Это сработало.
Сработало в том смысле, что ему больше не грозила опасность вскочить посреди ночи с криком, рвущимся из груди. Нет, вместо этого он просыпался от малейшего шума, ощущая себя тонущим в крови. Почти задушенным этим ощущением. Это было омерзительно. Слава богам, Кента был рядом, помогая ему успокоиться.
Если люди узнают, они подумают, что я маленький слабый ребенок. Так Кеншин думал, хмуро взирая на тонкие бумажные стены, отделяющие его угловую комнату от остальных. Эти стены не могли скрыть ни малейшего шума – факт, с которым Кеншин уже познакомился, отлично слыша соседей, даже если не хотел этого.
Однако в его кошмарах проявилась некоторая особенность, которая в некоторой степени была благословением – они были не столь ужасны, как в детстве. Нет, Кеншин предпочитал каждую ночь тонуть в крови, нежели чем кричать и просыпаться в мокрой постели. Ему очень не хотелось бы выяснять, насколько это было бы унизительным.
Кеншин покачал головой и обхватил колени. Нет, кошмары пройдут. Они всегда проходят. Мне просто… нужно привыкнуть.
Однако это решение не помогло, когда пришло время второго убийства.
Кацура-сан пригласил его на чай, а затем вручил ему имя правительственного чиновника, предупреждая его, что старик, как правило, передвигается с телохранителем. Кеншин кивнул в оцепенении, прежде чем попросить получше описать мужчин, на всякий случай. В конце концов, последнее, чего ему хотелось, это повторить то безобразие, которое возникло во время его первого дела.
Кацура-сан удовлетворил его запрос, понимающе кивнув, и рассказал о наиболее значимых характеристиках объекта и его приближенных, причем так, будто бы он лично знал тех людей, которых описывал. Все очень четко. Потом, прежде, чем Кеншин успел спросить, Кацура-сан продолжил, рассказав ему, почему именно эти люди должны быть убиты, и напомнил, что никто не должен знать о его существовании.
Смысл этих тщательно подобранных слов был предельно ясен. Если кто-нибудь увидит Кеншина в деле, он тоже должен умереть.
Так что Кеншин отправился в засаду на запланированном пути политика. Выбранное место находилось на окраине города, на тихой улочке. Он спланировал все заранее, чтобы на этот раз убийство прошло гладко, чтобы у него не было возможности засомневаться. Он даже поклялся, что ни одна капля крови не упадет на него. В конце концов, именно кровь стала причиной его почти сумасшествия в прошлый раз.
Нужное время, нужное место… и нужный человек пришел в сопровождении здоровенного телохранителя.
… Но все-таки, как сложно просто подойти и убить их.
Присутствие ки у обоих мужчин было жалким. Ки старого политика была едва заметна, и настолько слабая и колеблющаяся… А у телохранителя? Чуть лучше, но тем не менее не угроза ему. С первого же взгляда Кеншин знал, что убить этих людей не проблема. Двое против одного? Даже это не имеет значения. Эти люди еще слабее, чем два самурая в Сетцу, с которыми он столкнулся, когда ему было одиннадцать…
Эти люди прошли мимо его укрытия, совершенно не обращая внимания на опасность, пока он боролся с самим собой. И почти ушли… Когда Кеншин понял это, он бросился вслед за ними и убил их. Просто. Легко, как детская игра.
Кровь не пролилась на его одежду, но политик успел вскрикнуть. Этот бессловесный звук заставил Кеншина почувствовать себя намного хуже. Ужас мужчины задержался в его памяти намного дольше, чем запах крови.
Иидзука-сан нашел его, взирающего на людей, разрезанных на куски, пытающегося выровнять дыхание. Ревизор просто похлопал его по спине и сказал: «Хорошая работа». Затем он приколол на тела знак Ишин Шиши – Тенчу. Казалось бы, неуважительное действие. И к умершим, и к тем, кто их увидит. Но Кеншин знал, что главной причиной этих убийств была угроза Бакуфу. Чтобы это сработало, все должны знать, кто несет ответственность. В столице было много революционных групп, и Ишин Шиши только одна из них. Кацура-сан, кажется, только и делал, что разговаривал, льстил и заключал с ними союзы каждый божий день.
