– Да, она. Что с ней случилось?
– Хммм. Не могу сказать. С ней было все в порядке, когда я в последний раз ее видел. Она пошла в поле за матерью. Ее отец был очень расстроен. Я дал им денег и велел уходить и начать жизнь снова в другом месте.
– Это хорошо. Так с ней все в порядке?
– Ну, не считая того, что ее дом сгорел, и она стала свидетельницей убийства, да, она в порядке.
Убийства? Да, те самураи умерли. Но почему? И как? И дом сгорел?
– Почему дом сгорел?
– Я не знаю. Все, что мне удалось понять из бормотаний Коута-сана, самураи сожгли его за долги. Кстати о самураях. Не хочешь рассказать мне, как они умерли?
– Я… я… Они угрожали Коута-сану. Сломали ему ребро. Мия расстроилась и пыталась помочь своему отцу. Она разозлилась и начала кричать на них, – Кеншин, заикаясь, пытался вспомнить, почему, почему… – Она называла их плохими словами, и… и… тонкий хотел убить ее за это. Он обнажил меч… Я… я хотел защитить ее. Коута-сан не делал ничего, чтобы помочь ей, просто умолял смилостивиться, это было так неправильно…
– Хотел защитить ее, хм?
– Да.
– Ну так что случилось?
Что случилось? Что я сделал? Вспомнить становилось все труднее. Он был так зол. Он тоже испугался, но хотел быть героем, так что…
– Я сказал им, чтобы они отпустили ее. Они назвали меня иностранцем, и… и спросили, как я собираюсь защитить Мию и Коута-сан. Увидели мой меч и сказали, что мне нельзя носить меч. Я был так зол. Я хотел навредить тонкому, а потом… кто-то душил меня. Забрал мой меч и бросил его как мусор. Я не мог дышать, я чувствовал себя таким беспомощным и сердитым, и бесполезным, и… и…
– Дыши, мальчик. Успокойся. Вот так. Нет причин расстраиваться. Что сделано, то сделано. Просто скажи мне, что случилось.
Кеншин сглотнул, пытаясь упорядочить свои бессвязные мысли.
– Я не знаю, что случилось. Но думаю, я пнул того, кто держал меня, взял меч и… а потом я ударил тонкого. Но тогда другой напал на меня, и у меня не было времени, чтобы подумать, так что я увернулся и ударил по его позиции так, как вы меня учили, и… О!
– Что «о»?
– Думаю, я убил их, – прошептал Кеншин, и его глаза распахнулись.
Я убил их. О боже, я убил самураев. Нет, нет, нет!
– Да, именно. Довольно чисто, это факт. Одного ударом в сердце, другому распорол живот. Эффективно, – спокойно сказал Мастер.
Конечно, Мастер будет спокойным! Мастер убивал людей. Но Кеншин никогда никого не убивал.
– То, чего я не понимаю, так это почему ты счел необходимым вмешиваться. Они самураи. Они имели законное право согнать жильцов с земли, принадлежащей их господину. На самом деле они просто выполняли свои обязанности.
Кеншин все еще пытался найти слова, все еще приходил в себя от осознания того, что его руки запятнались кровью. Но законные права? Обязанности?
– Они приказали Мие и Коута-сану убираться из дома! Они не стали слушать, когда Коута-сан сказал им, что в ближайшее время у него будут деньги. Что его сыновья возвращаются с деньгами, чтобы заплатить налоги.
– Они не должны были слушать Коута. Им было дано поручение, и их обязанностью было повиноваться.
– Но они угрожали убить Мию за те плохие слова!
– И имели на это законное право.
– Но это неправильно! Как это может быть правильным?
– Таково положение вещей. Это нехорошо, но так заведено. Так ты за это убил их?
– Да, – прошептал Кеншин. С этой точки зрения все было очень плохо, не так ли?
– Убить самурая это преступление. И преступление, которое карается смертью, помешать выполнению их обязанностей, – Мастер спокойно рассуждал, и его ки ощущалась очень холодной.
– Я знаю.
– Так почему же ты это сделал?
– Я… Я думал, что они плохие люди, и угрожают невинным. Так что я хотел поступить так, как вы. Так, как вы говорите, следует использовать Хитен Мицуруги.
