Слава хитокири Баттосая и слухи, подстегиваемые ею, были, если говорить по правде, обоюдоострым оружием. С одной стороны, убийства Химуры более эффективно вызывали страх в Бакуфу, что выгодно использовалось, с другой стороны, идентификация Химуры становилась выгодным товаром. Если силы Бакуфу выяснят его имя или даже частичное описание, они перевернут город, чтобы найти мальчика. Его уникальная внешность, конечно, будет им только на руку.

Но если мальчик действительно сходит с ума, то это больше, чем катастрофа. Нет, абсолютно необходимо с ним встретиться и самому увидеть, как обстоят дела.

По этой причине Кацура вместе с Катагаи остановился в поместье своего коллеги из Чоушуу. Неидеальное решение, но соответствует легенде, прикрываясь которой он принимал участие в заседаниях по делам клана.

Сейчас, после месяца, проведенного в дороге, приятно было отдаться своим мыслям в прекрасном саду усадьбы. Созерцание кои действовало умиротворяюще. На минуту он почти забыл о своих заботах.

– Они здесь, – кашлянул Катагаи.

Кацура кивнул телохранителю и развернулся. Химура шел за Иидзукой по каменной тропе. Мальчик немного вырос, может, на пол-ладони. Однако самые большие изменения произошли в выражении его лица. Пропало невинное детское удивление, широко распахнутые глаза и наивный оптимизм.

Взгляд мальчика стал резким, глаза бдительными, не давая и намека на мысли в голове. Нет, перед ним был не ребенок. И шрам на щеке каким-то образом добавлял эффекта. Словно он смотрел на опасного, хоть и несколько низкого и изящно сложенного человека. Подумать только, год назад все постоянно сомневались в навыках мальчика – так больше не усомнятся. У Кацуры упало сердце.

Это сделал я.

Нет. Сейчас не время для сомнений. Ему нужно было увидеть, зашел ли мальчик так далеко, как утверждал Иидзука, или его выводы оказались преждевременны.

– Давно мы не имели возможности увидеться, – осторожно начал Кацура, стараясь сделать голос легким и приветливым. – О, кто-то оказался в состоянии причинить тебе вред?

Мальчик даже не моргнул глазом, пробормотав вежливо:

– Это случилось из-за моей невнимательности.

Кацура кивнул и остановился, чтобы рассмотреть его. Не то, чтобы он сомневался. Год назад Такасуги сказал, что мальчик смог легко победить его в поединке. Учитывая, что командир Кихетай был одним из лучших мечников, каких он когда-либо знал, то маловероятно, что новобранец шикарного киотского Мимаваригуми смог зацепить его убийцу.

Однако что-то беспокоило его в этом мягком тоне… и разве Иидзука не говорил что-то о сомнениях в решимости мальчика продолжать борьбу за идеалы Ишин Шиши? Кацура тайком поглядел на Иидзуку.

– Что-то не так? – тихо спросил мальчик.

Да, мне нужно увидеть, думает ли он все так же. Кацура улыбнулся.

– Нет, совсем наоборот. Сегодня я присутствую на встрече с Тошимару и Миябе. Мы будем обсуждать вопросы клановой политики.

– Вы хотите, чтобы я сопровождал вас, как телохранитель?

– Нет. Я бы хотел, чтобы ты присоединился ко мне как мой помощник, – ровно сказал Кацура, серьезно глядя на мальчика.

Год назад, когда он только присоединился к их борьбе на благо народа, то самоотверженно помогал так, как только мог. Для него восстание против Бакуфу было не ради личного признания, борьбы за лучшее место, и в этой борьбе не было ничего общего с местью за старые обиды… нет, это было искреннее желание построить лучший мир. Тогда Кацура был под впечатлением от мальчика. Нет, не мальчика – Кеншина.

Кеншин поделился своей мечтой о будущем и, что более важно, был готов предоставить свои навыки и свое сердце для достижения этой цели.

Те мгновения, которые они ожидали ответа, становились удушливыми. Иидзука не смог удержаться и подтолкнул Кеншина.

– О, как хорошо! Такая честь для тебя.

