Кеншину становилось лучше, хотя потеря сна мешала его выздоровлению. Хико до сих пор не понимал, почему мальчик так уничтожен. Для этого не было никакой логической причины, и у мальчика не было никаких повреждений.
Но потом Хико начал подозревать, что в это дело была вовлечена ки, и это была та проблема, с которой он помочь не мог. Нет, лучшее, что ему остается, это ждать и надеяться.
В провинции Суо их наконец настигли слухи об убийстве самурая, и что клан Куто требовал крови. Слухи также сообщали, что иностранец был не один – его сопровождал ронин. Некоторые слухи были настолько дико нелепыми, что Хико перестал волноваться. Иностранец застрелил самурая, потому что все иностранцы использовали огнестрельное оружие. Иностранец влюбился в девушку и подрался из-за нее. Иностранец собрал целую армию ронинов и напал на местное правительство. Армия ронинов, возглавляемая иностранцем, пыталась свергнуть сёгунат.
Многие слухи были даже забавными в их ошибочности.
Но среди всей этой ерунды и жалкой лжи, скучной и глупой, были две вещи, остававшиеся неизменными: иностранец убил самураев, а ронин помог ему сбежать. Это делало идентификацию Хико и Кеншина весьма вероятной – несложная головоломка, учитывая его мечи и волосы мальчика. Так что, когда они оказывались на больших дорогах, Хико прятал мечи в одеялах и закрывал волосы Кеншина платком, оторванным от подола собственного кимоно.
Почти через месяц они наконец добрались домой.
Домой.
И когда старая хижина стала домом?
Кеншин в очередной раз стирал мокрую одежду и белье. Как он ненавидел это. Он же почти мужчина, а не маленький ребенок. Так почему же это происходит? К счастью, Мастер не комментировал, просто тактично игнорировал происшедшее.
– Сны последуют своим курсом, – сказал он, пожав плечами.
Но ночи, наполненные запахом крови, криками и воплями не отпускали. И Кеншину было стыдно больше всего на свете. Дух продолжал утешать и ласкать его, напоминая, что они спасли Мию, они были правы. Даже Мастер не считал, что убить было неправильно с его стороны. Но Кеншин все равно не мог отделаться от чувства вины и чего-то жгучего.
Когда он осмелился спросить об этом, Мастер ответил так же, как и всегда:
– Меч это оружие. Кендзюцу это искусство убивать. Какие бы красивые слова ты ни использовал, это его истинная природа. – Затем Мастер кивнул и задумчиво добавил, – Кеншин, как ученик, обучающийся кендзюцу, ты должен понимать это. Убийство это одно из явлений нашей жизни. Однако если возникает такая необходимость, ты должен хорошо подумать, кого ты должен убить. Хитен Мицуруги это древний стиль, созданный для защиты слабых, но как ты будешь его использовать для этой цели… вот чему тебе надобно научиться.
Кеншин кивнул, но хотя слова имели смысл, это была своего рода лекция, которая ему не понравилась. Он знал принципы Хитен Мицуруги и думал, что понимает их.
Он знал, что убийство это необходимая вещь. Существовали злые люди, которых необходимо было убить. Хитен Мицуруги использовалась именно для этого. И в этом Мастер был непреклонен. Но Мастер настаивал, что ему нужно понимать, кто должен быть убит – и чья смерть для невинных людей стала бы наибольшим благом.
Все это не очень помогало.
Запах крови, и крики…
Даже под тяжестью вины, страхов и сомнений Кеншин не думал, что был неправ, что убил самураев, защищая Мию. Но в то же время факт оставался фактом – они имели законное право забрать ее жизнь за то, что она их оскорбила. Означает ли это, что закон неправ? Эта мысль не давала ему покоя. Даже думать об этом казалось слишком большой дерзостью. Но если закон неправ… Что делать?
Кеншин не знал. Кента не знал. По правде говоря, Кеншин не смел даже продолжить эту мысль. Но идея преследовала его.
Они продолжали путешествие, Мастер прикрывал его волосы, и Кеншин пережил очередное унижение, потому что люди всегда глазели на него и замечали это, а теперь, когда слухи об убийстве самурая распространялись… Ну, хотя Кеншин не думал, что поступил неправильно, он был не настолько глуп, чтобы не понимать, что из-за этого вляпался в крупные неприятности.