– Хмм…
– Я был неправ? – спросил Кеншин, испугавшись. Однако Мастер не казался сердитым. Немного разочарованным, возможно, но не сердитым.
Эти самураи были плохими людьми. Именно так, я знаю. Но если они были в своих законных правах, это значит, что они были правы в соответствии с законом? Кеншин задумался. Он сомневался, потому что все еще не чувствовал себя неправым за то, что остановил их. Но это значит, что плохие люди могут делать плохие вещи, и все в рамках закона?
– Я не говорю, что ты был неправ, пытаясь защитить девочку. Но ты был неправ, когда вмешался. Если бы ты не вмешивался – особенно таким образом – ситуация могла бы сложиться лучше или хуже, но у тебя бы не возникло неприятностей с законом.
Неприятности с законом… Кеншин резко вздохнул, осознание произошедшего захлестнуло его.
– Я пытаюсь тебе объяснить, что существуют более эффективные способы справиться с такими ситуациями.
Я убил самурая. Это преступление. Оно карается смертью.
– Что будет со мной?
– За попытку следовать кредо Хитен Мицуруги? За защиту невинных? От властей ничего, хотя у меня есть что сказать по этому поводу. Но от меня? О, ты получишь хороший урок, который никогда не забудешь, о том, как подчиняться приказам и пользоваться здравым смыслом. Не сейчас, когда вернемся домой, и ты поправишься. – Мастер усмехнулся. – Глупый ученик.
Звучит не так уж и плохо. На этот раз он почувствовал себя хорошо от того, что его назвали «глупым учеником». Это значит, что он остался учеником. Мастер не собирается отказаться от него.
Кеншин тихо зевнул, истощение снова сморило его.
– Хммм. Снова устал? Ну спи. Я разбужу тебя перед ужином.
И он заснул.
Кровь.
Запах крови. Такой острый и тяжелый…
Отвратительный.
Он подкрадывается к ноздрям и поднимается ко рту. Он хочет подняться, но не может. Он тонет в нем. Он весь облит им.
Кровь. Крики. Крики…
Тишина.
Почему все прекратилось? О… Это я кричал.
Отчаянно глотая воздух, Кеншин пытался восстановить дыхание, но сердце билось быстро, как у кролика.
– Мальчик! Кеншин! Соберись!
Вдох-выдох! Почему так трудно дышать?
Он пытался взглянуть туда, откуда исходил голос Мастера, но почему в глазах так туманно?
О, он плачет…
– Дыши, мальчик. Просто дыши. Все закончилось.
Вдох и выдох. Вдох и выдох.
Постепенно дышать стало легче, и сердце уже не пыталось выскочить из груди.
– Это был просто сон, Кеншин. Успокойся.
Он был спокоен. Был! Но сон? С каких пор сны так реалистичны? И почему он все еще чувствует себя мокрым? Здесь нет ни капли крови.
Он посмотрел вниз.
У него была мокрой постель.
На следующий же день после связного разговора с Кеншином стало понятно, что с мальчиком не все хорошо. Вернулись ночные кошмары. Впервые за последние три года мальчик кричал всю ночь и обмочился в постель.
Какой позор. Господи помилуй, мальчик уже подросток!
Но Кеншин совершил убийство. Смерть нехороша и для того, чтобы стать ее свидетелем, не говоря уже о том, чтобы свершить ее собственными руками. И хотя мальчик подрос, он все еще оставался ребенком. Ребенком с длительной психологической травмой и впечатляющей коллекцией страшных воспоминаний.
Так что на самом деле все это неудивительно.
Они продолжили свое путешествие, и хотя он ему не надоедал, Хико нес Кеншина тогда, когда тот не мог двигаться сам, потому что невозможно было предсказать, насколько далеко и как быстро распространялись слухи об убийстве. Были неплохие шансы на то, что о преступлении забудут на таком большом расстоянии.
В конце концов, подобные нарушения происходили по всей стране. И приводили ко все более и более суровым наказаниям, с помощью которых Бакуфу пыталось контролировать ситуацию. Однако теперь слух об убийстве самурая иностранцем мог спровоцировать беспорядки, и по-прежнему напряженная ситуация могла перерасти в полномасштабный хаос. Безопаснее всего затаиться и ждать, пока все поутихнет. Все, что им нужно – вернуться в дом двенадцатого мастера в Нагато.