Лишь на мгновение замешкалась колядная ватага. Всеобщий задор быстро отмёл все сомнения, и повалила гурьба к панскому дому.

Семья пана Ружевича тоже отмечала приход Рождества. Но не так, как когда-то в былые времена: с размахом, торжественностью и дорогими подарками. Сегодня в праздничный вечер Ружевичи скромно сидели за столом, вкушали трапезу да, стараясь скрыть унылое настроение, незаметно вздыхали.

Пана Ружевича угнетали неурядицы в фольварке. Чтобы сократить расходы, он сам, супруга и даже паненки уже не чурались чёрной работы и зачастую трудились наравне с прислугой и крестьянами.

Анджея Ружевича брала тревога и за сына Зибора, и уж, конечно же, не давала ему покоя тайна нападения на Буслаев. Так что особого веселья в этот праздничный вечер у панской милости не наблюдалось.

Софья Николаевна, супруга пана Ружевича, тоже задором не полнилась, хотя, можно сказать, это было её обычное состояние. Она имела удивительное свойство всегда оставаться незаметной: никогда ни с кем не спорила, не повышала голос и по возможности всегда избегала лишнего внимания к себе. Для тихой и невластной женщины шумное общество было в тягость, особенно в последние годы. В былые времена ей часто приходилось терпеть и пышные застолья, и сальные шутки подвыпивших гостей и при этом казаться хлебосольною хозяйкой. Такова уж выдалась её натура, которой больше подходила роль серой мышки. А в немногие праздничные дни этой «серой мышке» хотелось лишь чего-то доброго, тихого и душевного.

Сидя за столом, старшие сожалели о былых, более счастливых временах. Младшие журились о настоящем: паненки сидели в чопорной благопристойности, но сердца их обливались кровью, слыша доносившиеся из деревни весёлый смех и песни. А тут ещё Палашка столько интересного понарассказывала о том, как гуляет и шалит молодёжь на колядки, что юных девиц тоска прямо-таки аж разбирала.

Накануне узнав, что Палашка намерилась в эту ночь сбежать и тоже предаться колядным потехам, паненки и вовсе загрустили. А запретить ей им было совестно. Меж собой Мария и Гражина не раз вели речь о том, чтобы тоже погулять в Рождественскую ночь. Но вот дальше мечтаний дело не шло: они и позволения не решились бы спросить у пана Ружевича. Принадлежавшие к другому сословию, девицы прекрасно осознавали, в какой свет им разрешено выходить. Да вот только здесь, в глухом Полесье, этого света настолько мало, что юные паненки просто задыхались от нехватки общения – хоть светского, хоть просто человеческого.

В таком вот минорном настроении семья Ружевичей встречала Рождество.

И вдруг на дворе дружно завелись собаки, а через минуту послышался странный шум, какие-то стуки, топот. Собаки уже просто разрывались от яростного лая.

За столом в панском доме все испуганно переглянулись и замерли.

В столовую вбежала оторопелая прислуга.

– Что там происходит? – строго спросил пан Ружевич.

– Дык… ето… – замялась кухарка, а потом вдруг разом и выпалила: – Коза пришла!

Палашка, вскочившая следом за кухаркой, в подтверждение возбуждённо закивала головой. Было заметно, что прислуга взволнована, но вот волнение это было явно не из тревожных. А Палашка – та и вовсе не могла сдержать тянущиеся к ушам уголки губ.

Затрепетали молодые паненки, ну очень уж им хотелось чего-то яркого в этот праздничный вечер.

Что за коза явилась под окна панского дома, все сразу же поняли. А вот как принять ее – ждали решения главы семейства. Как-то уж непривычно было, чтоб колядующие дерзнули заявиться на панский двор.

Решение вельможного пана зачастую зависело от его настроения. Вот и сейчас никто с уверенностью не мог сказать, как он поступит: примет колядующих по христианским обычаям, или прикажет гнать со двора непрошеных гостей.

И вдруг у крыльца зазвенела звонкая песня – неожиданная, задорная, колядная!

      Сёння Ангел к нам спустився

      И пропел: «Христос родився!»

      Мы пришли Христа прославить,

      Всех вас с праздником поздравить!