Ему не хотелось умирать. Ему просто хотелось скрыться. Мастер был согласен с ним.
В этом году они прибыли в дом двенадцатого мастера непривычно рано. В начале осени, на две луны раньше, чем обычно. Мастер сказал, что они останутся здесь на некоторое время. Пока слухи не поутихнут.
Так что они занялись тренировками. Хорошо было то, что это позволило Кеншину спать лучше – истощение от занятий прогоняло сны. Это было отлично, потому что он ненавидел сны о крови.
Обучение состояло в основном из спаррингов и тяжелых физических нагрузок. Все это он уже знал, но это не имело значения. Но спустя несколько недель в перерыве между упражнениями Мастер попросил у него меч. Он послушно отдал его взрослому.
Мастер почесал подбородок и задумался.
– Что-то не так с твоей формой. Вот, попробуй это.
А затем Мастер Хико дал ему Зимнюю Луну.
Кеншин уставился на него в оцепенении. Что происходит? Мастер никогда никому не позволял прикоснуться к его мечу. Никому!
Он сглотнул, но нерешительно взял гладкие деревянные ножны. Кеншин всегда восхищался этим красивым лезвием – длинным, сильным, простым, но элегантным.
– Не смотри на него как идиот. Просто попробуй его. Я хочу кое-что увидеть.
Без дальнейших побуждений Кеншин вынул клинок. Меч был странно тяжелым. Но он не ощущался чужим. Знакомые формы ката текли просто, клинок был словно создан для этого, и Кеншин взволнованно улыбнулся и ускорил танец движений.
– Стоп.
Кеншин взглянул на Мастера с немым вопросом, немного разочарованный тем, что ему пришлось остановиться так скоро. Хико похлопал пальцами старый вакидзаси Кеншина.
– Я был прав. Это лезвие становится слишком коротким для тебя. Если бы я не увидел сам, но не поверил бы. Ты такой же коротышка, как и всегда, но чтобы приобрести надлежащую форму, тебе понадобится настоящая катана.
– О.
С неохотой Кеншин отдал Мастеру Зимнюю Луну и забрал свой вакидзаси. По сравнению с другим клинком он ощущался неловко – слишком короткий, слишком легкий.
На следующий день Мастер собрался в путь.
– Я уйду на некоторое время. Ты оставайся здесь и держись подальше от неприятностей.
– Что? Я хочу с вами!
– Нет. Когда я один, люди не задумываются обо мне, я ронин среди многих таких же. Но на тебя они будут смотреть и припоминать слухи. Для тебя слишком опасно путешествовать…
Так-то оно так.
Остаться одному в пустом доме Кеншину не понравилось. Было так тихо, дом поскрипывал, звуки эхом разносились по нему. Было немного страшно. Всего час спустя он почувствовал, что сходит с ума наедине со своими мыслями, страхами, сомнениями, и поэтому он обратился к духу. Кента был счастлив.
Вместе они тренировались целый день, и в сумерках, и поздно вечером – только бы усталость взяла верх над снами. Это не очень хорошо работало. Махать мечом или заниматься упражнениями без надзора Мастера почему-то казалось глупым.
Но через пару дней, за завтраком, прерывая раздумья Кеншина о снах и воспоминаниях об убитых самураях, Кента вставил хорошую мысль.
– Ты был слишком слаб, чтобы сделать что-нибудь, но когда этот дух потек сквозь стену на твою сторону, мы стали быстрее и сильнее.
– Да?
– Да, это так.
Кеншин прожевал рис и мисо и попытался вспомнить.
Рука душит меня… Я уже почти сдался, а потом пришел Кента, и взять меч оказалось так легко… Уколоть. Увернуться. Рассечь.
Это было так легко. Они же самураи. Мальчику не должно быть легко убить их. Но так и было.
Он сглотнул.
– Ты прав, – произнес Кеншин, все еще держа чашку с остывающим рисом. Да, вместе они были сильнее и быстрее. А это значит…
– Внутреннее использование ки для укрепления организма, – сказал он вслух.
– Да, – прошептал дух, явно довольный.
Кеншин заулыбался. Потому что они разгадали эту загадку. Три года они пытались и наконец поняли – как использовать ки для скорости, для более высоких прыжков, для силы, для самых продвинутых приемов Хитен Мицуруги. Хитрость, которая была настолько отчаянной, чтобы ее освоить, которую он был не в состоянии понять.
