
– Ну отчего ж, – усомнился пройдоха Панас. – У поноса тожа вочы не меньше. И кому, Демьян, ето лучше знать, як не табе?
В толпе нервно захихикали, ибо ни для кого не было секретом о частом расстройстве желудка у Демьяна. Демьян от такого намёка готов был лопнуть. А вот Панасу вдруг и вовсе показалось что-то подозрительным в доводах Демьяна.
– Вот чую адным местом, што хлопец тут ни при чём… – задумчиво произнёс он.
В поддержку Ефимки из толпы неожиданно раздался ещё и женский голос, обращённый к Демьяну:
– Степаныч, ты и взаправду не поспешал бы шибко… Тут надобно как след разобраться во всём… Людей почитаемых послухать… Чего пороть горячку, нехай кто-то поумнее нашего тут порассудит…
Демьян от удивления так и застыл с открытым ртом. «Дожился! – гневно подумал он и начал искать взглядом сумасбродную хамку. – Это что ж получается: мало того, что мужики норовят осрамить, так ещё ему, самому Демьяну Карнауху, указывает какая-то нищая баба! Рот затыкает! Да ещё и на слабость ума намекает!» Негодованию Демьяна не было границ. Наконец он отыскал взглядом невзрачного вида селянку и злобно уставился на неё.
– Я что-то не расслышал, кто это там тявкнул, – противно притворным голоском произнёс Демьян. – Уж не ты ли это, Авдотья, решила сама поверховодить тут? А?! Ну так запомни раз и навсегда: ты мне не указ! – в последних словах уже без притворства звучала злоба.
Но, как оказалось, эта невзрачная на вид Авдотья была куда смелее многих согнувшихся здесь мужиков, и молчать не стала.
– Указ не указ, а Асташонок хоть и шалит по мелочи, зато в тяжкую годину скорее других на выручку придёт. И хозяйство тянет не хуже некоторых мужиков. А насчёт бедности, так кто ж виноват, что выпала ему такая доля…
Ефимка был несказанно удивлён. Какого-либо заступничества он меньше всего ожидал именно от таких тихих и незаметных селян, как тётка Авдотья. Для этой простой деревенской бабы он был никто. Так, при встрече «здрасьте-здрасьте» – и больше ничего. Как бы то ни было, а поступок тётки Авдотьи Ефимку ободрил.
А вот Демьян ещё больше взбеленился при напоминании о тяжкой доле Ефимки.
– У меня тоже такая доля была, да вот выбился в люди! – уже совсем не на шутку разошёлся мужик, не преминув, однако, лишний раз намекнуть о своём благополучии. – И не грабил никого! Всё своим горбом вытянул! А этот, – он ткнул пальцем в сторону Ефимки, – похоже, уже разбоем начал промышлять! Утробу-то надо чем-то напихивать! А де зимой чего добыть?! – Демьян обвёл перепуганную толпу многозначительным взглядом и сам же ответил: – Правильно: кистень в руку – да на шлях!
– Не надо хлопца в грязь топтать, – не унималась «наглая» баба. – По твоему соображению, Демьян, так нам тут всем разбоем надобно заниматься, потому как у всех утроба урчит от голода. Уж не думаешь ли ты, что все мы можем пойти на такое?.. Ну а насчёт того, как ты выбился в люди, так никто ж не забыл, как лучшие наделы земли тебе достались…
– Попридержи язык свой собачий! – Демьян для острастки даже слегка замахнулся на неугомонную бабу. – Кто другим не давал так поступать?
– Так ведь не каждый со спокойной душой может пустить чужих детей по миру с сумой… – тихо буркнула Авдотья, на этот раз, однако, сама испугавшись своей дерзости.
Демьян с нескрываемой ненавистью зыркнул на Авдотью, но промолчал, сочтя за лучшее быстрее замять этот разговор. Обведя всех прищуренным взглядом, он вдруг понял, что теперь далеко не все разделяют его соображение насчёт Асташонка. Но Демьян был мужиком изворотливым. Кто-кто, а уж он точно не лыком шит! Ему очень уж хотелось до прибытия полицейских самому разобраться в этом неслыханном преступлении. Тогда уж точно его заприметят в уезде, а может быть, и выше. А это шанс заполучить место старосты. Хотя, конечно, тут и от этого сброда будет многое зависеть, но Демьян надеялся, что будет как всегда: что сверху скажут, то и станется. Так что упускать свой шанс прославиться он не собирался.
– Сейчас сказ не обо мне вести надобно, – как бы смирившись с выпадами в свой адрес, важно начал Демьян. – Перед нами вон какое горе, и сейчас виновного надо шукать, а не былое ворошить… Не сама же Лушка дала мужику обухом по потылице1. А теперь вот и пораскиньте умишком: от кого, как не от Асташонка, можно ожидать такого?! Грошики-то у Буслая водились… да, видать, кому-то позарез они тоже понадобились… И тут покумекайте! До Рождества ещё три недели, а у Асташонков дома уже голодают, и в коморе небось хоть шаром покати. Ну… и чего ж всем вам не понятно?