Все с нетерпением и даже прямо-таки с какой-то мольбой в глазах воззрились на пана Ружевича. Даже Софья Николаевна, встретившись взглядом с супругом, едва заметно улыбнулась и так же незаметно чуть кивнула головой в знак согласия.

– Ну что ж, – видя нетерпение в глазах семьи, важно произнёс Ружевич, – не пристало нам отверзаться от поющих во славу Христа. Пойдёмте посмотрим, что там за коза к нам пожаловала.

Паненки сорвались с мест – где и приличия благопристойные делись – и кубарем понеслись в переднюю, а затем, наспех накинув на плечи что под руку попало, выскочили из дома. Не особо задержались и все остальные. Загоревшимся взорам вываливших на крыльцо людей предстало живописное зрелище.

Гурьба молодёжи с целую дюжину, вырядившись кто в простые одёжки, а кто в животных рожки, ножки да кожки, дружной ратью выстроилась перед крыльцом; многие хлопцы щедро разукрасили себя сажей, при этом было явно заметно, что сажи они нисколечко не жалели; некоторые умудрились прицепить себе бороды из кудели, и поэтому были похожи то ли на леших, то ли ещё на каких-то сказочных персонажей. А вот девчата в этот вечер были беспощадны к буракам: их щёки даже при свете месяца выделялись густым румянцем; две девчины затейливо украсили себя пёстрыми лентами. В середине колядующих хлопец, словно ратный стягоносец, высоко над головами держал на длинной палке объёмную восьмиконечную звезду. Внутри этой звезды, обтянутой белым тонким холстом, горела свеча, создавая удивительное впечатление: казалось, что светится вся звезда! Но особенно приковывала к себе всеобщее внимание коза! Вывернутый шерстью наружу кожух придавал удивительное сходство человеческой фигуры с животным. Маской на лице служил кусок овчины – тоже шерстью наружу – с прорезями для глаз и рта. А вот рога для козы где-то раздобыли настоящие – не из бересты скрученные и не из гнутых палок вырезанные, а самые что ни на есть козьи. Одним словом, коза была всем на зависть хороша, да и, судя по всему, с немалым норовом!

Ещё раз спев песню во славу Христа, колядующие принялись и за хозяев.

Добрый вечер тому, кто в этом дому,

А в этом дому пан хозяин на покуте,

Да на покуте, сам весь в золоте!

Ему жити-быти, да пиво варити,

Пиво варити, да сына женити,

Горелку гнати, дочку замуж давати!

Счастья всем вам чашу полненьку,

Чтоб доля ваша была дюже годненька!

Глаза панночек горели и искрились, искрились и горели от представшего перед ними дивного зрелища. Не любящая шумных компаний Софья Николаевна на этот раз была настолько тронута, что на глаза невольно навернулись слёзы. Пан Ружевич довольно крякал и уже прикидывал про себя, как бы это отблагодарить этих молодых крестьян, догадавшихся так кстати скрасить им праздничный вечер. Ну а прислуга, кто постарше, вспомнив свою молодость, подпевала, хлопала в ладоши и ухала вместе с колядующими. Но больше всех была рада Палашка. Ведь это её друзья и товарки прибыли сюда, хотя она и сама век такого не ожидала. А то, что даже она не могла сразу признать, где кто, её крайне забавляло.

Видя, что хозяева впечатлены проводимым обрядом, колядующие и вовсе воодушевились. И ещё звонче зазвенели под ясным месяцем колядные напевы! Нигде ещё колядующим не удавалось так легко и задорно петь, плясать, веселить хозяев и веселиться самим!

      Колядуем, колядуем!

      Мы горелку носом чуем!

      Оком мы закуску бачим

      Не дадите – мы заплачем!

Сразу после этого куплета коза до того потешно начала голосить, чтобы ей дали горелки и закуски, что даже сам Ружевич, внешне старавшийся сохранять полагающуюся ему важность, не удержался и, махнув рукой, от души рассмеялся. Хохотали и гости и хозяева. Одни были рады, что в такой праздник им подарили отличное настроение, другие – что всё так удачно вышло. А ведь каждый из колядующих в душе сомневался: не погонят ли, не натравят ли собак. Всё и так ловко получилось, а тут ещё пан Ружевич отправил супругу с кухаркой за угощением. На радостях девчата начали выдавать такие затейливые запевки, от звонкости которых даже голосистые собаки-дворняжки стыдливо приумолкли.