Это словно сломало стену бесчувственной холодности, которую Кеншин выстроил вокруг себя, и всего на секунду его глаза вспыхнули ужасом от такой идеи. И Кацура не мог не почувствовать облегчение. Он не удивился, когда через минуту Кеншин тихо ответил:

– Я должен отказаться.

– Эй, твое имя может войти в историю, – Иидзука все еще пытался склонить его.

Теперь Кацура знал, что это бесполезно. Иидзука ошибался в их убийце. Решимость Кеншина не ослабла и ничего в его сердце не изменилось.

– Хитокири лучше держаться в тени, насколько это возможно. Я не заинтересован в славе. Если мы построим новую эпоху, в которой все смогут жить в мире, этого достаточно. Если больше ничего нет, я прошу меня извинить, – пробормотал Кеншин и ушел. Просто так, не раздумывая и не ожидая разрешения.

– Эй, иди сюда! – крикнул Катагаи, оскорбленный нарушением этикета. – Что за отношение! Как он смеет отвечать на вашу доброту таким образом!

Кацура не мог не усмехнуться с нежностью. Кого заботит нарушение правил? Какое это вообще имеет значение?

Иидзука, кажется, считал иначе, думая вслух.

– Это никуда не годится. Может, он убивал слишком много, но последнее время он ведет себя странно. Я думал, что он проявит какой-то интерес, если мы повесим приманку прямо перед его носом.

– Приманку? – Катагаи нахмурился. – Подождите… Кацура-сан проделал весь этот путь…

– Называйте как хотите, – пробормотал Иидзука, глядя в сторону, погруженный в свои мысли.

Несмотря на то, что Иидзука ошибался относительно решимости Кеншина бороться за дело, он был прав относительно его поведения. Там, в Хаги, Кеншин был так застенчив и вежлив… и эта холодная, почти бесцеремонная решительность резко бросалась в глаза.

– Иидзука прав. Но я видел одну вещь… – вздохнул Кацура. – Может, он и ведет себя странно, но его сердце не изменилось с тех пор, как я встретился с ним. Может, потому что тогда он был так молод, эти изменения так разительны, но его сердце не изменилось.

– Приятно слышать, – заметил Катагаи.

Но правда ли это? Кацура нахмурился, не совсем уверенный в этом. Потому что даже если сердце Кеншина не изменилось, что-то точно произошло. Вспоминая короткую встречу, он размышлял вслух:

– Именно потому, что он не изменился, он начинает чувствовать, как ужасно разрушает работа хитокири.

В конце концов, никто не может остаться чистым, убивая столько людей.

Нет, одна часть Кеншина осталась неизменной… но другая становилась безжалостным убийцей.

В последнее время Кеншин опирался на Кенту все больше и больше. Нет, если быть до конца честным, он нуждался в том, чтобы тот проскальзывал на его сторону стены все чаще и оставался все дольше.

Это было легко. В конце концов, стена между ними становилась все ниже и ниже. Часть его была от этого в ужасе. Он по-прежнему нуждался в Кенте, о боже, как он нуждался в нем!

Но в то же время, это была не компания, дружба, комфорт, которого он хотел больше всего. Нет, ужасная правда заключалась в том, что когда он был на его стороне, Кеншин ощущал такое чудесное онемение. Он становился быстрее и сильнее с ки, и использовать ее внутри было так легко. И когда холодность Кенты охватывала его, проще становилось не заботиться о том, кто его цели, оставаться спокойным и собранным на задаче.

В одиночку он смущался, начинал задумываться… Проще говоря, он слишком беспокоился.

Но вместе с Кентой он просто переставал думать и убивал.

Кеншин даже не понял, когда начал это делать. Месяцы работы слились в одну нескончаемую ночь. Он даже не был уверен, хочет ли он, чтобы дух оставался на своей стороне стены. Может, потому, что Кента продолжал утверждать, что вместе им лучше.

Они даже почти не разговаривали.

Может, мне пора снести последние куски стены и покончить с ней? Кеншин задумался, глядя на дно своей чашки с саке. В конце концов, почему бы и нет?

Конечно, Кента был с ним всегда. Он всегда думал о духе, как о лучшем друге, единственном, то всегда был на его стороне, кого никто не сможет у него отнять. Но если он и дух будут вместе, потом они не смогут разделиться снова… и они были хороши вместе.