Не сказать, что Кеншин был удивлен, когда Кацура-сан сказал, что ему нужно покинуть столицу по делам. И пока лидер будет далеко, Иидзука-сан будет отдавать ему приказы и разрешать любые проблемы, которые могут возникнуть. Что же касается остального, то проживание Кеншина в гостинице было оплачено, а сам он будет получать жалование, так же, как и остальные самураи Чоушуу, сражающиеся за общее дело.
Просто его работа заключалась в убийстве по приказу.
Единственная проблема с его окружением была в том, что ему не очень нравился Иидзука-сан. Этот мужчина чувствовался в некоторой степени двуликим – его лицо и ки говорили совершенно разное. На лицо Иидзука-сан был дружелюбным и уверенным в себе, но его ки колебалась, слабая и нерешительная. Все это было похоже на двойственность Кацуры-сана, только в обратном порядке – внешнее дружелюбие маскировало слабость, а не силу.
Или, может, он снова все усложняет? Разве важно то, что он думает о своем ближайшем начальнике? Кацура-сан просил его сделать это, и он сделает… потому что это необходимо для их общей цели, чтобы создать мир, в котором люди могли бы жить в мире и счастье.
Так что Кеншин просто кивнул, вот и все.
После этого работы только прибавлялось. Поначалу раз в неделю или около того, затем два раза, а после даже трижды в неделю. Его кошмары стали еженощным событием. Практически невозможно стало исчерпать свои силы полностью, так чтобы лучше спать. Неважно, сколько он тренировался во дворе в одиночку, это просто не работало. К тому же тренироваться одному было просто бессмысленно. Бегать по городу? Он уже запомнил улицы, и у него было не так много лишних денег или необходимости покупать вещи. И он был не из тех, кто вступает в разговоры с незнакомцами. Но иногда… расслаблялся, просто наблюдая за людьми. Единственная проблема в том, что ничего из этого не утомляло его.
Нет, ему нужно выяснить, как лучше спать. Предпочтительно до того, как его сон будет полностью нарушен. И без того плохо, что он не спит ночами, нервничая по поводу новой работы, но что, если люди узнают, что его мучают кошмары, как маленького ребенка? Кеншин нахмурился. Он не ребенок. Даже если кажется таким.
Его мягкий футон по-прежнему был аккуратно сложен в углу. Ему до сих пор не удалось его использовать. Не тогда, когда он так взвинчен, слыша всех людей вокруг и зная, что все, что его ждет во сне – кровь и крики.
Однажды вечером Кеншин заметил волчок Касуми, лежавший поверх его дорожной сумки. Это просто детская игрушка, но, увидев ее, он вспомнил о ней. Не ее предсмертный хрип или невидящие глаза, которые он закрыл перед тем, как похоронить ее. Нет, хорошее. Ее мягкий материнский голос, когда она утешала его, позволяя побыть ребенком немного дольше. Это было постыдно, но он так устал от чувств, будучи не в состоянии уснуть, что проглотил смущение, привязал нитку к волчку и закрутил его. Яркие цвета смешались, создавая радугу.
Словно что-то застряло в горле, мешая дышать. Но он повторил это снова, еще раз запуская волчок.
Мало-помалу все прошло, оставляя после себя странное спокойствие. Он больше не чувствовал себя таким беспокойным. Нет, вместо этого показалось, что если он просто прислонится к своей стопке книг и сожмет меч в руках…
Он выпал из реальности прежде, чем пришла следующая мысль.
На следующее утро он проснулся на рассвете, заслышав слуг, бродящих по коридорам. Как-то отстраненно он понимал, что ему снова снилась кровь и вопли. Но так или иначе, это было не так плохо теперь, когда он смог вспомнить мягкий шепот Касуми: «Живи, Шинта. Живи. Живи ради меня».
Такая маленькая деталь, но она сделала кошмары почти выносимыми. С тех пор он держал волчок при себе. Всегда.
Так или иначе, после этого работа казалось легче. Дух беспрекословно поддерживал его всякий раз, когда он нуждался в этом, а в остальное время… он учился справляться. Или может, просто привыкал к работе.